Страница 92 из 100
— Ах, бедненькая моя Анна! — вздохнула Мэри. Потом выпрямилась, перевела дыхание и попыталась улыбнуться.
Джеймс погладил ее по плечу:
— Вы же знаете: ей уже лучше. Руки, правда, все еще чуть-чуть дрожат, но дайте ей еще месяц — сами увидите! — И весело продолжал: — Везет вам, Мэри! Вы едете домой, в наши родные, милые края! (Мэри удивленно подняла бровь.)
Между прочим, — и он протянул ей какую-то брошюру, — когда сегодня будете читать ей на ночь, прочтите ту главу, которую я здесь отметил. По-моему, она не останется безучастной.
Мэри глянула на титульный лист, склонив голову набок.
— О, так это вы написали! Обязательно прочитаю. — Она взяла у него брошюру.
Джеймс вдруг снова нахмурился и, словно желая, чтобы Мэри задержалась еще, сказал:
— Один мой пациент отказался от своей охотничьей фермы — огромной, обнесенной изгородью территории в Трансваале. Он много лет строил ее, но антилопы размножались слишком быстро. (Мэри смотрела на него озадаченно.) У него просто оказалось слишком много забот в Йоганнесбурге — и бизнес, и семья, и семейные дрязги, — так что его больной мозг воспринимал самые естественные процессы неадекватно; с его точки зрения, антилопы размножались, как кролики, пожирая предоставленное им пастбище, и его неотступно терзала мысль, что животные погибнут от голода, а виноват, разумеется, будет он, и никакого выхода он, конечно, не находил.
Полный умственный и психический паралич. Если вы с трудом можете заставить себя снять трубку зазвонившего телефона, одна лишь мысль об ответственности за живое существо, лежащая на вас лично, в ваших глазах смерти подобна!
— Значит, с людьми случалось такое, когда они уже успевали стать вашими пациентами? — спросила Мэри.
— Обычно да. И потом к недугу прибавлялось еще и понимание того, что совершена ужасная ошибка, словно обновленный, но еще не совсем выздоровевший мозг пытался любым способом повредить себе. И это ему часто удавалось, знаете ли. И вот тогда, разумеется, больные ко мне уже не приходили — как к врачу, я хочу сказать. — Мэри как-то тупо смотрела на него, но он продолжал: — Как пишут в газетах, «состава преступления нет». Изучая мозг самоубийц, ученые обнаружили отчетливое увеличение в нем количества эндорфинов — по сравнению с мозгом тех, кто умер обычной смертью. Словно мозг самоубийцы пытается предпринять последнюю отчаянную попытку спасти себя, что лишь свидетельствует об опасности подобной недостачи… (Мэри беззвучно округлила губы в горестном «О!», но промолчала, кивнув согласно головой.) Под конец люди испытывают нечто вроде бесконечного, безжалостного стресса; и приходится уступать.
Стресс наступает после страшной для них потери — настоящей или мнимой, — потери здоровья, денег, любви, положения в обществе, ответственной службы… Но если мозг подвергся необратимому воздействию стресса, даже мнимые утраты часто воспринимаются как реальные, хотя истинное положение вещей совершенно этому не соответствует, а порой является и совершенно противоположным. Просто удивительно, сколько богатых, благополучных людей убеждены, что потерпели полный крах, обанкротились, когда у них на счету денег более чем достаточно. У них возникает ужасная боязнь того, что будет необходимо зарабатывать на жизнь тяжким трудом, а у них уже нет сил встать с постели. Мозг человеческий — штука очень сложная. Взять хотя бы его поведение в том случае, когда он не вырабатывает достаточного количества нейротрансмиттеров. Случаи эти, впрочем, довольно стандартны; но можно и по наследству приобрести некую генетическую предрасположенность к чрезмерной возбудимости нервной системы, что сказывается как на умственной, так и на физической деятельности человека. Точно так же, как унаследованная артистичность, например. Или — эндорфинная недостаточность.
Он проводил Мэри до дверей веранды, выходившей в сад, однако она не торопилась уходить, чувствуя, что ему необходимо выговориться.
