Страница 4 из 20
При выезде за околицу показалась школа. Она стояла на косогоре среди раскачиваемых бураном тёмных берёз. Перед освещёнными окнами кружились снежные вихри.
«Ишь ты!.. Занимаются дотемна! Или, верно, сбор какой!» — подумал Иван Степанович и сказал вслух:
— Ладно, братва, заседайте. Привезу вам новую учительшу.
Он смахнул рукавом с жёсткой бороды и усов снег и сунул в рот папиросу. Но прикурить не удалось: пурга тотчас гасила зажжённую спичку.
Иван Степанович досадливо сплюнул и качнул головой в сторону школы:
— Всё для вас, братва, стараемся. Себя не жалеем. Когда-то от вас помощи дождёшься! Такие-то дела…
Иван Степанович не ошибся: в школе проходил пионерский сбор, только вскоре он кончился. Но, когда ребята, накинув на плечи ватники и шубейки, выскочили гурьбой на крыльцо, свирепый порыв ветра прижал их к стене.
— Ух ты, братцы мои! Расшалилась непогодка! — воскликнул председатель совета отряда Миша Хромов.
— Самум, ребята! — закричала краснощёкая полная девочка. — Гляньте: вот крутит-то! Са-му-у-у-ум! — старалась она перекричать вой ветра.
— Брось ты, Фенька, орать, — откликнулся кто-то из мальчишек. — Самум — это знойный ветер пустынь. Поняла? А тут как на станции «Северный полюс» или в Антарктиде: пурга!
— Ох мамонька, холодно как! — смешливо взвизгнула одна из девочек.
— Айда назад, — скомандовал Миша Хромов. — Есть дело, ребята! Все назад, в школу!
— Да что такое? — недоумевали ребята. — Домой надо… А то совсем заметёт!
— Есть дело… спешное, — настаивал Миша.
Когда все вошли обратно в прихожую, он объяснил:
— Вот какое дело: сегодня приезжает новая учительница, так? Дядя Иван выехал на станцию встречать… А на дворе — видели что? Буран страшной силы! Понятно? Ну как заметёт все пути-дорожки. Заплутаешь. Пропадёшь в сугробах.
Он помолчал, прислушиваясь к вою пурги. Она носилась по крыше, громыхая железом, жестоко рвала двери, билась и стонала под козырьком крыльца, глухо звякала по окнам.
— У кого есть лыжи? — спросил Миша. — Поднимите руки!
Оказалось, что только у троих нет своих лыж.
— А зачем лыжи-то? — раздались голоса.
— Сейчас скажу. Потерпите!
— Можно у девчонок взять, — заметил, деловито шмыгая носом, один из тех, кто не поднял руки. — Вон у Феньки есть… московские. Мать привезла.
— У Фе-е-еньки!.. Моско-о-о-овские! — передразнила толстушка.
Она протискалась вперёд и, подтолкнув Мишу Хромова, сказала:
— Говори, Мишка, чего надумал!
Ребята зашумели:
— Говори давай! Пора по избам!
Хромов похлопал в ладоши:
— Тише! Я скажу… Только не галдите, как вороньё перед ненастьем…
Иван Степанович едва поспел к приходу поезда. Дорогу замело так, словно её и не было вовсе. Ветер попритих, но снег валил не переставая.
Поезд пришёл завьюженный. На буферах и подножках, между тамбурами — всюду нависли комья снега.
Приезжими оказались два железнодорожника и маленькая стройная девушка в тёмном пальто с барашковым воротником, такой же шапочке и в суконных ботиках, казавшихся совсем детскими.
Ей кто-то помог выгрузить из вагона вещи. Она торопливо поблагодарила. Поезд свистнул и ушёл. Пассажирка оглянулась по сторонам.
Станционный фонарь осветил совсем юное девичье лицо, раскрасневшееся в тепле вагона.
Иван Степанович даже усомнился: «Она ли?» Но всё же поспешил к платформе.
— Не учительница ли будете, Марья Александровна? — спросил он неуверенно.
— Я самая, — ответила девушка. — Здравствуйте! Вы из колхоза «Новый путь»?
— Точно так. Встречаем вас… С благополучным приездом, стало быть!»
— Спасибо! — улыбнулась девушка и, здороваясь, стянула с руки двойную шерстяную рукавичку. — Как вас зовут?
