Страница 2 из 7
Конечно, всё выше сказанное можно списать на излишнею эмоциональность автора, через чур близко к сердцу принявшего на свой лад когда-то услышанную им историю, либо ещё на какие либо причины, побудившие его столь опрометчиво откликнуться на, пожалуй что, столь банальный и обыденный, случай из нашей с вами жизни. Так тогда то и не стоит на этом заострять своего внимания, в конце то концов, это ведь наши дети, к тому же они нас по-прежнему любят, и значит мы всё делаем правильно. И раз уж на то пошло, давать советы родителям воспитывающим своё чадо, это дело конечно не благодарное. Хотя здесь не стоит забывать и о том, что их ребёнку уготовлена участь стать частью нашего общества. И вот в этом то уже, на мой взгляд, не следует на столько превозносить собственное Я.
Так вот, оставив ребёнка наедине со своим воображаемым миром, разве мы можем быть уверенны в его безопасности, разве мы сможем проконтролировать всё с ним там происходящее, и наконец, разве мы сможем предугадать, кем он из него выйдет? И вообще, что это за такой мир? Может быть это сказка, может быть это стародавняя былина, а может и быть, что это миф?!!
Тёмная сторона зеркала.
Всё это произошло из ничего и ничем всё это обернётся. Таков суровый закон мироздания и в этом и есть его природа. Сначала была темнота и сначала была пустота, и всё то, что мы знаем, всё это произошло от этого, и от этого нам никуда уже и не деться, так же как и без этого, без этого не было бы и нас. И мы, мы дети этого, и под стать всем детям, мы оставляем своего родителя, отправляясь в дорогу за своей правдой. И мы живём каждый со своей правдой, и для каждого из нас в этой правде и заключается вся его жизнь, для каждого из нас из этой его правды и состоит предстающий перед нами мир, и у каждого из нас есть свой мир. И как без нас, не было бы этого мира, так и без этого мира, не будет уже и нас. Уходя от своих родителей, мы разрываем с ними свои прежние отношения, и то что связывает нас с ними, с этой поры не больше чем крепкий сон, приходящий в гости тёмными ночами, он проходит для нас мимолётно, а наша память запечатлит в себе лишь только скудную часть от посетивших нас сновидений. Только то, чему суждено было подарить нам яркие впечатления или пробудить в нас сильные переживания, по-прежнему остаётся для нас связующим звеном между нами и нашими родителями. Но это для нас. У наших родителей всё иначе, у них всё перевёрнуто вверх дном, то что для нас во сне, для них это всё на Яву, и они ждут не дождутся, когда же наконец в нашем мире вновь настанет ночь, когда же наконец мы приклонимся перед её непререкаемым господством, и когда же наконец с наступлением нашего сна, их постигнет долгожданное счастье пробуждения ото сна своего. И нет таких родителей, которые бы не желали очутиться в одном с нами мире, как нет и таких родителей, для которых не было бы желанным, чтобы этот мир был бы одним с ними миром, но правда и в том, что нет таких родителей, которые бы не желали, чтобы это был их мир. И так же и темнота, она на протяжении всей нашей жизни незримо сопутствует нам, навещая нас с наступлением ночи, в тот час, когда нами овладевает сон. И темнота, она так же желает, чтобы мы вернулись в её мир. И она терпеливо ждёт этого, и пока этого не случилось, она навещает нас по ночам, и только по ночам она пробуждается ото сна, и только по ночам она живёт на Яву, а то что днём, то что днём, это для неё всё только сон, но для нас, для нас всё то что днём, только всё это и есть на Яву, и без этого, без этого нам остаётся только темнота. Таков суровый закон мироздания. Всё произошло из ничего и ничем всё это обернётся и в этом и есть правда.
Повесть.
Мальчик, неподвластным нашему разуму образом, очутился, несомненно, по раззадоренной весёлым нравом, прихоти одного из всемогущих Богов, на бреге, усыпанном мелкой крошкой гладкого овально видного белого щебня, на бреге, распростершемся до самого края обозримого нами света, распростёршегося до туда, где земля сплетается в своих объятиях с нескончаемым небом, и где находят завершение её необъятные границы. И то, как там очутился мальчик, об этом, нам уже никто и не скажет, но несомненно это было по прихоти Богов, и несомненно, иначе и не могло быть.
