Отдел Химер

— Э-э-э… — только и смог протянуть я. Но Майя уже звонила Ольге.

Старик появился через пять минут, вызвав у нас те же ощущения, что и всегда. Возникнув в фургоне, сразу ставшем тесным и неуютным, молча повисел передо мной. Словно раздумывал, убить меня сразу или доставить себе радость, немного помучив.

Посмотрел запись и, немного помолчав, пророкотал своим наводящим ужас голосом, заставляющим дребезжать стекла:

— Что ж, молодые люди. Готовьтесь в загранкомандировку. Надеюсь, что въездные визы вам не понадобятся?

— Куда едем-то? — осторожно поинтересовалась Майя.

— Спасать вашего подопечного, куда ж еще. — Мне показалось, что Старик ухмыльнулся. — А также объяснить некоторым потерявшим чувство страха господам, кто здесь хозяин.

Глядя на унылую пустыню, я невольно начинал верить, что ад существует. Сейчас это казалось вполне реальным, ибо выжженная солнцем земля была свидетельством этого. Жара надвигалась словно гиппопотам — медленно, лениво, но неотвратимо. Пересохшая растрескавшаяся почва навевала чувство тоски и безысходности. Невысокие горы, оставшиеся за спиной, не добавляли очарования унылому ландшафту. Ветер гнал пыльные смерчи. Марево затянуло горизонт, и небо тускло блестело где-то очень высоко. Далеко-далеко что-то гремело, навевая мысли о грозе. Но, увы, дождя нет. Ах, с каким бы наслаждением я подставил лицо крупным каплям… Увы…

Изнуряющий зной, горячий ветер с мелкими песчинками. Бескрайняя выжженная поверхность. И пересохшей глотке не хватает влаги. Должно быть, это солнце так действует. Вообще-то самая большая амплитуда температур — в сто шесть целых и семь десятых градуса по Цельсию — зарегистрирована в якутском городе Верхоянске, где морозы достигают минус семидесяти, а в июле температура как-то поднялась до температуры человеческого тела. То есть равнялась тридцати шести и семи десятым. Я же расклеился при каких-то плюс двадцати, которые, несмотря на ноябрь, стойко держались в этой чертовой пустыне. Всё же любое живое существо словно цепью привязано к своей экосистеме. И, вытащив глубоководную рыбу на поверхность, мы неминуемо обрекаем ее на гибель. Наша же «ниша» — темное время суток. Однако Асмодей не из тех, с кем можно поспорить. Да, если честно, никто и не собирался.

Ведь как ни крути, а мы в долгу перед Олегом Искриным, наивным романтиком, которому, благодаря природному уму, удалось слегка приоткрыть завесу неведомого. Идеалист — вкусный корм для любых хищников. Так что в известной мере мы не только выполняли приказ, но и шли по зову совести.

Человек ведь всегда отдает свои долги. Платит по счетам. Он чтит других и держит слово. Не ища при этом абсолютно никакой выгоды. Бескорыстно, исключительно ради самоуважения. И он всегда исполняет обещанное. Не под принуждением, а просто для того, чтобы оставаться в согласии с самим собой.

С момента пропажи Олега прошло три дня. Всё это время мы с Майей были предоставлены самим себе. Отсыпались днем, а ночью с замиранием сердца ждали, что вот-вот всколыхнется пространство, заставляя встать дыбом волосы на загривке, и откроется портал, пропуская Старика. Плюс всё усиливающееся беспокойство за судьбу пропавшего. Но, словно подвергая нас наказанию, Асмодей выжидал. Не зная куда себя девать, мы тупо слонялись по квартире, боясь выйти на улицу. Что было совсем уж глупо, так как найти нас Химера могла в любой точке мира.

Наконец долгожданный портал открылся и, содрогаясь от привычного ужаса и немея от радости, вызванной окончанием пытки, мы получили инструкции. До таинственного прохода на болоте добрались поездом. Видимо, время в запасе имелось, так как в противном случае Асмодей задействовал бы военный самолет. Всё же пропажа человека, находящегося под колпаком у Отдела Химер, — случай из ряда вон.

Добравшись до места, связались с Санаторием и подождали появления Старика. Ничего не объясняя, он провел нас к одному из ответвлений главного коридора.

