Полиция на похоронах

– То есть ты положительно уверен, что убийцу надо искать среди Фарадеев?

Прямо Маркус не ответил. Он провел рукой по волосам и вздохнул.

– Это ужасно. Эндрю даже не ограбили. Если бы у него забрали бумажник, от меня была бы хоть какая-то польза. Если бы он случайно свалился в реку по дороге домой, никто бы особо не расстроился. Но все это теперь исключено, я видел труп. Кто-то связал его по рукам и ногам и практически отстрелил ему голову. За полчаса до твоего приезда полиция сообщила, что пистолет до сих пор не найден. Боюсь, никаких сомнений быть не может. Как сказал главный констебль, «это гнусное убийство».

– Почему? – спросил Кэмпион.

Маркус вытаращил глаза.

– Ну как же… все факты на это указывают.

– Нет-нет, я не про то. Почему его могли убить? С какой целью? Насколько я понял, он был обыкновенный неприятный старикан – как и большинство дядюшек. И притом практически нищий. Уже одно это должно было обеспечить ему долгую жизнь.

Маркус кивнул.

– В том-то и загвоздка. Да, от букмекера пришел чек на крупную сумму, но судмедэксперт убежден, что тело пролежало в воде минимум неделю. Так что деньги тут ни при чем. Серьезных долгов у него тоже не было, так, все по мелочи. Денег нет ни у кого из семьи, кроме самой старухи. Словом, явного мотива я не вижу.

– Кроме одного, – заметил мистер Кэмпион. – Чем меньше претендентов на наследство, тем больше достанется остальным.

Маркус опять начал задумчиво ворошить угли в камине.

– Тоже не годится. Строго между нами – впрочем, я убежден, что вся семья давно в курсе, – некоторое время назад старуха Фарадей изменила завещание. Эндрю Сили, племяннику ее мужа, она не оставила вообще ничего. После ее смерти ему пришлось бы либо умереть с голоду, либо жить на подачки не слишком-то щедрых родственников. Сам виноват. De mortuis nil nisi bonum, о мертвых или хорошо, или ничего… Но Эндрю, как ни крути, был гнусный человечек. Вздорный мелочный тип с физиономией пройдохи. Меня самого регулярно подмывало ему врезать. А с другой стороны… они все не сахар. Сама старуха – да, благородная великосветская дама, да и Кэтрин – добрая душа, хотя глупых женщин я не уважаю. Но меня пугает вот что: в подобной обстановке меня самого начала бы обуревать жажда крови…

– А Джулия, – проговорил мистер Кэмпион, потрясенно внимавший тираде Маркуса, обычно неразговорчивого и приземленного, – что можешь рассказать про Джулию? Мне про нее почти ничего не известно. По словам Джойс, она – старая дева с трудным характером.

Маркус призадумался.

– Она меня всегда сбивает с толку. То ли она крайне умна и оттого сварлива… или же просто сварлива. Но связать взрослого мужчину по рукам и ногам, застрелить его и сбросить в реку – причем сделать это буквально за несколько минут, по дороге из церкви домой, – ну уж нет, друг, не глупи!

– Кто-то же это сделал, – с сомнением в голосе проговорил Кэмпион.

Маркус пожал плечами.

– Как знать? Последним его видел Уильям. Если бы полиция нашла орудие убийства, он бы уже сидел под замком. – Он резко вскинул голову. Из коридора донеслись тяжелые шаги, а затем в дверь тихо постучали. Горничная внесла небольшой серебряный поднос с визитной карточкой. На ее лице читалось неодобрение. Маркус в некоторой растерянности принял карточку, прочел и передал Кэмпиону.

Мистер Уильям Фарадей

«Обитель Сократа»,

Трампингтон-роуд, Кембридж

Оба были крайне удивлены, увидев на карточке имя человека, которого они только что обсуждали. С обратной стороны Кэмпион обнаружил записку, сделанную размашистым почерком и оттого с трудом поместившуюся на небольшом квадратике плотной бумаги.

«Буду премного благодарен, если вы уделите мне несколько минут своего времени. В.Ф.»

Маркус приподнял брови и растерянно убрал карточку в карман.

– Ведите его сюда, Харриет.

Глава 4

Плут

– Что же, есть над чем призадуматься, – пробормотал Кэмпион. – Какая здесь подойдет ремарка: «Входит убийца» или же «Появляется Невинность в обличье Марса»?

Ответить Маркус не успел. Дверь открылась, и в комнату вошел дядюшка Уильям.

