Страница 31 из 58
- Он отдыхает, но проходите, — встрепенулась она и пропустила нас в хижину.
Я огляделась. Это напоминало средневековье: деревянный стол, камин с огнём и
там, на котелке варился ужин, шторы были похожи на клочья грязной ткани,
верёвка, на которой сушилось белье. Всё мрачное, неживое и без надежды на
лучшее.
- Проведи нас к нему, — приказал Таг.
- Конечно, ваше величество, — женщина поклонилась и, развернувшись,
повернула направо.
Мы последовали за ней по обшарпанному коридору из дерева, без обоев, без
краски. Женщина указала на ткань, которая служила дверью в последнюю
комнату, и ушла.
- Он тут? — шёпотом спросила я.
- Да, — также ответил Таг. — Нади, послушай…
- Нет, — перебила я его, — останься тут, я сама.
Я вырвала руку из его ладони, и уверенно подняла ткань и вошла. В нос ударил
запах затхлости и перегара. Комната была похожа на тюремную камеру: узкая
кровать, тумбочка, шкаф, умывальник. Ничего лишнего и чистого.
Я различила на кровати силуэт, знакомый до боли силуэт мужчины.
- Папа, — прошептала я, и мужчина повернулся в мою сторону.
Это был не мой отец, это был человек с серым лицом, запавшими щеками и
тёмными кругами под потухшими глазами, худой, болезненно худой, что когда
он встал, одежда на нём висела лохмотьями.
- Надели? – скрипуче произнёс незнакомец.
- О Боже, — я закрыла рот рукой, и глаза наполнились слезами. — Папа…
- Крошка моя, — он, хромая, начал подходить ко мне.
По щеке скатилась слеза, и я зашагала к нему навстречу, я упала в несвежие
объятья. Но меня это не волновало, мой папа тут. Мой папа.
- Крошка моя, — он гладил меня по волосам, — доченька.
- Папочка, — я ревела в его руках, цепляясь за рубашку, которая под моими
руками рвалась.
- Почему ты тут? – он отстранился.
Я помотала головой и оглядывала такого родного и убитого человека.
- Почему ты тут? — хрипло спросила я.
- Я не могу перейти грань, — печально ответил он и как будто его ноги больше
не держали сел на постель.
- Почему?
- Ох, Надели, я счастлив тебя видеть. Ты стала такой красивой, а волосы, тебе
всегда шли яркие краски, — он улыбнулся. — Я не могу перейти в другой мир
из-за тебя.
- Из-за того, что мама не моя мама? — сглотнув, произнесла я.
- Ты знаешь? — его глаза расширились от страха.
- Да, это правда?
- Правда, доченька. Прости меня, я должен был раньше рассказать, забрать тебя
и уехать, — он закрыл лицо руками и заплакал.
Душа разорвалась вновь от боли и сейчас сочувствия к своему отцу, я подошла
к нему и села у его ног.
- Папочка, я люблю тебя, — шептала я, гладя его по волосам. — Расскажи мне,
как так получилось?
- Не могу, — тихо сказал он и вытер глаза.
- Расскажи, я имею право знать, — потребовала я.
- Хорошо, — кивнул он. — Первый ребёнок, который у нас появился, умер при
родах, как и второй. Третий выжил, и им была Глосс. Луиза души не чаяла в
ней, как и я. Но через четыре года я завёл разговор о новом ребёнке, мне
хотелось всегда большую семью. Средств у нас хватило бы выкормить ещё
восьмерых, но она не хотела и слышать об этом. Перестала быть со мной, она
стала холодной и всю любовь отдавала Глосс. Так продолжалось ещё два года,
пока мы не поругались так сильно, что я ушёл из семьи. Луиза плакала и
просила меня, чтобы я вернулся. Я предложил ей компромисс — суррогатную
мать, и пусть она родит нам. Она согласилась и мы начали поиски, которые
оказались очень сложными. Год мы искали женщину, готовую отказаться от
ребёнка и быть нашим спасением. Моим спасением, ведь Глосс любила
настолько мать, что отец ей был не нужен. Мы сдали требующиеся анализы, и
только с пятой попытки удалось закрепить беременность. Сэнди, женщина,
которая носила тебя, и Луиза уехали в один пансион перед твоим рождением.
Но ты появилась раньше, в Рождество, Луиза отказалась ехать на твоё рождение
и осталась праздновать его в арендованном доме с Глосс. Поехал я, роды были
очень сложными, и у Сэнди началось кровотечение, она умерла. Но ты была
жива, ты была моя, моя доченька. И я назвал тебя Надели. Через шесть дней мы
вернулись домой, и к нам пришёл поверенный Сэнди. Он нам рассказал, что
посмертным желанием его клиентки было подарить нам ребёнка, а точнее, мне.
Яйцеклетка, которую взяли у Луизы, была негодной, и Сэнди предложила свою.
Также она оставила тебе крупную сумму денег на счету, получить ты должна
была их в день своего совершеннолетия. Поэтому Луиза так к тебе относилась, а
я был зол, что меня обманули. Было чувство, что я изменил, что я был неверен
своей жене, что я её предал, хотя так сильно любил. В день, когда мы разбились,
мы спорили в машине, когда лучше рассказать тебе правду. Луиза сказала, что
ты вышла из-под контроля, намекая на твою внешность, ведь ты всегда любила
выделиться, оценки тоже были плохими. Когда я ей сказал, что расскажу тебе
сам и развожусь с ней, потому что я любил другую женщину: добрую,
отзывчивую, нежную. А она превратилась в холодную статую. Луиза не
справилась с управлением, она просто отпустила руль. Я не успел его схватить,
и машина вылетела на встречную полосу, и дальше я оказался тут один.
Я сидела и смотрела на своего отца, который сейчас выглядел намного хуже,
чем когда я пришла сюда. И моё сердце наполнилось такой глубокой и горячей
любовью к нему, таким сочувствием и такой горечью, что он не сказал мне
раньше. Я бы перестала винить себя, перестала бы думать, что я не такая, что я
не заслужила ответную любовь матери, которая даже не была мне ей.
Мне стало легче, душа как будто наполнилась кислородом, и я начала дышать.
- Понимаешь, Надели, почему я не хочу двигаться? Если бы не я, не мои слова,
то мы бы жили. Если бы не моё желание иметь ребёнка только для себя, никогда
бы наша любовь не умерла. И в то же время я не жалею об этом, потому что ты
моя добрая и живая доченька, которую я буду любить всегда, — всхлипывая,
произнёс отец.
- Папа, — улыбнулась я сквозь слёзы, — теперь ты должен двигаться дальше.
Ты рассказал мне всё, и я тебе очень-очень благодарна. Я тоже люблю тебя, и
всегда буду любить. Ты сказал в машине то, что чувствовал, нельзя за это
винить себя. А Луиза, вспомни, в последнее время очень часто впадала в
истерики, какие-то непонятные вспышки. Это не твоя вина, — я взяла его за
руку и сжала ледяную кожу. — Спасибо тебе, что ты настоял на моём