— Должно быть, очень тяжело… Я хочу сказать, что это требует огромного напряжения — выслушивать таких больных с их неразрешимыми проблемами, находящихся на пороге личной трагедии, — сочувственно сказала она.
Джеймс поскреб подбородок, глядя куда-то вдаль.
— Да, это действительно нелегко. Люди бросают работу, предприниматели закрывают дело или влачат жалкое существование, начинаются проблемы с закладными, увольнение высокопрофессиональных сотрудников, закрытие счетов в банках, что влечет за собой новые и новые проблемы… И самое главное — жизнь больше не кажется им безопасной, по крайней мере в данный момент… Люди, точно пьяницы, не понимают, кому и чему можно верить. Их постоянно мучит чувство собственной вины… А вы знаете, что очень многие фермеры страдают от умственного истощения? — Он посмотрел на нее в упор, глаза его горели.
— Фермеры? — изумилась Мэри. — Вот странно! Всегда ведь считалось, что фермерство — очень здоровый образ жизни.
— Физически так, видимо, и есть, — кивнул Джеймс и улыбнулся. — Но поскольку вы тоже хозяйка фермы, вам следует знать о подобной опасности.
— Ну, разумеется! — весело подхватила Мэри. — Впрочем, я и так знаю, какая с этим связана огромная личная ответственность, — ведь последнее решение всегда принимает хозяин фермы, сколько бы у него управляющих ни было.
— В том-то и дело! Личная ответственность. И это при том, что фермеру приходится бороться с такими природными бедствиями, как ливни, саранча и тому подобное, и порой он в этой схватке проигрывает. Если вы слишком часто проигрываете, это может стоить слишком дорого, и винить будет некого, кроме самого себя.
— Да, фермерство, безусловно, требует очень большой отдачи, — задумчиво проговорила Мэри. — Бывает, испытываешь огромное удовлетворение, а бывает и совсем наоборот. И жестокие разочарования тоже случаются, даже небольшие трагедии, насколько мне известно по собственному, не слишком богатому опыту. Но у меня-то молочная ферма. Однако я хорошо могу себе представить, какая это трагедия, если, например, выращиваешь какую-нибудь монокультуру на огромной площади, она вот-вот созреет, но вдруг налетает ливень с градом и ураганом — и ты полный банкрот.
— И страховки у тебя нет! — подхватил Джеймс.
Мэри заметила его улыбку и предложила свой вариант:
— Или еще и ногу сломаешь.
— И дом у тебя сгорит дотла, — не растерялся Джеймс.
— Ну и еще, по-моему, для «полного счастья» не хватает, чтобы жена, прихватив детей, сбежала с любовником, — завершила Мэри этот список несчастий, и оба рассмеялись.
— Ну что ж, основную мою мысль вы поняли, — сказал Джеймс уже более спокойно. — Некоторых своих пациентов мы передаем психологам, однако подобное состояние грозит соскальзыванием в клиническую депрессию, а это очень опасно. И никакого проку нет от благожелательных друзей и родных, которые твердят больному, что беспокоиться ему не о чем, — хотя они искренне сочувствуют ему. Такие больные отлично понимают, что с ними происходит нечто ужасное, и, возможно, убеждены, что подобное ощущение свойственно только им одним, что это кара Господня и не поддается лечению; в таких случаях начало выздоровления для них — вера в то, что они излечимы, что их жалкому существованию непременно придет конец. Продолжайте твердить это Анне, но не ждите от нее ответа. Просто без конца повторяйте, что она поправится, вот и все.
— Хорошо, буду повторять! — Мэри было приятно увидеть его улыбку.
— У нас и без того жизнь сложная и тяжелая, но тем, кто лечит душевнобольных, порой приходится совсем туго. Стереотип безумного психиатра с его кушеткой — просто злая шутка вроде мрачного косаря с его косой, однако же шутки эти создает здоровый мозг, невольно высвечивая две основные вещи, с которыми не так-тот легко примириться: смерть и утрату контроля над собой. Есть, разумеется, крайние случаи, но безумие у психиатров встречается крайне редко, особенно по сравнению с количеством случаев тяжелой депрессии у людей всех мыслимых типов и профессий. И люди, разумеется, вовсе не должны сперва почувствовать себя сумасшедшими, а уж потом идти к психиатру.