Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 45

♦ Спорт «может вызывать к жизни как самые благородные страсти, так и самые низменные… может развивать бескорыстие и чувство достоинства, также как и любовь к наживе… может быть рыцарски благородным или развращенным, мужественным или брутально жестоким; наконец, его можно использовать как для укрепления мира, так и для подготовки к войне» [Кубертен, 2011: 22].

♦ «Мы знаем, – писал также Кубертен, – что спорт может привести к тяжелым злоупотреблениям, утонуть в меркантилизме и низменной грязи, и от такой судьбы нам необходимо его уберечь. Если этого не сделать, разрушатся все надежды, связанные со спортом, и он не будет играть никакой роли ни в школьном воспитании, ни в общественной жизни, а, напротив, поможет коррупции, дав ей дополнительный шанс» [Coubertin, 1986а: 369].

Положение Кубертена о возможности противоречивого влияния спортивной деятельности на личность и социальные отношения имеет важнейшее значение для понимания его идеи возродить Олимпийские игры, а также всей концепции современного олимпизма.

Идея возрождения Олимпийских игр в концепции Кубертена

В отношении этой идеи нередко допускаются две неточности.

Во-первых, Кубертену ошибочно приписывают первенство в возрождении античных игр Олимпиад. По уточненным данным, современные Олимпийские игры проводятся без малого 400 лет. Полагают, что отсчет времени их проведения следует начинать с 1612 г., «когда от простого интереса к античным играм перешли к организации состязаний по их образу и подобию» [Кыласов, 2010а: 177].

Идею возрождения древних Олимпийских игр осуществил королевский прокурор Роберт Довер (Robert Dover, 1575–1652), который во времена правления Якова I организовал в городе Чиппинг Кэмпден (Chipping Campden) графства Глостер Олимпийские игры Котсуолда (Cotswold Olimpick Games). Эти игры с участием местного населения проводились ежегодно вплоть до 1852 г.

Особенно важное значение имели организованные в 1850 г. Олимпийские игры в Мач Венлоке графства Шропшир, которые основал пригласивший на них Кубертена доктор Вильям Пенни Брукс. Не случайно 7–й президент МОК Хуан Антонио Самаранч, прибыв в Мач Венлок, возложил венок на могилу Брукса и произнес речь: «Я приехал воздать дань уважения и почтить память доктора Брукса, который поистине был основателем современных Олимпийских игр» [цит. по: Кыласов, 2010а: 49].

Предпринимались и другие попытки возрождения античных Игр – в Германии, Канаде, Франции и Швеции – суммарно уже 341 раз в течение 280 лет.

Во-вторых, идею Кубертена возродить Олимпийские игры и на их основе развить олимпийское движение часто объясняют стремлением содействовать повышению интереса к спорту и развитию его в международном масштабе.

Такое желание действительно было у Кубертена. Для периода зарождения современного олимпийского движения (вторая половина XIX в.) характерна неразвитость спорта и спортивных отношений как в рамках отдельных стран, так и в международном масштабе. Международное спортивное движение еще только зарождалось. Встречи спортсменов разных стран были крайне редкими. Регулярное проведение Олимпийских игр, по мнению Кубертена, могло стимулировать интерес к спорту, способствовать развитию спортивных контактов, содействовать тому, чтобы «эти контакты стали периодическими и завоевали себе неоспоримый авторитет», приобрели международный статус, т. е. «интернационализировать» спорт.

И все же не в этом состоял основной смысл кубертеновской идеи возрождения Олимпийских игр и разработанной им концепции современного олимпизма. Подчеркивая важную роль спорта как средства формирования совершенной личности, Кубертен осознавал возможность его противоречивого влияния на личность и социальные отношения, использования не только в позитивных (с точки зрения гуманизма), но и негативных целях.





Поэтому на первый план для Кубертена вышла задача: каким образом максимально полно использовать огромный воспитательный потенциал спорта и предотвратить связанные с ним возможные негативные явления.