— Прошу вас, молодые люди.

И устремился вперед. Пройдя несколько десятков шагов, оказались в этом забытом Богом месте и уже минут сорок плетемся по чертовой пустыне. Иногда взлетая. Но в таком пекле переход в охотничий режим равносилен погружению в жерло вулкана, так что довольно часто мы даем отдых нашему сверхвосприятию и утруждаем ноги.

Достигнув заброшенного ранчо, спустились в подвал, и началось настоящее веселье. Не давая себе труда что-либо объяснить, я сразу же вломил первому попавшемуся на глаза уродцу. Как радушная грузинская хозяйка, перед началом пира демонстративно выливающая на белую скатерть бокал красного вина, для того чтобы гости чувствовали себя свободно, так и я сразу давал понять что к чему.

Несколько дистрофиков незамедлительно начали ментальную атаку, но, будучи готовыми, мы с Майей только улыбнулись.

— Когда это дракон умирал от яда змей? — процитировала она Ницше.

Рядом орудовал Старик, и, честное слово, на это было любо-дорого смотреть. Он накрывал очередную жертву, словно призрачный саван, и, застыв в неподвижности, переходил к следующей. Просто, элегантно, сердито.

Мне абсолютно не жаль их. Совершенно чуждых всему земному. Сильных, страшных и бездушных. Достигших в своей мощи недосягаемых для человечества границ. Жестоких и беспощадных, уверенных, что имеют право повелевать жизнью и смертью тех, кого считают ниже себя. Словно мы ашгпа уз, подопытные животные. Они не были злобными, отнюдь, ибо у всякой ненависти есть предел. Эти же, холодные и равнодушные в своем циничном прагматизме, готовы уничтожить сотни тысяч разумных, подчиняясь лишь соображениям неведомой мне выгоды. Сметающих с лица мироздания всех, кто встал на пути их безжалостной воли.

Пить их питающую выросшие под чужим солнцем тела кровь было противно, так что я радовался присутствию Асмодея.

Наконец, когда никого из видимых противников не осталось в живых, мы подошли к двустворчатым раздвижным дверям, и Старик набрал код.

— Где-то здесь в силовом коконе находится несколько килограммов антивещества, — прорычал призрачный контур.

— Чего? — От удивления у меня открылся рот.

— Мы поняли, Асмодей. — Майя установила мою челюсть на место и шагнула внутрь.

— А Олег? — спросил я у Старика.

Он уже открыл портал и, не оборачиваясь, ответил:

— Об Искрине и о других позабочусь я сам.

Противный свист заполняющего шлюз воздуха, больше напоминающий шипение кобры, показался слишком громким, и я притупил обостренные чувства. «Из того, что есть в лаборатории, можно изготовить столько адской смеси, что хватит расколоть землю», — бухало в голове. Однако пришельцы и сами являются заложниками своей дьявольской кухни. Взлетев, я сделал плавное сальто-мортале и опустился возле магнитно-вакуумного контейнера, снабженного автономными аккумуляторами. Диаметром около метра, он напоминал шар, стоящий на плоской круглой подставке, слегка утонув в ней.

— Да он весит тонны три. — Я тяжко вздохнул. — Нам ни в жизнь не поднять.

— Раз не по силам нам, значит, им тоже, — успокоила меня Майя. — Эрго?..

— Штучка снабжена гравитационным приводом! — врубился я.

— Умница. — Майя чмокнула меня в щеку. — Остается что?

— Это мы как два пальца! — воодушевился я и принялся ощупывать слабо светящийся инфернальный глобус.

Гравипривод обнаружился с третьей попытки. Страшновато, конечно, нажимать на непонятные кнопочки, но рассудив, что никакого взрывателя здесь быть не может по определению, я всё же решился. Скорее всего, доставив эту самую страшную из бомб на место, корпус просто разгерметизируют обыкновенным радиоуправляемым взрывом. А до тех пор две части адской машинки будут хранить по отдельности.

Шар вместе с подставкой завис в воздухе и, легонько подталкивая его перед собой, мы двинулись к выходу. Неспешно преодолели коридор и, достигнув шахты лифта, вызвали кабину. Из внеземного персонала, обслуживающего подземный центр, в живых не осталось никого.