Страница 2 из 21
Отчаянно жестикулируя, мой друг развеял дымную завесу, возникнув из-за нее, как будто и сам был призраком.
– Не подлежит сомнению, что душа, даже после распада плоти, может сохранять возвышенные чувства – вроде патриотизма или любви к ближнему. Но нельзя исключать и того, что ее могут отягощать и чувства темной природы, такие как ненависть или стремление отомстить. В этих случаях, думаю, они, словно якорь, соединяют дух с наитемнейшими сторонами посюстороннего, материального мира. На мой взгляд, именно такова природа явлений, до сих пор не нашедших объяснения науки и, возможно, в принципе не подвластных ей, но на уровне ощущений и веры соприкасающихся с каждым из нас.
– Что ж, Том, – отозвался я, – ты сам недавно соотнес меня с последователями достопочтенного Фомы. Поэтому, не оспаривая твои доводы в принципе, все же скажу, что ни ты, ни я своими, так сказать, перстами никаких привидений не ощупывали. Вот это-то и есть единственный безусловный факт. А что до «веры и ощущений» – то это не та материя, на которую я в таком вопросе готов положиться.
– Смейся-смейся, Фома неверный! В этом мире многое сначала подвергалось осмеянию, а потом все же было признано! Но при всем признай уже сейчас: разве тебе не хотелось бы своими глазами хоть мельком увидеть привидение, не говоря уже о том, чтобы как следует понаблюдать за ним?
– Ну что ты, Том, разумеется, нет! А тебе?
– А мне, столь же разумеется, да!
Повисла пауза. Потом мой друг вновь заговорил:
– Между прочим, если не ошибаюсь, ты сам рассказывал, что у вас тут есть какой-то заброшенный флигель, который будто бы посещается призраками и поэтому вот уже сто лет или около того туда никто из людей не заходит. Не против, если я там проведу ночь? Скажем, прямо завтра?
– Этого только мне не хватало! Туда и вправду уже без малого сто лет никто и сунуться не смел, во всяком случае, после заката – кроме одного болвана, который наутро вышел оттуда в куда более скорбном состоянии рассудка, чем зашел вечером!
– Вот оно, наше хваленое здравомыслие! – торжественно уличил меня Том. – Сам посуди: ты не веришь в существование призраков – и при этом категорически отказываешься посетить место их обитания, опасаясь, что это может поколебать твой скептицизм! Давай-ка порассуждаем логически: представь себе, что перед тобой сидит человек, утверждающий, что, допустим, в соседнем графстве нет никаких диковинок – потому что здесь, в его родном графстве, их доподлинно нет! Услышав этакую логику, ты как медик, безусловно, имел бы право на вывод, что говоришь с сумасшедшим. А теперь давай применим эти рассуждения к тебе! В твоих владениях расположен старый дом, где ты ни разу в жизни не бывал, тем не менее ты…
– Послушай, – прервал я его, – если к завтрашнему вечеру это желание у тебя еще не выветрится – хорошо, так и быть! Только пойдем туда вместе. Ну, хотя бы для того, чтобы ты не мог мне потом заливать насчет «потусторонних гостей», с которыми тебе удалось встретиться, да только вот беда – подтвердить это некому. А теперь пора отправляться спать!
На следующее утро я с большим смущением вспоминал этот свой ответ, основную вину за него возлагая на алкоголь и надеясь, что у Томаса (он вчера прикладывался к бутылке не реже меня) мое обещание выветрилось из головы. Не тут-то было! Мой друг отлично запомнил, чем закончилась наша беседа, и, будучи от такого финала в полном восторге, всю ночь провел – во всяком случае, по его словам, – за составлением планов грядущей экспедиции. И вот к каким выводам он пришел:
– Все охотники за привидениями берут с собой пистолеты, а мы чем хуже? Значит, пара пистолетов, трубки и достаточный запас табака, чтобы не заскучать, бутылка ирландского виски с той же целью… Да, еще одеяла… Вроде бы ничего не забыл? Чует мое сердце, успех нам обеспечен!
«Господи помилуй!» – только и смог произнести я, да и то лишь мысленно. Однако я уже дал слово, и теперь оставалось лишь надеяться, что Том не заметит, сколь мал мой энтузиазм.
