Страница 8 из 21
– Я – незримый пришелец из немыслимого небытия. Обладаю всеми свойствами, присущими обитателям тонкого мира, включая свойства электрические, магнитные и спиритуалистские. Издаю громкие вздохи, полные леденящей тоски и сопровождающиеся значительными колебаниями эфира. Умерщвляю собак. Смертный, ты выбираешь меня?
Я собирался ответить хоть что-то, но слова, казалось, застряли в горле; и прежде чем я смог овладеть собой, бесплотный пришелец, грустно покачав темнотой, протек через зал и исчез во мраке у противоположной стены, напоследок издав вздох – действительно очень громкий, тоскливый и, надо полагать, сопровождавшийся колебаниями мирового эфира.
Снова переведя глаза на дверь, я с удивлением заметил крохотную старушонку, шустро хромавшую по залу. Она, словно красуясь, несколько раз продефилировала передо мной, а затем присела на самом краю круга. Тут свет упал на ее лицо – и оно, должен сказать, было столь ужасно, что не изгладится в моей памяти до гробовой доски. Наверное, все грязные страсти, сколько их есть в нашем грешном мире, все до единого пороки оставили на этой физиономии по язве.
– Ха-ха-ха! – зловеще проклекотала она и потянулась ко мне скрюченными руками, подобными лапам давно издохшей птицы. – Видишь, какова я? Мое имя – леди Жуть! Показываюсь в коридорах, облаченная в шелка цвета гнили, щедро раздаю успешные проклятия. О, как меня любил сам сэр Вальтер![4] Я буду твоей, смертный?
В ужасе я постарался отрицательно качнуть головой – и, видимо, это мне удалось. Яростно оскалившись, страшная старуха замахнулась на меня своей клюкой, но удар не достиг цели, а сама леди Жуть с жутким воплем бесследно развеялась.
Я тут же посмотрел в сторону двери. Меня бы очень удивило, не покажись оттуда очередной пришелец; но он, разумеется, уже показался – рослый мужчина благородной внешности, в широком одеянии из желтого атласа. Лицо его было полностью покрыто смертельной бледностью и наполовину – темными прядями ниспадающих волос. Когда он повернулся, стало видно, что его длинные локоны свисают ниже плеч. Бородка у призрака, напротив, была очень короткой, аккуратно подстриженной – она резко выделялась на фоне широкого белого жабо.
Величавым шагом новый гость приблизился к меловой черте, учтиво поклонился и заговорил. Голос у него был под стать внешности и манерам:
– Я – достославный кавалер. Многих заколол, но и сам был заколот. Вот этой самой рапирой – видите ее, мой друг? Она так и осталась торчать в моей пронзенной груди… Звеню сталью, произвожу неотразимое впечатление кровавым пятном на камзоле, как раз супротив пронзенного сердца (о, сколь эффектно выглядит красное на желтом!). Также издаю протяжные стоны. Имею рекомендации от множества достойных семейств, исповедующих верность старым традициям. Кроме того, имею большой опыт работы основным, исходным призраком в уважаемых замках. Впрочем, согласен и на участие в групповом выходе, особенно если группа состоит из миловидных юниц. Необходимое условие: они должны визжать как следует, не за страх, а за ужас!
Он поклонился с прежней учтивостью, явно не сомневаясь в моем положительном ответе, но оцепенение, еще не исчезнувшее после визита жуткой леди, помешало мне вовремя подать знак. Сделав реверанс и взглянув на меня с упреком, кавалер исчез.
Тут же меня накрыло волной ознобной дрожи, и еще не увидев нового посетителя, я твердо знал: он – воплощенный кошмар. Или не воплощенный: рост его был изменчив, очертания колебались, и вообще он оказывался то хорошо различим, то совсем нет. На вид он был, как эхо на слух. Дрожащим, прерывистым голосом невоплощенный кошмар прошептал:
– Оставляю в коридорах следы босых ног, сгустки запекшейся крови и свежие кровяные потоки. Гарантирую таинственный звук шагов, а также прочие загадочные шумы, равно как и зловещие. Обо мне писал сам Чарльз Диккенс, да-да! Касаюсь клиентов холодными невидимыми пальцами. Вырываю из рук письма. Веселюсь. Смеюсь и хихикаю. Иногда прямо-таки разражаюсь неудержимыми приступами отвратительного хохота. А можно, я прямо сейчас разражусь неудержимым приступом отвратительного хохота?
