Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 31

Всегда существовали люди, ощущающие вращение Земли и ее движение вокруг Солнца. В то время как абсолютное большинство является жертвой иллюзии (иллюзии того, что мир неподвижен), единицы воспринимают мир именно таким, какой он есть на самом деле. Джон Грант ощущал, как окружающая его земля движется, как она перемещается слева направо относительно неба. Он также чувствовал ее полет в безграничной темноте. Лежа в постели ночью, он прислушивался к гулу и шелесту этого огромного шара, непрерывно вращающегося вокруг своей оси.

Если проанализировать, каким образом движется в пространстве Земля, то становится непонятно, почему это движение ощущают лишь немногие, а остальные пребывают в блаженном неведении. Земля вращается со скоростью одной тысячи миль[5] в час, то есть быстрее вылетающей из ствола винтовки пули. Чтобы сделать полный оборот вокруг Солнца приблизительно за триста шестьдесят пять дней, она мчится в космическом вакууме со скоростью шестидесяти семи тысяч миль в час. Солнечная система, крохотной частичкой которой является Земля, примостилась на краю огромного вращающегося водоворота, называемого галактикой. Один полный оборот вокруг сияющего центра галактики Солнечная система делает за двести двадцать пять миллионов лет, и с тех пор, как пять миллиардов лет тому назад возник наш мир, данная грандиозная одиссея совершалась менее двадцати раз.

В этот день 1444 года Джону Гранту вот уже несколько недель как исполнилось двенадцать лет – ничтожный отрезок по сравнению с тем временем, за которое совершает свое путешествие Земля вокруг центра галактики, но довольно долгий для мальчика, чувствующего головокружительную скачку планеты через пространство и время.

Он был довольно высоким для своего возраста и очень худым. Его мать приходила в отчаяние из-за того, что, как бы много он ни ел – а это была вся еда, которую она вообще могла ему дать, – он оставался тоненьким, как хворостинка. Ей хотелось, чтобы он был потолще, чтобы между ним и окружающим его миром было побольше плоти.

А еще он был светловолосым и кареглазым. Его глаза были не просто карими, а еще и с золотистыми крапинками, и поэтому иногда казалось, что в его глазах поблескивают малюсенькие солнышки. Смотреть на него было приятно. Кроме того, мальчик был быстрым – он быстро соображал и быстро двигался. Некоторые замечали, что, когда Джон идет, он делает это совершенно бесшумно.

Его худоба и хрупкость тревожили сердце матери. Иногда он казался ей тонюсенькой тростинкой, которая в любой момент может сломаться даже от еле заметного ветерка. Если бы он был горшком с супом, она добавила бы в него муки, чтобы сделать этот суп погуще. Днем она видела изящество его телосложения и принимала ее за хрупкость. Ночью, будучи не в силах заснуть, она размышляла над тем, как это ей до сего момента удалось сберечь его живым и здоровым. Женщина со страхом думала о различных опасностях, которые будут угрожать ему в ближайшие дни, недели и годы. Она всегда опасалась, что внезапный порыв ветра может унести его прочь – так, как он уносит опушенные семена одуванчика из его корзинки.

Если бы она знала его тайну – то, что ее сын способен чувствовать движение окружающего его безграничного пространства, цепляющегося за одежду, как цепляется ветер за листья на вершине кроны дерева, – ей, наверное, уже никогда не суждено было бы спокойно заснуть. Однако Джон Грант не мог выразить словами то, что он чувствовал, а потому его тайна оставалась нераскрытой. Возможно, он понимал, что другие люди в любом случае не поймут его ощущений, и потому не пытался рассказать о них.

Юный Джон Грант, конечно же, не знал ничего ни о планетах, ни о звездах, ни о галактиках, а уже тем более о скорости летящих пуль. Да и откуда он мог бы узнать об этом? У него не было возможности дать какое-то вразумительное объяснение тому, что он чувствовал, впрочем, как и ни у кого из живущих в 1444 году людей, которые не могли знать об этом правды. Земле придется сделать полный оборот вокруг Солнца еще больше ста раз, прежде чем Николай Коперник выяснит, что все мы являемся невольниками Солнца, а Солнце – невольником Вселенной.

