Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12



Потому искуситель поспешил прийти и не был удержан. Уже одно то, что искуситель приходит вместе с заповедью, могло бы вразумить искушаемых, что он – искуситель, и предостеречь их от козней его. Искуситель приходит и обещает им нечто великое, да он и не мог хвалиться чем-либо малым. И тот, кто в змие, так сказал через него жене: Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? (Быт. 3, 1). Здесь необходимо заметить, что велика была бы заповедь, если бы запрещалось вкушать плоды всех деревьев, как сказал змий, а поскольку заповедовалось противоположное, то заповедь почти и не считалась заповедью, ибо была очень легка и дана только на время, пока не отступит от них искуситель.

Ева отвечала змию и сказала: Плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть (Быт. 3, 2–3). Змий и бывший в змие, слыша, что плоды всех райских деревьев отданы им в пищу, а запрещено вкушать плоды только одного дерева, думали уже, что со стыдом им должно удалиться, потому что увидели, что обещать им нечего. Поэтому искуситель обращает внимание на самую заповедь Давшего ее, которой запрещалось не только вкушать плоды дерева, но даже приближаться к нему, и он понял, что Бог предостерегал их от воззрения на дерево, чтобы они не пленились красотой его, а потому склоняет Еву обратить на него взор и говорит: Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло (Быт. 3, 4–5). Ева не вникла в слова змия, не рассудила, что он как искуситель говорит противоположное тому, что сказал Бог, не возразила змию его же словами и не сказала: «Как откроются глаза мои, когда не закрыты? И как, вкусив плодов дерева, я узнаю добро и зло, когда и до вкушения имею знание об этом?» Она упустила из вида, что нужно было ей сказать в ответ змию, и по желанию его отвратила очи свои от змия, который был перед ней, устремив взор на дерево, к которому запрещено было приближаться.

Змий умолк, потому что примечал давно уже ее виновность. Не столько услышанное Евой обещание убеждало ее вкусить плода этого дерева, сколько устремленный на дерево взор обольщал сорвать плод его и вкусить. Ева могла сказать змию: «Если я лишена зрения, то как вижу все видимое? Если я не умею различать добра и зла, то почему понимаю, хорошо ли или плохо твое обещание? Почему знаю, что хорошо быть богом, прекрасно иметь открытые глаза? Откуда мне известно, что смерть – это зло, если я лишена этого? Для чего ты пришел ко мне? Приход твой к нам свидетельствует, что мы имеем все это, потому что твое обещание я проверяю тем зрением, которое уже имею, и той способностью различать добро и зло, которая уже есть у меня. Если же имею у себя то, что ты обещаешь мне, то где вся твоя хитрость, если от меня не укрылось твое коварство?» Но Ева не сказала этого змию, потому что, сказав так, победила бы его. Вместо этого она устремила взор свой к дереву, чтобы скорее быть побежденной.

Ева, предавшись пожеланию очей своих и захотев стать богом, что обещал ей змий, срывает запрещенный плод и вкушает тайно от мужа своего, а потом дает и мужу, который также вкушает. Поскольку Ева поверила змию, то поспешила и вкусила прежде мужа, надеясь, что, уже облеченная божеством, она возвратится к тому, от кого произошла человеком. Она поспешила вкусить прежде мужа, чтобы стать главой того, кто был ее главой, стать повелительницей того, от кого должна была принимать повеления, явиться по божеству старше того, перед кем была моложе по человечеству. Когда же вкусила и не стала прекраснее прежнего, хотя и не умалилась, но и не приобрела того, чтобы открылись у нее очи, потому что не сделалась богом, как ожидала; не заметила она также, что открылись у нее глаза увидеть свою наготу, – тогда принесла плод и мужу своему и многими просьбами убедила его вкусить, хотя и не написано, что упрашивала его.

Итак, Ева, вкусив, не умерла смертью, как сказал Бог, но и не стала богом, как говорил змий. Если бы открылась ее нагота, то Адам пришел бы в страх и не вкусил, и хотя не стал бы виновен как невкусивший, однако же не был бы и победителем, как не подвергшийся искушению. В таком случае Адам удержался бы от вкушения наготой жены, а не любовью к Давшему заповедь или страхом Божиим. Поскольку же было необходимо, чтобы Адам ненадолго подвергся искушению от обольщения Евы, как и она искушалась обещанием змия, то Ева приблизилась к древу, вкусила плод его, и не открылась нагота ее. Когда же обольстила она Адама и вкусил и он, тогда, говорит Писание, открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги (Быт. 3, 7). Итак, глаза их открылись, но не для того, чтобы стать им богами, как говорил змий, а для того, чтобы увидеть наготу свою, чего и домогался враг.