Он неоднократно указывал на то, что нужен не любой спорт, а спорт «воспитательный» («educatif»). Чтобы спорт мог выполнять свою воспитательную функцию, писал Кубертен, необходимо его «облагородить»: «именно потому что в новом, формирующемся ныне мире спорт может играть важнейшую роль для прогресса и восстановления дружеских связей между государствами, мы хотим, чтобы спорт был чище и благороднее» [см. Vialar, 1962b: 81, 85]. В 1896 г., касаясь роли спорта в борьбе за мир, Кубертен выразил надежду на то, что в рамках олимпийского движения «атлетизм будет возвеличен и облагорожен, и международная молодежь будет черпать в нем любовь к миру и уважение к жизни» [цит. по: Петров, 1980: 18].

Учитывая возможность негативного влияния спорта на личность и социальные отношения, использования его в антигуманных целях, Кубертен постоянно ставил и обсуждал вопрос о том, каким образом избежать этих негативных явлений.

Для этого он предлагал ряд мер:

✓ четкую дифференциацию спортивного воспитания посредством физических упражнений и на основе использования соревнований; недопущение чемпионатов, организуемых казино и гостиницами или по случаю выставок и общественных фестивалей;

✓ запрет на проведение боксерских поединков за денежные призы; отказ муниципалитетов от строительства крупных стадионов, предназначенных исключительно для спортивных «шоу», сооружение стадионов согласно модернизированному плану древнегреческих гимнасий;

✓ запрещение превращать в зрелища соревнования, в которых участвуют спортсмены моложе 16 лет;

✓ развитие спортивной медицины, поддерживающей хорошее состояние здоровья, в дополнение к медицине, ориентированной лишь на лечение заболеваний или травм;

✓ популяризацию занятий спортом среди взрослых людей и уменьшение интенсивности спортивных занятий для подростков и т. д. [Кубертен, 1997: 173–175].

Важные рекомендации по решению проблемы гуманизации спорта Кубертен формулирует и в «Спортивной педагогике»: «Во-первых, это сочетание спортивной деятельности с другими сферами жизни человека. Спортивные упражнения, причем не только в процессе обучения, но и в обычной жизни желательно сочетать с умственными, с постоянной работой мысли. Физическое упражнение не должно расцениваться как просто нечто противоположное умственной работе, а, наоборот, должно стать ее постоянным и почетным спутником. Во-вторых, это эффективное взаимодействие ученика и учителя, сына и отца, опытного спортсмена и новичка. Только такое тесное взаимодействие и сотрудничество может открыть глаза начинающему спортсмену на подстерегающие его трудности, на всю серьезность стоящей перед ним задачи и закалить его морально. С другой стороны, для более опытного спортсмена это сотрудничество не менее плодотворно, так как дает ему возможность оставаться всегда молодым» [Coubertin, 1919: 238–239].

В связи с отмеченным выше вызывает удивление такое положение, которое Эльк Франке приписывает Кубертену в ходе критики его философской концепции олимпизма: «…Кубертен исходил из того, что мужество, храбрость, взаимоуважение, терпимость и чувство локтя как бы автоматически возникают в ходе физических упражнений» [Франке, 2006: 74]. Это ошибочное, на наш взгляд, положение повторяет и А.В. Кыласов: «Путая причинно-следственные связи, вождь олимпизма исходил из того, что мужество, храбрость, взаимоуважение, терпимость и чувство локтя естественным образом возникают в ходе физических упражнений. Иными словами, муштра создает добропорядочных граждан. А под влиянием образов спорта жизнь улучшается. Здесь можно продолжить ряд силлогизмов: большая голова свидетельствует о широте мысли, красивое оперение птиц – об их прекрасном пении и т. д.» [Кыласов, 2010а: 276]. Если опираться на работы Кубертена и высказываемые в них положения, становится очевидно, что позиция Кубертена в данном вопросе прямо противоположна той, которую ему приписывают указанные авторы.