Хотя Джон Грант и заметил, что птица неожиданно изменила маршрут своего полета, он не обратил на это особого внимания. Однако когда полдюжины других птиц, попавших в его поле зрения, пронеслись в том же направлении, что и та, первая птица, он, невольно заинтересовавшись этим и отвлекшись от восприятия движения окружающего его мира, приподнялся и осмотрелся по сторонам. Раньше из группы деревьев, находившихся в нескольких сотнях ярдов справа от него, доносилось пение птиц. Теперь эти птицы умолкли. Те из них, которые никуда не полетели, похоже, затаились и прислушались.





От затвердевшего на солнце грунта исходили какие-то колебания, которые донеслись до него в виде неясных пока звуков. Это еще не было вибрацией: просто в ушах слегка зазвенело, – но ощущения были вполне отчетливыми. Мальчик поднялся на ноги. Чувство тревоги еще не охватило его, но все органы чувств напряглись. Джон Грант инстинктивно повернулся, чтобы ему был виден его дом – длинное низкое строение со стенами сухой каменной кладки и крышей из дерна. Из печной трубы вяло поднимался вверх белый дымок. Эта картина должна была бы подействовать на него успокаивающе, но из-за усиливающейся напряженности в его груди она, наоборот, встревожила его. Ему вдруг подумалось, что его дом… спит, пребывая в неведении, а потому является уязвимым.

Уязвимым по отношению к чему? Этого Джон Грант не знал. У него появилось ощущение, которое он называл (для себя и только для себя) «толчком» и которое сопровождалось слабым металлическим привкусом во рту. Сомнения и страх вызвали у него растерянность, волоски на коже встали дыбом, а «толчок», внеся определенную ясность, заставил побежать равномерной рысцой вниз по склону холма к дому. Пробежав сотню ярдов, Джон Грант остановился. Вибрация под его ступнями теперь была еще более отчетливой, а ее источник находился позади него – где-то далеко за теми деревьями, где умолкли недавно галдевшие птицы. Он, Джон Грант, находился сейчас между этим источником и своим домом и представлял собой хотя и хлипкий, но все же барьер, защищающий дом. Утешившись этой мыслью, мальчик снова побежал вниз по склону.

2

Хокшоу

Приятели называли его Медведем. Настоящее имя этого человека – Бадр, что означает «полнолуние», – звучало слишком уж непривычно для них, и поэтому они заменили его на нечто такое, что казалось им более подходящим. Во-первых, он был очень крупным – его рост превышал шесть футов, а по ширине плеч едва ли не равнялся двери в цитадели крепости. Во-вторых, кожа у него была темнее, чем у тех людей, среди которых он теперь жил, и по своему оттенку напоминала дубленую шкуру. Его волосы и борода, длинные и косматые, были черными, как ночное небо. Глаза у него тоже были черными – такими, как у птицы, – и, казалось, не упускали ни единого луча света. На его скулах и около глаз виднелись скопления пятнышек темного цвета размером чуть больше веснушек. Черный платок, повязанный вокруг головы, не позволял волосам падать на глаза.

Он появился здесь, среди этих людей, несколько недель назад – приехал по разбитой дороге к крепости Джардин на боевом коне, который был таким же черным, как и волосы Бадра. Седло и прочая сбруя имели незнакомый для шотландцев вид, однако наиболее странным казался им сам этот человек. Люди, трудившиеся на полях, прекращали работу и, выпрямив ноющие спины, старались получше рассмотреть проезжавшего мимо незнакомца, чтобы потом навсегда запомнить этот эпизод из своей жизни. Длинная кривая сабля у него на боку приковывала к себе очарованные взгляды. Бадр же, зная, что на него таращатся, все время смотрел прямо перед собой. И это, похоже, не было проявлением высокомерия: он просто вел себя как человек, которому есть над чем поразмыслить, а потому не обращал внимания на окружающих.

5

Одна миля равна 1609,3 метра.