Иван Степанович назвался. Упомянул и свою колхозную должность, только сказал о себе по старой армейской привычке, что не конюх, а «ездовой». Затем осторожно тряхнул маленькую руку приезжей, не ощутив в этой руке никакой крепости и силы, и подумал: «Девчонка, ну и впрямь! Форменная девчонка! Вот так учительша!» Однако нести чемоданы ей не позволил:
— Не положено, Марья Александровна! Потому вы сейчас есть гостья, а я ваш провожатый. Сумочку берите — это ладно!
Лошадь была привязана к одной из досок заколоченного крест-накрест ларька с надписью «Воды» и с хрустом жевала сено.
Иван Степанович выбросил из саней верхний слой запорошённого снегом сена, сбил всё в пышную кучу и потребовал, чтобы Марья Александровна надела на себя собачью доху. Потом помог ей удобнее усесться и набросил на ноги полушубок.
— Так не застынете. Ехать недалече, да нынче дороги нет. Завалило всё. Может, где и помаемся в сугробе. А ежели выверну, тоже не взыщите!
— Ничего, Иван Степаныч, действуйте смело, — засмеялась девушка.
— Есть действовать!
Иван Степанович причмокнул губами и дёрнул вожжи.
Ехали в глубоком снегу. Он валил теперь в безветрии сплошной отвесной стеной. Иногда полозья теряли опору и сползали в сторону, бороздя какой-нибудь сугроб. Иван Степанович досадливо дёргал вожжи, ругал себя старым дурнем и привставал в санях, стараясь по едва видимым приметам угадать дорожную колею.
Мария Александровна полулежала, прикрыв лицо от снега воротником дохи, расспрашивала о школе и ребятах.
— Школа ничего, — отвечал Иван Степанович. — А вот ребята больно озорные. Спаси и помилуй! Особливо мальцы… Тяжко вам будет с ними по молодости.
— Молодость не помеха, Иван Степанович!
— Так-то оно так, — уклончиво заметил он.
— А ждут они меня? — спросила Мария Александровна.
— Как не ждать?.. Ждут! Да только вы не надейтесь на радости. Говорю вам — архаровцы, шельмецы. Народ хоть и маленький, да шибко боевой. Есть, конечно, которые сознательные… Однако мало!
Мария Александровна тихонько вздохнула:
— Ничего, Иван Степанович, поладим.
— Поладишь с ними… Э-э-эх! — вдруг неистово крикнул он. — Куда гнёшь, бесстыжий! Ослеп! Вот я тебя!
Он взмахнул кнутом и спрыгнул с накренившихся саней.
Лошадь стояла по брюхо в сугробе.
Иван Степанович, придерживаясь рукой за оглобли, пробирался вперёд, увязая в снегу.
— Ишь куда тебя занесло, балбесина.
— Я помогу! — крикнула Мария Александровна, освобождаясь от тяжёлой дохи.
— Но, но! Сидите! Не вылазьте! Глыбко тут. Снег чуть не по макушку.
Он взял лошадь под уздцы и оглянулся. Кругом было черным-черно.
— Мать честная, с дороги сбился… — сплюнул он с досады, негодуя на себя, на тьму кромешную и снег, на ветер, который вновь поднимался, вороша снежные холмы.
услышал Иван Степанович за своей спиной весёлый звонкий голос Марии Александровны. Она пробивалась к нему по пояс в снегу, разгребая руками пушистую снежную насыпь.
Иван Степанович оглядывался, стараясь прикинуть на глазок направление дороги, но, кроме куста, который торчал перед самой мордой лошади, ничего не видел.
— Сейчас, Марья Александровна, сейчас! — успокоительно покрикивал он. — Кажись, малость влево взяли. Подержите конягу. Я сей минут определюсь!
Он пошёл, огибая кусты, ныряя в снежных отвалах, шепотком кляня и ругая всё на свете. И вдруг ему показалось, что сбоку что-то блеснуло. Он повернулся вправо и увидел, как вдали, в глубокой тьме, вспыхнул огонёк. Свет был очень слаб и мигал, словно угасая, но потом вдруг стал разгораться всё больше и больше.
— Это костёр! — крикнула Мария Александровна. — Видите?
— Вижу, вижу! — обрадованно отозвался Иван Степанович.
Теперь костёр горел так ярко, что Иван Степанович отчётливо увидел впереди цепочку мелких ёлок, что росли по краю дороги.
Иван Степанович вернулся, взял лошадь за повод и, огибая справа кусты, уверенно вывел санки на дорогу.