Зеленый Марс

Арт, конечно же, был польщен, как и его жена, хотя она тоже несколько беспокоилась. Ей предложили место в главном управлении «Мицубиси», и, по ее словам, крупные транснациональные синдикаты принадлежали иному миру. Работая в разных компаниях, они неотвратимо становились еще дальше друг от друга, чем раньше. Они больше не нужны были друг другу, чтобы получить процедуру омоложения, которую транснационалы предоставляли гораздо более охотно, чем государство. Она говаривала, что они, словно пассажиры на разных судах, отплывших из залива Сан-Франциско в противоположных направлениях. Фактически, лайнеры, уходящие в ночь.

Арту казалось, что они могли бы путешествовать с корабля на корабль, если бы его жена не была столь заинтересована в одном из пассажиров ее судна, вице-председателе «Мицубиси», отвечающем за развитие Восточно-Тихоокеанского сектора. Но Арта скоро затянула арбитражная программа «Праксиса»: он часто путешествовал, посещая мастер-классы или выступая третейским судьей между мелкими дочерними компаниями «Праксиса», занятыми переработкой ресурсов. Когда он возвращался в Сан-Франциско, Шэрон почти никогда не было дома. Их суда отходят на все большее расстояние друг от друга, говорила она, а он был слишком деморализован, чтобы спорить, и съехал, как только она попросила. Можно сказать, его выбросили на улицу.

Теперь он почесывал темный небритый подбородок, перечитывая факс в четвертый раз. Он был крупным, крепко сложенным мужчиной, но имел привычку сутулиться. «Деревенщина», как называла его жена, хотя, например, секретарша в «Дампмайнз» использовала слово «медведь», которое нравилось ему больше. В нем действительно было что-то от нескладной и неуклюжей медвежьей наружности, а также неожиданная скорость и сила зверя. В команде университета Вашингтона он был защитником, не слишком быстрым, но очень пробивным. Повалить «мишку», так его прозвали, было очень сложно. И рискованно.

Он изучал инженерное дело, а потом работал на нефтяных месторождениях Ирана и Грузии, внедрив ряд инноваций для разработки незначительных сланцевых месторождений. За свою работу в университете Тегерана он получил степень магистра, а потом переехал в Калифорнию и присоединился к другу, который основал компанию, производящую снаряжение для глубоководного дайвинга. Оно использовалось при оффшорном бурении нефтяных скважин – производстве, уходящем на все большие глубины по мере того, как истощались доступные ресурсы. И опять Арт изобрел ряд улучшений как в оборудовании для погружений, так и в технологии глубоководного бурения. Но пара лет, проведенных в декомпрессионных камерах и на континентальном шельфе, стали последней каплей, и он продал свою долю партнеру и двинулся дальше. Он очень быстро менял сферы деятельности, работая то в строительной компании, занимавшейся конструированием при сверхнизких температурах, то в фирме, выпускавшей солнечные батареи, он даже строил стартовые площадки для ракет. Каждая работа была хороша, но по прошествии времени он понял, что по-настоящему его интересуют не технические, а человеческие проблемы. Он все больше и больше вмешивался в управление проектами, а потом его привлекли к арбитражу. Он любил выслушивать аргументы, а затем разрешать вопросы, к вящему удовольствию всех окружающих. Это была инженерия иного рода, более увлекательная, более сложная и приносящая большее удовлетворение, нежели возня с механическими объектами. Несколько фирм, с которыми он сотрудничал в эти годы, были частью транснациональных корпораций, и он был втянут не только в арбитражные споры между своей компанией и другими синдикатами, но также и в мало относящиеся к ним дела, требующие взгляда стороннего наблюдателя. Он называл это социальной инженерией, что весьма его увлекало.

Поэтому, открывая «Дампмайнз», он взял на себя техническое руководство и хорошенько поработал над «Супер-Рэтджис» – гигантскими роботизированными машинами, которые занимались раскопкой и сортировкой свалок. Но больше чем когда-либо раньше, он погружался в рабочие вопросы и все, что было с ними связано. Эта тенденция в его карьере лишь усилилась после того, как их поглотил «Праксис». И в дни, когда подобная работа удавалась ему, он всегда возвращался домой с чувством, что ему следовало бы стать судьей или дипломатом. Да, пожалуй, в душе он был дипломатом.

