Опасное соседство

К ночи он очень уставал и спал глубоким сном, но часто просыпался и устраивался на ночлег всегда возле дерева, зная, что собаки непременно еще издали разбудят его своим лаем и он успеет вскарабкаться по спасительному стволу, а до того оцарапает двум-трем мерзавцам носы, пусть повизжат. Собак он и раньше знал достаточно хорошо, а теперь познакомился еще с шакалами и лисицами. Смертельную опасность для него представляли лишь леопарды и каракалы. У этих молчаливых убийц никогда не было и намека на шумливую игривость, так что Пятница всю вторую половину ночи вечно принюхивался, стараясь заранее обнаружить их присутствие.

К мосту он вышел через три дня, и теперь ему предстояло решить серьезную проблему. Днем опоры моста служили ему отличным убежищем; кроме того, там водилось множество птиц и ящериц, и он всю ночь охотился. Еще два дня назад он понял, что пора повернуть на юг, но река стала для него непреодолимой преградой. По мосту можно было перебраться на другой берег, однако же Пятница инстинктивно опасался открытого пространства: на мосту он стал бы чрезвычайно уязвим.

Его совсем не беспокоил монотонный шум проезжавших машин, он даже осмеливался днем переходить с места на место, чтобы залечь в сухой траве и понаблюдать. Он видел, как по мосту пробежала собака. Прямо перед носом у автомобиля маленькая черно-белая шавка с высунутым до земли языком бросилась через шоссе, пробежала по боковой дорожке для пешеходов и исчезла вдали. Он это запомнил и, когда стемнело, проделал то же самое, едва успев увернуться от проезжавшей машины. Машина пронеслась мимо, он благополучно достиг своей цели, а женщина, сидевшая рядом с водителем, спросила:

— Ты этого кота видел?

— Да, но я ничего сделать не мог. Даже на тормоза нажать не успел.

— Думаешь, мы его сбили?

— Вряд ли. Я бы удар услышал.

— Позор! Столько животных гибнет под колесами машин! — воскликнула женщина. — И почему они вечно бросаются через дорогу, стоит им свет фар заметить? И та маленькая газель тоже…

— Один мой родственник чуть не погиб из-за этого, — сказал мужчина. — Огромный самец куду разбил ему ветровое стекло и грохнулся прямо на крышу. Недалеко от Янсенвилла.

Женщина не ответила. Она была дочерью фермера-овцевода и давно уже обдумывала идею — хотя считала ее практически неосуществимой — создания переходов для животных под высокоскоростными автомагистралями; а сами дороги с обеих сторон следовало обнести прочной сеткой, непреодолимой для шакалов…

Словно читая ее мысли, мужчина сказал:

— Пока что тут особенно ничего и не сделаешь. Слава Богу, газели еще не догадываются, как легко могли бы перепрыгнуть через все эти ограды, если б захотели.

«Калахари» и «Куру» — койсанские слова, обозначающие примерно одно и то же: засушливые места. Неподалеку от того амбара, где некоторое время прожил Пятница, на северной оконечности Большого Карру был город — одно из первых поселений у брода на реке Оранжевой, когда европейцы продвигались на север с побережья Капской провинции. В те времена полупустыни Карру занимали такую огромную площадь, что объехать их кругом было очень непросто: они покрывали почти две трети всей территории страны, всю центральную часть, и это был чрезвычайно негостеприимный край.

Если бы не проводники-бушмены, которые умело вели караваны от одного водного источника до другого, то и лошади, и быки, и люди непременно погибли бы от жажды. Но даже там, где была вода, особенно по ночам, путникам угрожала смерть — огромные черногривые львы, правившие своими прайдами среди красных барханов и миражей. Миллионы африканских газелей, рыжих оленей, белобородых гну, квагг, канн и страусов населяли ее просторы; газели передвигались порой такими гигантскими стадами, что их количество исчислялось не по головам, а по площади, занимаемой стадом — столько-то миль в длину и ширину, — или по времени прохождения, в часах или даже днях. Сами по себе подобные переселения животных — явление уже выдающееся, однако вызваны они были в том числе и тем, что богатые полезными веществами суккуленты, которыми кормились все эти полчища копытных, были в значительной степени истреблены и вытоптаны стадами мериносных овец, доставленных из Испании, и диким стадам пришлось потесниться, уступая лучшие пастбища и водные источники хозяевам ранчо.