Потому-то и были прежде открыты глаза прародителей, чтобы видеть все, заключены же, чтобы не видеть им древа жизни и собственной своей наготы. Враг завидовал прародителям, потому что они по славе и дару слова явились выше всего, что на земле; им одним обещалась вечная жизнь, какую могло дать древо жизни. Таким образом, завидуя и тому, что было у Адама, и тому, что должен был он приобрести, враг устраивает козни свои и в кратковременной брани отнимает у них то, чего не должно бы им утратить и в продолжительной борьбе. Если бы змий не вовлек их в преступление, то они вкусили бы плодов древа жизни и древо познания добра и зла тогда не стало бы для них запретным, потому что от одного из этих деревьев приобрели бы они непогрешительное знание, а от другого приняли бы вечную жизнь и в человечестве стали бы богоподобными.



Прародители приобрели бы непогрешительное знание и бессмертную жизнь еще во плоти, но змий своим обещанием лишил их того, что они могли приобрести, уверил, что они приобретут это преступлением заповеди – и все для того одного, чтобы не приобрели обещанного Богом через соблюдение заповеди. Обещав, что будут как боги (Быт. 3, 5), лишил их этого, а чтобы обетованное древо жизни не просветило очей их, обещал, что очи их откроет древо познания.

Если бы прародители захотели и после преступления заповеди покаялись, то хотя не возвратили бы себе того, чем обладали до преступления заповеди, но, по крайней мере, избавились бы от проклятий, какие изречены земле и им. Конечно, и Бог замедлил прийти к ним для того, чтобы они осознали взаимную вину и, когда Он, Милосердный Судия, придет к ним, стали бы умолять Его. Появление змия не было замедлено, чтобы красивый вид древа не увеличил соблазна. Судия же медлил прийти, чтобы дать возможность прародителям приготовиться к молению. Но поспешность искусителя не помогла им, хотя поспешность эта могла служить к их пользе; не воспользовались они и медлительностью Судии, хотя медлительность эта имела ту же цель.

И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылись от лица Господа Бога между деревьями рая (Быт. 3, 8). Не одним долготерпением, показанным прародителям, Бог хотел им помочь, но и звуком стоп Своих желал оказать им помощь; тихие стопы Его для того и издавали звук шагов, чтобы приготовились они умолить Производившего этот звук. Когда же ни медлительность Его, ни предшествующий Ему глас не произвели того, чтобы они пришли и предстали Ему с молчанием, тогда Бог к шуму Своих шагов прибавил глас уст Своих и сказал Адаму: Где ты? (Быт. 3, 9). Но Адам, вместо того чтобы исповедать вину свою и умолять Милосердного прежде, чем произнесет Он на него определение суда, говорит: Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что увидел, что я наг, и скрылся (Быт. 3, 10). Звук шагов, предшествовавший Богу и возвещавший осуждение Адамово, изображал тот глас Иоаннов, который должен предшествовать Сыну Божию: Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое… а солому сожжет огнем неугасимым, пшеницу же очистит, чтобы положить ее в житницу Свою (Мф. 3, 12).

Голос Твой я услышали убоялся. Когда же слышал ты голос Его, как услышал теперь? Ибо вот, когда создал Он тебя, ввел в рай, навел на тебя сон, взял ребро твое, создал и привел к тебе жену, не слышал ты голоса Его. Если же слышать голос Его для тебя есть нечто совершенно новое, то пойми хотя бы теперь, что шум Божественных стоп был для того, чтобы уста твои принесли моление. Скажи же Богу, пока Он не начал спрашивать тебя, о приходе змия, о преступлении твоем и Евином. Исповедь уст твоих, может быть, очистит вас от греха, который сделали руки ваши, сорвавшие плод. Но прародители не исповедали того, что сами сделали, сказали же Всеведущему, что в них происходило.