Мальчик, был самым обычным ребёнком. Его пухлые щёчки раздавались румянцем, а его широко раскрытые глаза, жадно впитывали все краски, доселе неизведанного им мира. Он, несомненно, был таким же неуклюжим и забавным малышом, каким бывает каждый в его возрасте. И, несомненно, таким же был и ты, и в этом ты смог бы найти много общего с этим мальчиком, и если приглядеться к его внешности, его манерам и его поведению более пристальней, то в этом всём, ты найдёшь много общего с собой. И этот мальчик, теперь уже напоминает тебе, самого себя, и от всего этого ты ещё больше проникаешься к нему симпатией и заботой, и если приглядеться к этому мальчику совсем пристальней, то он уже напоминает тебя больше, чем кого либо другого, и ты уже и не сможешь сказать, что этот мальчик и ни есть ты.
И с этого самого брега, на глазах у мальчика, возносились, задевая, своими недосягаемыми вершинами, беспрестанно парящие в небесах нежные очертания облаков, могучие непреодолимые горы. Их склоны были ощетинены густым покровом хвои. И пронзая путников, что так неосторожно подбирались к её ветвям, своей, словно кинжалы, острой, иглоподобной листвой, хвоя отстраняла их от непозволительной для себя близости. Но и среди заполонившей, своей неприветливой внешностью, хвои, здесь изредка, гордо возвышались, отталкивая настырных колючих соседей, могучими вековыми ветвями, древние одинокие дубы. В шуме резвящейся на бреге волны, то и дело вздымающейся разрушительной стеной, встающей вровень, напротив врезающимися в брег, могучим утёсами, и разбиваясь в брызги о их нерушимые каменные тела, и после чего возвращаясь обратно в лоно Океана, и тогда твоё сознание постигли до боли знакомые напевы, навеянные мальчику ещё с младенчества, напевы, напоминающие мелодии доносящиеся от пасущейся овечьей отары, напевы, что так вдохновенно и незатейливо наигрывают задорные юноши на его родине, и в тон ритма которых, так самозабвенно разносятся в протяжном блеяние, тучные пышно рунные овцы. И теперь мелодия, взбудораживающая, в твоём сознание, воспоминания из беззаботной и счастливой поры, постепенно усиливалась, мысленно подготавливая тебя, к в скором времени, возможно предстоящей для мальчика встречи, позволяющей нам, хоть на немного подобраться ближе к разгадке окутавшей его тайны.
На небольшой горной полянке появилась отара овец. Огромный старый баран, величаво рычал наслаждаясь своей властью и превосходством, над покорно склонившей пред ним выи, его многоголосой паствой. Гордо неся над собой увенчивающую его бессознательное чело сплетённую из рог корону, он с невозмутимым видом направлял послушных овец в глубь поляны. Вскоре вся отара, неторопливо волоча копытами, заполняя, незыблемую тишину, блаженно обволакивающую то дивное место, бессмысленным и назойливым блеянием, то и дело, покусывая друг друга, в борьбе за более сочную лужайку, распространилась, в белоснежном ревущем облаке, по всей поляне.
Непреклонно следуя, за вверенным, на суд его, непрестанно обволакивающего, взора, отарой, с горделиво поднятой головой и купающимся в возложенной на него власти, с видом полного достоинства и невозмутимости, шёл истинный владыка над этими бессознательными животными. Повиливающий над этой неразумной сворой пастух, был сильный широкоплечий юноша. Его стройное тренированное тело, прикрывала лишь, обёрнутая вокруг, овеянных бронзовыми мышцами, атлетичных бёдер, набедренная повязка из хорошо обработанной овечьей кожи, некогда убиенной им бездумной твари. Над его прекрасным светлым ликом, в гармонично переливающихся золотым отливом, словно морская волна, развеянных, под порывами игривого ветра, локонах волос, скрывая под своими, создающими тень, защищающую его тело от пристального внимания небесного светила, широкополыми краями, была водружена, сияющая в ясных лучах солнца, соломенная шляпа.