Теперь Пятнице часто попадались огороженные участки земли; кругом высились пурпурные холмы с плоскими вершинами, шуршала желтая бушменская трава, торчали ветряные мельницы и виднелись одинокие жилища людей, отстоявшие друг от друга так далеко, что даже орлу в поднебесье было не охватить взглядом территории этих ферм, а кот все бежал вдоль шоссе, пересекавшего самое сердце этой серо-зеленой страны, на юго-восток.

Рядом снова появились похожие на собак существа — длинноухие лисицы, земляные волки и черноспинные шакалы. Пятница старался по мере возможности избегать их, но не особенно опасался. Земляные волки, серебристо-серые и кремово-желтые, с черными полосами и длинными черными гривками вдоль хребта, были примерно с собаку, однако питались почти исключительно термитами. Впрочем, Пятнице это было неизвестно.

Парочка земляных волков на вершине холма была отчетливо видна в лунном свете; небо уже начинало розоветь на востоке и постепенно затягивалось предрассветной дымкой; ветерок колыхал травы вокруг, и длинные гривы земляных волков развевались, как боевые знамена. Мгновение — и они исчезли, эти ночные создания: подобно самому Пятнице, отправились отсыпаться, пока еще не встало солнце и не превратило песок, ставший за ночь ледяным, в раскаленную сковородку, по которой больно было ступать.

Каждую ночь Пятница слышал, как выли и хохотали шакалы, перекликаясь над просторами покрытого тьмой вельда.

Очень донимали его лисицы, чрезвычайно ловко охотившиеся на мышей, хотя и совершавшие, с точки зрения Пятницы, слишком много ненужных прыжков, мешавших ему, привыкшему охотиться тихо и терпеливо. Лисицы вечно оказывались где-то поблизости и, как он чувствовал, были попросту вездесущи. Он сразу догадывался, что они успели потревожить тот или иной выводок мышей, прятавшихся в траве, потому что после лисиц всегда оставался сильный запах измятых и истоптанных ими стеблей.

С каменистой вершины холма, где остро пахло даманами, прятавшимися в своих норках под землей, Пятница увидел дом и полоску ведущей к нему дороги — точно ручеек света под звездным небом. Еще там высилась ветряная мельница, окруженная колючими кустарниками, точно серебристыми призраками зимы, и высокими черноствольными эвкалиптами. И он устремился вперед, чувствуя в воздухе запах воды.

Луна превращала красноватые барханы в какое-то волшебное, застывшее море, по которому и сам Пятница, и другие животные будто плыли; море это, подобно настоящим морям, было связано с другими морями-пустынями Земли, так что здесь запросто можно было встретить, например, гремучую змею из Аризоны, или капскую кобру, или койота, или самого обыкновенного здешнего шакала.

Пятница пролез под высокой изгородью, и крупные копытные в загоне забеспокоились, заскрипели гравием; они были крупнее коров, но дыхание у них точно так же пахло сладким молоком, как и у всех травоядных. Это были канны, и Пятница старательно обошел это скопление огромных рогатых голов и даже спрятался за камень, когда одна из антилоп, испугавшись чего-то, вдруг встала на дыбы, похожая на фоне чистого неба на скаковую лошадь, а потом умчалась куда-то.

Когда стук ее копыт затих вдали, стадо успокоилось.

Он добрался до водоема, когда солнечные лучи уже осветили крылья ветряной мельницы. Круглая цистерна с очень высокими бортами была полна воды. Прохладный ветерок даже гнал по поверхности воды небольшие волны, и вода выплескивалась через край, образовывая на красной земле небольшие лужи.

Вокруг цистерны буйно разрослись кусты и желтоватая трава, а неподалеку торчало скрученное ветрами дерево с голым белым стволом и редкими ветвями на самом верху.