К вечеру мой друг уже буквально сидел как на иголках, поэтому во флигель мы отправились сразу по наступлении сумерек. Едва ли не впервые я разглядывал вблизи это здание: заброшенное, мрачное, старое, все увитое столь же старым плющом, как погребальный венок, – и вдобавок ко всему ветер трепал обвисшие стебли этого плюща, словно траурные ленты. Бодрости все это не добавляло; я в нерешительности оглянулся было на поблескивающие вдали огоньки человеческого жилья – но мой друг уже вставил в скважину ржавый ключ. Замок щелкнул, и мы ступили на вымощенный каменной плиткой пол, покрытый густым слоем пыли. Я зажег свечу.
– Устраивайся, дружище! – предложил Том, распахивая первую попавшуюся дверь. Я взглянул на открывающиеся за ней темные просторы огромного зала – и содрогнулся:
– Знаешь, лучше давай остановимся не здесь. Отыщем комнатку поменьше, такую, чтобы ее сразу можно было окинуть взглядом… Глядишь, и очаг там удастся разжечь!
– Пусть будет по-твоему. – Мой друг улыбнулся. – Я еще днем обошел это строение и, кажется, знаю, где находится то, что тебе нужно. Идем в другое крыло.
Он закрыл дверь и со свечой двинулся вперед. После некоторых блужданий мы вышли в длинный коридор и двинулись по нему. С одной стороны в этот коридор открывались пустые оконные проемы, так что мы время от времени пересекали участки, залитые мертвенным светом темной луны. Следуя по этому пути, мы действительно нашли вполне подходящую комнату, помеченную печатью запустения гораздо в меньшей степени, чем все остальные, встречавшиеся нам по дороге. На стенах даже оставались обои, какого-то неприятного багряного цвета, а одну из стен полностью занимал большой камин. Мы развели в нем огонь – и, против всех ожиданий, я почувствовал, что тут вполне можно провести ночь. Том, разумеется, снова был противоположного мнения:
– И это называется – бивак охотников за привидениями?! Тут все словно на самом обычном постоялом дворе! Стоило из-за этого выбираться из дома…
Но все же мы устроились у камина, выкурили одну за другой по трубке – и мой друг согласился, что призраков вполне можно поджидать и здесь. Вообще, вечер прошел на редкость удачно: в этой романтической обстановке и трубочная затяжка была слаще, и виски шел легче, и беседа теперь, когда мы все же нашли себе пристанище, текла ровнее – словом, я абсолютно уверен, что никогда прежде нам не удавалось пообщаться столь душевно. А снаружи бушевала непогода, луна то и дело пряталась за тучами, то и дело срывался дождь, оборванные стебли плюща все так же развевались на ветру…
– Хотел бы я знать, не протекает ли крыша. – Мой друг задумчиво посмотрел на потолок. – А впрочем, ерунда: над нами еще один этаж. Знаешь, там как раз есть что-то похожее на детскую… Говоришь, этот тип, прежде чем сбежать, прикончил своих отпрысков? Ну так бьюсь об заклад: он проделал это прямо у нас над головами! Кстати, уже почти двенадцать, так что если тут что и водится, то ему, согласно канонам, пора выходить на свет божий… то есть во тьму. Ох, ну и холодрыга тут у тебя: прямо-таки впору поверить, что это мертвенный хлад, ха! Слушай, а тебе не кажется, что мы сейчас сидим здесь, словно я и ты – опять школяры на очередном экзамене? Вот-вот возьмешь со стола билет – и поди заранее угадай, попадутся ли в нем знакомые вопросы… Лично мне – кажется!
– Тс-с-с…
– Что?
– Там какой-то звук… Вон оттуда, со стороны выхода!
– Ой, подумаешь, напугал… – Том хмыкнул. – Даром, что ли, мы брали с собой огнестрельное оружие!
– Том, честное слово, я что-то слышал! Кажется, там скрипнула дверь… Ох, Том, похоже, ты был прав, а я в своем скептицизме – не прав, а еще больше я не прав в том, что разрешил тебе прийти сюда и сам, как дурак, с тобой потащился!
– Ну так ведь не только потащился, но и притащился уже! – Мой друг снова хмыкнул. – Да ладно тебе, успоко… Ох! Ты слышал?!
На этот раз услышали мы оба: это был звук, с которым падают капли, – не снаружи, а где-то совсем рядом. Через секунду (к тому времени мы, вскочив с разложенных одеял, уже стояли на ногах, тесно прижавшись друг к другу), Том рассмеялся уже в полный голос: