Страница 26 из 138
Упрямый Себастьен Цорн отказывается изумляться всем этим чудесам, Фрасколен довольно сдержан в выражении своих чувств, но восторженный Ивернес пребывает в непрерывном восхищении. По его мнению, еще до истечения двадцатого века плавучие города станут бороздить все моря. Они и в грядущие времена будут последним словом прогресса и комфорта. Какое великолепное зрелище представит плавучий остров, навещающий своих океанских собратьев! Что касается Пэншина, то он совершенно опьянен разговорами о миллионах, о которых здесь, среди богачей, говорят так, словно дело идет о каких-нибудь двадцати пяти луидорах. Крупные банкноты находятся в повсеместном обращении. Иметь при себе две-три тысячи долларов — дело самое обычное. И «Его высочество» частенько обращается к Фрасколену с просьбой:
— Послушай, старина, не разменяешь ли сто пятьдесят тысяч франков?..
Уверенные в том, что они всюду встретят отличный прием, музыканты Концертного квартета завели кое-какие знакомства. Впрочем, кто не проявил бы к ним любезности после оглушительных рекомендаций Калистуса Мэнбара?
В первую очередь они отправились с визитом к своему соотечественнику Атаназу Доремюсу, учителю танцев, грации и хороших манер. Этот славный человек снимает в правобортной части города, на Двадцать пятой авеню, скромный домик за три тысячи долларов, прислуживает ему старая негритянка, он платит ей сто долларов в месяц. Атаназ Доремюс искренне рад завести дружеские отношения с французами… с французами, которые делают честь Франции.
Это семидесятилетний старичок, худощавый, сухонький, маленький; глаза у него живые, зубы еще целые и своя собственная, вьющаяся густая шевелюра, такая же белая, как и его бородка. Он выступает степенно, ритмически покачиваясь, выпятив грудь, выпрямив стан, округлив руки и слегка вывернув ноги, обутые в безукоризненные ботинки. Наши артисты с удовольствием вызывают его на разговор, и он с готовностью ведет беседу, ибо весьма словоохотлив и любезен.
— Как я счастлив, дорогие мои соотечественники, как я счастлив, — повторяет он раз двадцать при первой встрече, — как я счастлив вас видеть! Как хорошо, что вам пришла в голову прекрасная мысль обосноваться в нашем городе! Вы об этом не пожалеете! Теперь, когда я к нему привык, мне совершенно не понятно, как можно жить иначе!
— А с какого времени вы здесь находитесь, господин Доремюс? — спрашивает Ивернес.
— Да уже полтора года, — отвечает учитель танцев, становясь во вторую позицию. — Я здесь с самого основания Стандарт-Айленда. Благодаря прекрасным рекомендациям, которые я получил в Новом Орлеане, где тогда жил, мне удалось добиться, чтобы мистер Сайрес Бикерстаф, наш обожаемый губернатор, принял меня на службу. С того благословенного дня жалованье, назначенное мне за руководство школой танцев, грации и хороших манер, позволяет мне жить здесь…
— Как миллионеру! — восклицает Пэншина.
— О, знаете, здешние миллионеры…
— Знаю… знаю… дорогой маэстро. Но, как намекал директор управления искусств, занятия в вашей школе не очень усердно посещаются?
— Да, ученики у меня имеются только в городе и исключительно среди молодежи. Американцы считают, что они уже от рождения в полной мере наделены необходимым изяществом. Поэтому молодые люди предпочитают брать уроки тайно, и я тайно обучаю их хорошим французским манерам.
Болтая, он улыбается, жеманится, как старая кокетка, все время принимает разнообразные грациозные позы.
Атаназ Доремюс, пикардиец из Сантерра, покинул Францию в ранней молодости и обосновался в Соединенных Штатах, в Новом Орлеане. Там, среди французского по происхождению населения некогда принадлежавшей нам Луизианы, ему часто представлялась возможность проявить свои дарования. Принятый в лучших семьях, он имел успех и смог даже сделать кое-какие сбережения, но лишился их в один прекрасный день благодаря краху самого что ни на есть американского размаха. Это было как раз в тот момент, когда «Стандарт-Айленд компани» начинала свое дело, распространяя всюду проспекты, давая широковещательные рекламные объявления, взывая ко всем этим сверхбогачам, которые неслыханно нажились на строительстве и эксплуатации железных дорог, разработке нефтяных источников, торговле свининой или солониной. Тогда Атаназу Доремюсу пришла в голову мысль просить места у губернатора нового города, где преподаватель такого рода, как он, не имел бы конкурентов. Известный с самой лучшей стороны семейству Коверли, происходившему из Нового Орлеана, он был принят благодаря рекомендации главы этого семейства, которому предстояло стать одним из виднейших именитых людей правобортной части Миллиард-Сити. Вот каким образом случилось, что француз и притом пикардиец стал одним из служащих плавучего острова. Правда, уроки он дает только у себя на дому, а предоставленный ему для занятий зал казино отражает в своих зеркалах только самого учителя. Но это не смущает г-на Доремюса, ведь жалованье его от этого нисколько не уменьшается.
В общем же, это добрый человек, немного смешной, немного маньяк, не без некоторой самовлюбленности, глубоко убежденный в том, что он унаследовал искусство Вестриса и Сен-Леона, а также традиции Браммелла и лорда Сеймура. В глазах же членов квартета он прежде всего их соотечественник, — качество, которого нельзя не ценить за несколько тысяч миль от Франции.
Четверо парижан рассказывают ему о своих злоключениях, сообщают, при каких обстоятельствах попали они на плавучий остров, каким образом их завлек сюда Калистус Мэнбар, — именно завлек, иначе не скажешь, — и как судно отплыло через несколько часов после того как они на нем очутились.
— Все это не удивительно со стороны нашего директора, — отвечает старый учитель. — Очередная его выходка… не первая и не последняя! Настоящий потомок Барнума, который в конце концов скомпрометирует Компанию… бесцеремоннейший господин, которому следовало бы взять несколько уроков уменья держать себя… Один из тех янки, которые разваливаются в кресле, а ноги кладут на подоконник!.. По сути дела он не плохой человек, но, к сожалению, считает, что ему все дозволено!.. Впрочем, дорогие мои соотечественники, вам не стоит сердиться на него за эту выходку. Конечно, неприятно, что вы не смогли дать в Сан-Диего обещанный концерт, но в остальном вы только будете радоваться своему пребыванию в Миллиард-Сити. К вам проявят столько внимания, вы будете так довольны…
— Особенно в конце каждой четверти года! — отвечает Фрасколен, — его обязанности казначея труппы начинают приобретать весьма важное значение.
В ответ на заданный ему вопрос о соперничестве между двумя частями острова Атаназ Доремюс подтверждает слова Калистуса Мэнбара. По его мнению, это соперничество является темным облаком на горизонте острова и даже угрожает в ближайшем будущем бурей. Есть все основания опасаться, что между обитателями правого и левого бортов возникнет борьба интересов и самолюбий. Семейства Танкердонов и Коверли, самые богатые на острове, относятся друг к другу с возрастающей неприязнью, и если какие-нибудь новые обстоятельства не сблизят их, может произойти взрыв. Да… взрыв!..
— Нам-то что до этого, — лишь бы не взорвался остров… — говорит Пэншина.
— Да уж пусть не взрывается, пока мы здесь! — добавляет виолончелист.
— О!.. Остров прочен, дорогие соотечественники! — отвечает Атаназ Доремюс. — Вот уже полтора года плавает он по морям, и ни разу еще не случалось ни одного сколько-нибудь значительного повреждения. Приходилось только исправлять пустячные поломки, из-за которых мы даже не возвращались в бухту Магдалены! Подумайте, ведь остров сделан из лучшей листовой стали!
— Вот — главное, и если уж стальная основа не дает в этом мире полной безопасности, то какому металлу довериться? Сталь — это железо, а разве наш земной шар не состоит в значительной степени из углеродистых соединений? Словом, Стандарт-Айленд — планета в миниатюре.
Пэншина спрашивает учителя танцев, что тот думает о губернаторе Сайресе Бикерстафе.