Я почти успел сказать «нет», но вот тут-то он и разразился. Еще прежде, чем мне удалось справиться с отвращением, на очереди был уже следующий кандидат.
Он вошел шагом быстрым, упругим, но при этом и крадущимся. Дочерна загорелый тип могучего телосложения, в широком шейном платке, повязанном на испанский манер (по-моему, поверх петли) и с серьгами в ушах. Взор его был потуплен, а весь облик излучал невыразимое раскаяние. Метался он по залу, как тигр по клетке, сжимая в одной руке длинный нож, а в другой – клочок пергамента. Наконец заговорил глубоким и звучным голосом:
– Я убийца. Головорез. Презираю. Видите, как меня на ходу корежит от ненависти к самому себе? Вместе с тем подкрадываюсь бесшумно: так и не разучился. Знаю все тайны Карибского моря. По первому требованию заказчика объясняю, как найти пиратский клад, по второму требованию – предоставляю в его распоряжение карту. Согласен на работу не только под крышей, но и на свежем воздухе – скажем, в парке. Необходимость длительных прогулок не пугает. Принимаете?
Он умоляюще посмотрел на меня – но я не мог ответить, ибо в очередной раз закаменел от ужаса, глядя на то, что появилось из-за двери.
Это был очень высокий и тощий человек – если, конечно, его можно назвать человеком: сквозь лохмотья истлевшей плоти проступали пожелтевшие кости, очень эффектно выглядевшие на свинцово-сером фоне остатков кожи. Тело его было укутано в рваный саван, и складки этого же савана образовывали капюшон, скрывающий голову; лишь глаза сверкали из-под него багряными угольками – страшные, лишенные век. Чудовищное создание придвинулось вплотную к меловой черте, и я, подавшись назад, чуть ли не втиснулся в камин. Безгубые уста разомкнулись, я увидел двойной ряд почерневших зубов, острых, как клыки, а в глубине рта – иссохший, свернувшийся в трубочку язык. Потом я услышал голос, словно просачивающийся сквозь два ярда могильной земли:
– Я – американский ужас, летящий на крыльях ночи. Только я. Остальные – подделки. Остерегайтесь. Я – воплощение инфернальных грез Эдгара Аллана По. Исключительно, несравненно ужасен. Подчиняю своей воле более низкоорганизованных призраков. Кровь моя, плоть моя, мои кости – все как на витрине, к услугам заказчика. Особая программа: ужас и омерзение, два по цене одного. Никаких дешевых фокусов с применением спецсредств: к услугам серьезных клиентов – профессиональный уровень работы с погребальными пеленами, самоподнимающаяся крышка гроба, прелести гальванизации. Эксклюзивная услуга: поседей за одну ночь!
Это протянуло ко мне костлявые руки – однако я нашел в себе силы сделать отрицательный жест. И оно сгинуло с глаз, оставив за собой терпкий, тошнотворный запах распада. Я кое-как смог вернуться на прежнее место, уже практически уверенный, что, наверное, не так уж и плохо жить вообще без призрака. Но, как выяснилось, мое испытание еще не было завершено…
Сначала я услышал шорох одежды – и только потом увидел хрупкую фигурку в белом платье со шлейфом, волочащемся по полу. Когда она приблизилась достаточно, чтобы в свете камина можно было разглядеть подробности, я понял, что передо мной девушка, юная и прекрасная. Все в ее облике напоминало об обворожительных леди из прошлых, лучших времен. Она горестно заламывала пальцы, а на лице ее, бледном и гордом, застыла печать обманутых чувств и неизбывного страдания. Нежно шелестя своим одеянием – звук этот был подобен шепоту осенних листьев, – гостья подошла к границе круга и устремила на меня неимоверно печальный взгляд несказанно прелестных глаз.
– Я несчастна, сентиментальна, очаровательна – и именно поэтому стала жертвой злодейски скверного обращения. Я была брошена и предана. Скорбно рыдаю в ночной тиши, тенью скольжу вдоль неосвещенных проходов. Происхожу из древнего, знатного, аристократического рода – о я несчастная! Обладаю утонченным вкусом: обстановка этого зала (о, какая прелесть: мореный дуб!) мне подходит, особенно если вот тут или вон там добавить еще немножко доспехов, а здесь, здесь, здесь, здесь и здесь – побольше гобеленов. О, неужели вы меня не возьмете?
4
Намек на некоторые романы Вальтера Скотта.