Кровавые слезы Украины

– Вечер добрый, дядя Кузьма, – радостно поприветствовал малый Берест человека у стены.

– Здравствуй, здравствуй, Сашко, – тоже теплым приветствием на приветствие ответил Боярчук.

– Где ты обитаешь?

– В земле.

– ???

– Вырыл землянку и попробую пережить зиму.

– А зачем рисковать, может, пойдешь снова в партизаны?

– Дядя Кузьма, я и так партизан.

– Хочешь сказать – одинокий волк.

– Да! Который должен укусить и загрызть тех, кто убил моих родных. Они мои должники. Я должен долг выбить из них, – философствовал парень.

– Не горячись. Надо еще найти этих бандюгов-кровников, а потом определиться, каким способом выбивать этот самый должок.

– Конечно, для поиска негодяев, а они все для меня таковые, нужна наводка, – согласился Сашко.

О своей службе в полиции Кузьма не поделился с пареньком никакими подробностями. Наверное, понимал, подполье – это тайна из тайн, связанная с большим партизанским отрядом, который поручил ему внедриться в карательный орган новых местных властей.

– Дядя Кузьма, мне бы узнать, где собираются эти шакалы. Остальное – на мне.

– Могу сразу помочь тебе.

– Где? – торопливо спросил Сашко.

– Возле знакомого тебе села Малого есть домик лесника, которого в прошлом году убили бандеровцы, заподозрив его в связях с партизанами.

– Знаю, там жил Карп Назарович Вишня. Мы с батькой не раз бывали у него. Такой приветливый был. Помню, еще он нас угощал диким медом.

– Да, был… К сожалению, сегодня этого человека уже нет… Его жена с дочерью успели убежать к родичам в Белоруссию, а то бы и их отправили к праотцам. Так вот в этой заброшенной хате каждую субботу теперь устраивают оуновцы пьяные оргии, заливая самогоном свои кровавые недельные делишки. А так дом пустует после трагедии…

– А какой сегодня день? – спросил полесский Маугли.

– Среда…

– А то я семь дней проколол в своем лесном календаре, а вот с днями не разобрался.

– Пойди туда – наверняка будет сопутствовать удача, – улыбнулся «полицейский».

Этого достаточно было, чтобы Сашко начал хладнокровно заводиться во имя справедливого действа.

Пружина отмщения стала сжиматься…

Договорились встретиться через десять дней на том же месте.

Взрыв в хате лесника

Придя поздно ночью в свою «берлогу», Сашко долго не мог уснуть, представляя, как он подготовит фугас из неразорвавшегося орудийного снаряда, отнесет к хате лесника, когда там будет очередное пьяное сборище бандитов. Положит фугас тихо под окошко, а потом взорвет его. «От дома вместе «с бандеровской начинкой» ничего не должно остаться – он рухнет и погребет под собой нелюдей, – размышлял Сашко. – Они теперь должны будут ответить за злодейства. Смерть за смерть!»

Он так завел себя, что от досады, негодования, злости, нахлынувших душевным всесокрушающим тайфуном на его сознание, заскрипел зубами. Если бы он посмотрел в это время на себя в зеркало или кто-либо увидел его, то заметили катание на молодом, пухлом и круглом лице не по возрасту рельефных желваков. Ненависть к вурдалакам буквально навалилась и давила его тяжелым прессом…

Проснулся он от косого лучика солнца, настойчиво пробившегося через щель замаскированной двери. Паренек сладко потянулся и тут же вскочил, чтобы размять застоявшиеся мышцы. Перекусив консервами с галетами и запив спартанский завтрак водой, принесенной от недалеко расположенного и звонко журчащего родника, он отправился к своему арсеналу. Облюбовав неразорвавшийся артиллерийский снаряд, он стал возиться с ним – модернизировал стальную болванку под фугас, который должен будет в субботу разнести в щепки домик лесника вместе с его непрошеными гостями.

Двое суток потратил он на конструирование адской машины. Завершил работу в пятницу. Календарь теперь, после встречи с Кузьмой, у него был свой – оригинальный и простой: он небольшим гвоздиком на куске картона делал шесть наколок, а седьмое место Сашко протыкал. Это говорило, что пришло воскресенье.

Рано утром в субботу охотник за жизнями душегубов был уже у объекта диверсии. Сняв мешок с адской машиной, он расположился на возвышенности в густом кустарнике молодого осинника, заросшего крупными зелеными и сочными листьями. У ее подошвы, как бы на нижнем ярусе, стояли заросли колючей ежевики, называемой поместному ожиной, и таким же колким шиповником, что могло свидетельствовать, что ни с какого бодуна пьяный гость не решился бы справить тут нужду и выйти, таким образом, на мстителя.

С потайного взлобка прекрасно просматривались все подходы к избушке, в том числе и со стороны проселочной, хорошо наезженной дороги, покрытой мелкозернистым песком и лесом, который поднимался серой пылью сзади колес машины или при быстрой езде пролетки, запряженной парой гнедых лошадей. Именно такие кони носили по полям его отца – председателя колхоза «Перемога» в большом селе Малое.

Когда отец ехал с поля на ферму, Сашко не раз наблюдал, как этот лес становился настоящей дымовой завесой, сносимой ветерком в ту или иную сторону обочины, в зависимости от его направления.

«Отличное место, лучше не найти – подлет гостей я замечу на дальних подступах к хате», – успокаивал себя Александр.

Сидеть пришлось долго и мучительно. Несмотря на подлесок, создававший тень, захотелось пить. Жажда мучила его целый день. Вдруг под вечер Сашко весь напрягся – тонкий слух юнца уловил сначала далекий глуховатый стук лошадиных копыт, а потом и нарастающие крики веселых мужиков. Через несколько минут он увидел, как пара гнедых красавцев несла плоскую фурманку, устеленную сеном для амортизации. На телеге горлопанили какие-то украинские песни шесть, одетых в полувоенную форму, полещуков разного возрастного уровня.

Двое, как удалось рассмотреть наблюдателю Александру, были совсем молодые – лет по восемнадцать-двадцать. Бородатый седой мужик сидел впереди рядом с возницей. И двое, как определил минер, были среднего возраста – годков тридцати пяти, а может, сорока.

– Тпру-у-у, – послышался голос седовласого мужика.

Когда повозка остановилась возле ворот, мастерски сбитых из деревянных брусков, и лёсовая пыль клубами стала медленно перемещаться вправо, постепенно оседая бежевой пудрой на траву и кустарники, поросшие по обочине дороги, гурьба поддавших «повстанцев» с автоматами разных систем быстро спешилась. За собой у каждого за плечами висели вещмешки.

«Наверное, там сало, хлеб и документы, – подумал Сашко. – Вот бы нашего сальца заиметь – немецкое невкусное. Ох, как хочется! Да и документы почитать. Теперь надо ждать позднего вечера, пока они насосутся самогона в полной мере».

Сидя в засаде, Сашко внимательно, волчьими немигающими глазами наблюдал за своими будущими жертвами, которых он никак не желал отпускать живыми. Он их должен был наказать, покарать, как когда-то говорил его отец: «Полным затмением солнца и земли – смертью!»

Они, по его разумению, заслужили такую судьбу этим суровым приговором. И его этот вердикт впервые над нелюдями – прямыми или косвенными убийцами его родных – исполнит он, Сашко, народный мститель. В такой кончине эти «герои с автоматами» должны винить только себя за пролитую чужую кровь, за издевательства и казни над беззащитными и невиновными согражданами, которые никого не убивали. Казнить за человеческую ненависть, казнить за причиненную ему боль, казнить за бесчеловечность своих кровавых поступков.

«Смерть за смерть!» – прошептали его высохшие губы.

События развивались по всем правилам пикникового жанра. Сначала «туристы» занесли в хату свою амуницию, а потом высыпали на свежий воздух. Разожгли костер посредине двора и стали жарить на прутиках сало. Приятный запах шкварок, доносимый ветром до Александра, тревожил его воображение. Сразу вспомнилась яичница, жаренная мамой на ломтиках этого традиционного для украинцев энергетического продукта. Сейчас запах слегка обгоревшего сала дошел и до него. Затем гости гурьбой, как по команде, направились в хижину лесника.