Точнее не вошел, а практически ворвался, разом перевернув сложившиеся представления мистера Кэмпиона о своей персоне. Мистер Уильям Фарадей был невысокий господин лет пятидесяти пяти, розовощекий, с брюшком, в смокинге устаревшего фасона, с желтовато-седыми волосами и яркими жадными глазками. Его усы, явно подстриженные на военный манер, не производили задуманного впечатления. Руки у него были пухлые, а лакированные ботинки с квадратными носами подчеркивали самодовольство и щеголеватость хозяина.

Он быстро прошел через комнату, пожал руку Маркусу и обернулся к Кэмпиону – тот как раз поднялся с кресла. При виде молодого человека проблеск радушия в маленьких голубых глазках Уильяма поразительно быстро сменился откровенным изумлением, и он даже невольно нацепил на нос пенсне, что висело на широкой черной ленте.

Маркус коротко представил их друг другу, и старик едва не разинул рот от удивления.

– Кэмпион? Кэмпион? Не тот ли самый… э-э… Кэмпион?

– Один из рода, не сомневайтесь, – ляпнул в ответ молодой человек.

Мистер Фарадей натужно закашлялся, затем примирительно протянул ему руку.

– Рад знакомству, – произнес он, после чего вновь обратился к Маркусу: – Ваша очаровательная невеста, Джойс, только что вернулась домой, – порывисто заметил он, – и от нее я узнал, что вы, вероятно, сегодня вечером никуда не уйдете, вот я и решил… кхм… заглянуть. – Он погрузился в предложенное Маркусом кресло и тут же закричал Кэмпиону, который начал было вежливо ретироваться к двери: – Нет-нет, не уходите, сэр! Никаких тайн. Я пришел поболтать с Маркусом об этом гнусном скандале.

Свирепость его тона в любой другой ситуации была бы потешной, но в глазках Уильяма читался страх, и вообще вид у него был жалкий, как у пресловутой лягушки в кипятке.

– Скверное дело, Маркус, мой мальчик, – пыхтя и отдуваясь, продолжал он. – Крайне скверное! Нужны хорошие мозги, чтобы расхлебать эту кашу без лишнего шума. А шум поднимется, как пить дать… Ох уж мне этот Эндрю, – внезапно повысил голос Уильям, изрядно напугав этим собеседников, – даже умереть спокойно не мог, всем досадил. Я по его милости целый час просидел в полицейском участке, отвечал на вопросы…

Он недоверчиво посмотрел на мистера Кэмпиона, явно гадая, какая польза может быть от этого странного молодого человека в столь критической ситуации. Затем вновь обратился к Маркусу:

– Что ж, мой мальчик, раз ваш отец до сих пор не вернулся – да и, признаться, он уже малость староват для таких дел, верно? – что вы планируете делать? Я рассказал полиции все, что знаю – то есть почти ничего, как вы понимаете. Они, по правде говоря, остались не слишком довольны моим рассказом. Даже как будто подозревают меня в чем-то – хотя совершенно непонятно, как меня можно в чем-то подозревать. Ох уж этот Эндрю… – повторил Уильям. – Сидит сейчас в своем подземном царстве – или куда он там угодил, – и посмеивается над нами. Вот, мол, в какое неприятное положение я загнал любимых родственничков!

Маркус, слегка смущенный столь откровенно недобрыми речами дяди Уильяма, предостерегающе кашлянул. Но тот даже не подумал отклониться от намеченного курса.

– Не знаю, что вы сказали мистеру… э-э… Кэмпиону про наше с Эндрю возвращение домой из церкви и его идиотскую прихоть пойти пешком. Я немного задержался у входа – беседовал с миссис Берри, – а когда вышел, мой братец уже отпустил водителя. Иначе бы я его уговорил поехать, и мы бы благополучно избежали неприятностей. Я, правда, не очень понимаю, почему полиция убеждена, что все случилось именно в тот день: никаких улик, подтверждающих это, попросту нет. Впрочем, вы все уже знаете, верно? И про мой разговор с ненормальным братцем тоже? Конечно, я его пересказал полиции… Удивительное дело! Они с трудом поверили, что два взрослых человека могли разругаться по такому пустяковому поводу – как лучше возвращаться домой. «Черт подери, – сказал я этому гнусному хаму в форме, – нормальные люди просто не любят, когда им перечат, взрослые они или нет». И потом, у меня бы разболелись ноги. Вешу-то я изрядно, не то что Эндрю. Он у нас был хилый, знаешь ли. Ладно, о покойниках плохо не говорят…