Тем позорнее был тот факт, что он так и не смог выторговать успешное разрешение вопроса с собственной супругой. И, без сомнения, Форту, или кто там пригласил его на семинар, было прекрасно известно о разводе. Возможно, они прослушивали его старую квартиру и знали о каждом неприятном разговоре, которые он вел с Шэрон в последний месяц совместной жизни и которые не красили ни его, ни ее. Все еще почесывая небритый подбородок, он поежился при одной мысли об этом, а потом пошел в ванную и включил портативный водонагреватель. Лицо в зеркале выглядело слегка растерянным. Небритый, разведенный мужчина пятидесяти лет, большую часть жизни занимавшийся совершенно не тем и только начавший идти к своему истинному призванию, – по его представлению, люди такого рода не должны получать факсы от Уильяма Форта.

Его жена, или лучше сказать «бывшая», тоже отнеслась к этому скептически.

– Произошла какая-то ошибка, – заявила она, когда Арт сообщил ей о факсе. Она звонила насчет одного из пропавших объективов ее камеры. Она подозревала, что его, съезжая, прихватил Арт.

– Я поищу его, – пообещал он и подошел к встроенному шкафу, чтобы взглянуть на пару своих, пока еще не распакованных, чемоданов. Он знал, что объектива там не было, но старательно перерыл оба. Шэрон узнала бы, попробуй он смухлевать. Пока он искал, беседа продолжилась, и ее голос отдавался в квартире жестяным эхом.

– Это лишь показывает, насколько этот Форт странный… Вы поедете в какую-нибудь Шангри-Ла, он будет вытирать ботинки салфетками «Клинекс» и говорить по-японски, а вы станете сортировать его мусор и учиться левитировать, и я никогда тебя больше не увижу… Ты нашел?

– Нет. Его здесь нет.

Разводясь, они разделили совместно нажитое имущество. Шэрон забрала себе квартиру, развлекательный центр, рабочий стол, планшет, камеры, растения, кровать и всю остальную мебель. Арту досталась тефлоновая сковородка. Не самое удачное из его судебных дел. Но это также значило, что искать объективы ему было просто негде.

Даже вздох Шэрон звучал как всеобъемлющее обвинение.

– Они научат тебя японскому, и мы больше тебя никогда не увидим. Чего Уильям Форт от тебя хочет?

– Консультации по вопросам брака и семьи? – предположил Арт.

К удивлению Арта, многие слухи о семинарах Форта оказались правдой. В международном аэропорту Сан-Франциско он сел на большой и мощный частный самолет с шестью другими мужчинами и женщинами, и после взлета окна самолета, очевидно, поляризованные с обеих сторон, стали черными, а дверь в кабину пилотов закрылась. Двое пассажиров занимались спортивным ориентированием, и когда самолет заложил пару мягких виражей вправо и влево, они сошлись на том, что их курс пролегает в диапазоне между юго-востоком и севером. Каждый из семи рассказал о себе – они все оказались техническими директорами или арбитрами в широкой сети компаний «Праксиса» и слетелись в Сан-Франциско со всего мира. Одни с нетерпением ждали знакомства с ведущим отшельнический образ жизни основателем транснационального объединения, другие были обеспокоены.

Их полет продолжался шесть часов, и спортивные ориентировщики сузили список возможных точек назначения до круга, включавшего в себя Джуно, Гавайи, Мехико и Детройт, хотя, как заметил Арт, если они летели на одном из новых самолетов класса «земля – космос», в этот круг могла бы входить половина Земли, а то и больше. Когда самолет приземлился, их провели по маленькому телескопическому трапу в большой автобус с затемненными окнами и барьером между пассажирами и водителем. Двери были заперты снаружи.

Они ехали около получаса. Затем автобус остановился, и их выпустил водитель, пожилой человек в шортах и футболке с рекламой Бали.