Гамбит Королевы

Дот было двенадцать, когда она уехала в замок Снейп, в самый Йоркшир, чтобы прислуживать леди Латимер, чьей кормилицей была ее бабушка. Когда Парры жили в Рай-Хаус, еще при бабушке, на них так или иначе работали почти все жители Стэнстед-Эбботс. Во всяком случае, так рассказывали старожилы. Дот уехала после того, как папаша свалился с крыши, которую он перекрывал соломой, и сломал себе шею. Тогда мама начала брать стирку на дом, но денег не хватало даже после того, как Робби пошел работать кровельщиком, как отец. Дот помнит, как по ночам у нее сводило от голода живот. Девочкам доставалось всего по половине черпака похлебки, а Робби – целый черпак, ведь ему нужны были силы, чтобы лазить на крыши с тяжелыми вязанками соломы. Они решили, что им крупно повезло, когда для Дот нашлось место в Снейпе, ведь дома стало на один рот меньше.

Мама дала ей подарок на память – серебряный пенни. Монетка до сих пор вшита в подол ее платья на удачу. Дот помнит, как прощалась с лучшими подругами, Летти и Бинни; они как будто не понимали, что Йоркшир почти так же далеко, как луна; все говорили, что будут делать, когда Дот приедет к ним в гости. Она всплакнула, прощаясь с Гарри Дентом, парнем, который ей приглянулся; их чуть ли не с детства считали женихом и невестой. Гарри клялся, что будет вечно ждать ее. Дот до сих пор очень скучала по Гарри Денту, хотя уже почти не помнила его лица. Еще тогда Дот подозревала, что уже не вернется домой, но ничего никому не говорила – ведь друзья и родные так грустили, прощаясь с ней. Правда, она заехала в Стэнстед-Эбботс, когда ехала в Лондон из Снейпа. Леди Латимер дала ей два дня отпуска, чтобы она повидалась со своими близкими. Но Летти умерла от «потливой горячки», а Бинни вышла за фермера из Уэра. Гарри Дент соблазнил одну местную девицу и сбежал… вот чего стоили все его клятвы! Робби пил больше, чем следовало, и все думали, что он рано или поздно тоже свалится с крыши и повторит папашину судьбу, хотя вслух никто ничего не говорил. Все изменилось, но больше всего изменилась сама Дот. В родном доме она чувствовала себя чужой, все время ударялась о притолоки. Она успела привыкнуть совсем к другой жизни.

– Мне подарил книгу дядя Уилл, она называется «Ле морт д’Артур», – объяснила Мег, возвращая Дот в настоящее.

– Не английская, – заключила Дот. – На каком она языке?

– Название по-французски, – ответила Мег, – но сама книга на английском.

– Почитаем? – предложила Дот. Ей в самом деле хотелось, чтобы Мег почитала, а она послушала. Она провела пальцами по тисненым буквам и прошептала: – «Ле морт д’Артур», – с трудом выговаривая незнакомые звуки. Жаль, что она не понимает, как эти строки и закорючки образуют слова. Ей кажется, что все это какое-то волшебство.

– Да, давай! – ответила Мег.

Хвала небесам, у нее, кажется, улучшилось настроение. Неожиданно Дот улыбнулась. Подумать только, ей, простушке Дороти Фонтен, дочке кровельщика из Стэнстед-Эбботс, читает романы дочь знатного лорда! Вот до какой степени она изменилась.

Дот собирает все свечи, какие может найти, составляет вместе, чтобы Мег было светло читать, и кладет к очагу подушки и шкуры. Они берут книгу, садятся к огню и прижимаются друг к другу. Дот зажмуривается, слушает, и перед ее глазами возникают чудесные картины. Она живо представляет себе и Артура, и Ланселота, и могучего рыцаря Гавейна. Себя она воображает одной из благородных дев, ненадолго забыв о своих распухших, мозолистых руках, своей неуклюжести, угольно-черных волосах и землистой коже, из-за чего она больше похожа на цыганку, чем на благородную даму Камелота с нежной лилейной кожей и льняными волосами.

Две свечи догорели, и Дот встала, чтобы взять другие из коробки.

– Дот, чего ты хочешь больше всего на свете? – спросила Мег.

– Вы первая скажите, – предложила Дот.

– Я хочу меч вроде Экскалибура. – Глаза у Мег сверкнули. – Представь, с ним можно ничего не бояться! – Она взмахивает тонкой рукой, сжимает воображаемую рукоять. – А теперь ты, Дот. Какое твое самое заветное желание?

Даже не задумываясь, Дот воскликнула:

– Хочу мужа, который умеет читать! – И засмеялась.

Как все глупо, если сказать вслух… Ее мечта еще несбыточнее, чем волшебный меч, о котором грезит Мег. Ей кажется, что, признавшись в своем желании, она разрушила чары. Мег ничего не сказала; она как будто задумалась. Дот наклонилась к свечной коробке.

– Больше не осталось, – объявила она. – Сходить принести еще?

– Уже поздно. Пора спать, – ответила Мег, вставая, потянула и положила на постель один из мехов. Дот достала свою свернутую постель – из-под кровати. – Поспи здесь, со мной, – попросила Мег, хлопая по кровати рядом с собой. – Так будет теплее.

Дот подошла к очагу, разбила тлеющие угольки кочергой и поставила перед камином сетчатый экран. Затем она легла, задернув полог балдахина. Девушки оказываются словно в палатке. Крепыш тоже заполз к ним; он долго устраивался, ворочался и вдруг свернулся плотным клубком, насмешив девушек. Дот скользнула между холодными одеялами, растирая ступни, чтобы согрелись.

– И ты такая же беспокойная, как Крепыш, – заметила Мег.

– Да ведь не у всех есть грелка!

Легкая как перышко рука потянулась к ней; она переползла на другую половину широченной кровати. Мег вцепилась в нее, как будто боялась: если она отпустит Дот, ее сорвет с якоря и унесет. От ее ночной рубахи пахло дымом оттого, что они долго сидели у огня; Дот вспомнила, как обнимала маленькую Мин – раньше они с сестренкой спали в одной постели. Она как будто очутилась в чьей-то чужой жизни.

– Если бы мы могли меняться обликами, как Морган ле Фей, – прошептала Мег, – ты могла бы стать мной, Дот, и выйти за Томаса Сеймура. Он бы читал тебе сколько угодно!

– А вы что? – спросила Дот.

– Я, конечно, стала бы тобой…

– И вам бы пришлось каждое утро выносить ночные горшки, – поддразнила ее Дот. – Да и на что такая, как я, знатному лорду вроде вашего Сеймура? Я даже танцевать не умею, ведь я такая неуклюжая!

Обе засмеялись, представив себе это, и крепче прижались друг к другу, чтобы согреться.

– Хвала небесам, у меня есть ты, Дороти Фонтен! – порадовалась Мег.

Чартерхаус, Лондон, апрель 1543 г.

Во дворе послышался цокот копыт. Катерина выглянула из окна спальни, ожидая увидеть кого-нибудь из королевских пажей. Она надеялась, что, если она не будет появляться при дворе, король скоро забудет о ней, но ее надежды не оправдались. Что ни день, ей доставляют подарки: брошь с двумя крупными бриллиантами и четырьмя рубинами; накидку из куницы с куньими же рукавами; верхнюю юбку, расшитую золотом; олений бок, который она почти целиком отдала приходским беднякам. После того как брат Мег и его жена, новые лорд и леди Латимер, уехали в йоркширские поместья и забрали с собой почти всю прислугу, число ее домочадцев значительно уменьшилось, а съесть мясо надо быстро, пока не протухло. Такие подарки делаются неспроста, но сама мысль о том, что она станет любовницей короля, для нее была невыносима. Кроме того, в ее сердце ни для кого нет места: ту его часть, которая не горевала по мужу, занял Томас Сеймур.

Мысли о нем были неуместными, но она невольно ждала пажа, облаченного в красную с золотом ливрею – цвета Сеймуров. Ждала пажа с письмом, с каким-то знаком. Может быть, Сеймур пришлет ей ожерелье? Проходили дни, а она видела лишь пажей в красных с белым ливреях – цвета Тюдоров. Скрепя сердце принимала она нежеланные подарки: восточные притирания; верхний чепец с золотыми наконечниками; пару борзых собак; стихотворение на латыни; силок с фазаном; пару певчих птичек; лютню с итальянской инкрустацией; десять ярдов тонкого алого дамаста; стихотворение на французском; замок, сооруженный из сахара; браслет с тремя крупными изумрудами, шестью сапфирами и гранатом размером с небольшое яйцо; бочонок со сладким французским вином; «Утопию» Томаса Мора, написанную рукой автора; гнедого мерина… дарам не было конца. Катерина пробовала отказаться, но паж, который обычно доставлял их, дрожащим голосом ответил: король накажет его, если он не выполнит его поручение. Поэтому Катерина нехотя принимала подношения короля, но каждое понемногу опустошало ее.