Страница 28 из 31
Он плыл по своей реке из опиума, то приподнимаясь, то опускаясь. Джон Грант по-прежнему слушал молча.
– Разве ты не помнишь? – спросил Бадр. – Разве ты не помнишь, что она сказала тебе в ту ночь, когда умерла?
– «Я не могла бы любить тебя сильнее», – ответил Джон Грант. За прошедшие годы он вспоминал эти слова, наверное, тысячу раз.
– «Я не могла бы любить тебя сильнее…» – повторил Бадр Хасан.
Смысл этих слов вдруг показался Джону Гранту уже иным, и он почувствовал, как к его лицу прихлынула кровь. Не хотела ли сказать Джесси: «Я не могла бы любить тебя сильнее… даже если бы ты был моим собственным ребенком?»
Мысль о том, что это вполне может быть правдой, промчалась по закоулкам его рассудка, как проворная крыса, и он ощутил в своей душе пустоту.
– Кто же тогда? – спросил он. – Кто дал мне жизнь?
– Женщина, которая дала тебе жизнь, была… великой любовью твоего отца, – ответил Бадр. – Мне очень жаль, что приходится рассказывать тебе это, но ты должен знать. Эту женщину он спас от смерти – так, как он когда-то спас от смерти и меня.
– Но кем она была? – спросил Джон Грант. – И где она сейчас?
– Моя сумка… – Еле заметным жестом Бадр показал на свои вещи, лежащие рядом с ним: кривая сабля в ножнах, плащ и кожаная сумка.
Джон Грант, встав на четвереньки, потянулся рукой к сумке.
– Загляни в нее.
За все годы пребывания рядом с Бадром Хасаном Джону Гранту никогда не доводилось рыться в его немногочисленных пожитках. Когда он развязывал сейчас тесемки и открывал сумку, ему показалось, что он прикасается к чему-то сокровенному.
– Завернуто в голубое, – сказал Бадр.
Джон Грант заглянул внутрь сумки. Рядом с несколькими маленькими книгами в обложках из темной кожи и свертками различной формы из темной хлопковой ткани, в которых лежали позвякивающие монеты и пузырьки с какими-то жидкостями, он увидел квадратный сверток светло-голубого цвета.
– Только аккуратно, – предупредил Бадр. – Было бы жалко разбить ее сейчас.
Ткань была очень тонкой. «Наверное, шелк», – подумал Джон Грант. Начав развязывать сверток, он понял, что это изящный женский платок. Заинтригованный, он мельком посмотрел на Бадра и стал разворачивать платок. Внутри он обнаружил морскую раковину размером с его ладонь.
– Знаешь, что это? – спросил Бадр.
Джон Грант осторожно, как какую-нибудь священную реликвию, стал крутить раковину, рассматривая ее.
– Это раковина гребешка[9], – сказал он громче, чем хотел. Странность и неожиданность происходящего сейчас едва ли не вызвали у него разочарование.
– Она принадлежала твоей матери, – пояснил Бадр. – Не Джесси, а той женщине, которая тебя родила.
Джон Грант внезапно почувствовал пустоту – как будто он смотрел в пустое пространство и пространство это находилось внутри него.
– Почему она находится у тебя? – спросил он.
– Твой отец хотел, чтобы я сохранил ее для тебя, – ответил Бадр. – Что я и сделал. Он не сказал мне, в какой именно момент мне следует отдать ее тебе, но, похоже, этот момент наступил.
Мавр кашлянул и поморщился от боли, которую вызвал у него кашель.
Высоко над ними, там, откуда светило солнце и текла вода, Ангус Армстронг подполз еще ближе к трещине. Он с большим трудом различал слова мавра и Джона Гранта, доносившиеся из пещеры, а потому то и дело задерживал дыхание, стараясь запоминать самое важное, отбирая его из потока слов, как отбирают рыбешку покрупнее из мелюзги, пойманной сетью на мелководье.
Однако при упоминании раковины гребешка, столь необычного предмета, когда-то хранившегося у Патрика Гранта и имевшего какое-то особенное значение, Армстронг совсем забыл об осторожности.
Сейчас, наверное, великан собирался сообщить что-то важное о ней, о той женщине…
В своем отчаянном стремлении услышать продолжение рассказа поотчетливее и не упустить уже ни одной рыбешки, Армстронг переместился вперед и на мгновение закрыл трещину верхней частью туловища.
От этого движения эффект в пещере был моментальным. Пока Бадр, медленно дыша, лежал и молчал, а Джон Грант пытался понять только что услышанное, полоска солнечного света между ними внезапно исчезла. Она исчезла на какую-то долю секунды, не больше, но этого оказалось достаточно, чтобы Джон Грант понял кое-что очень важное: они с Бадром были здесь не одни.
Хмыкнув от гнева и разочарования, юноша резко вскочил. Промелькнувшая в голове мысль о том, что это Армстронг, почти не вызывала сомнений. А кто же еще? Осознав, что их преследователь снова пошел по их следам и находится сейчас где-то над ними, Джон Грант наконец-таки понял причину аритмичных ударов сердца, которые он чувствовал раньше и чувствует до сих пор.
Это были удары сердца Бадра – медленные и сильные, как всегда. Но были ведь и еще какие-то удары. Он понял, что это за удары, и мысленно обругал себя за то, что догадался об этом лишь сейчас. То, что он принял за биение одного удрученного сердца, сердца раненого человека, в действительности было биением сердец двух людей.
Несмотря на ранение, Бадр машинально привстал и попытался подняться, чтобы пойти вместе со своим подопечным, как он частенько делал это раньше. Однако мышцы изменили ему, и он, громко охнув, шлепнулся наземь. Джон Грант встревоженно посмотрел на него, но тут же решил, что сидеть рядом со своим другом – это для него сейчас не самое срочное занятие.
Отложив в сторону раковину и платок, в который она была завернута, он бросился к выходу из пещеры. Юноша бежал, едва касаясь ногами пола пещеры, и со стороны могло показаться, что он не бежит, а летит. Выскочив из полумрака на яркий солнечный свет, он невольно зажмурился. Несколько мгновений спустя, когда его глаза привыкли к дневному свету, Джон Грант повернулся и, окинув внимательным взглядом возвышающуюся перед ним скалу, сразу же заметил на ее вершине какой-то темный силуэт. На фоне ослепительно синего неба фигура мужчины казалась не более чем тенью, однако Джон Грант наверняка знал, кто притаился там.
Это был, конечно же, Ангус Армстронг, который всегда оказывался неподалеку от них, как будто они были связаны с ним прочной невидимой нитью.
И тут вдруг тень изменила свою форму. Армстронг передвинул, а точнее, перекатил что-то к краю обрыва, и Джон Грант за имевшуюся у него долю секунды едва успел осознать, что в лучах солнечного света к нему летит камень диаметром с колесо телеги. Джон Грант отскочил вправо, и камень, шлепнувшись наземь с оглушающим грохотом, но не причинив никакого вреда, разлетелся на множество кусков. К тому моменту, когда Джон Грант отвел взгляд от этих кусков и снова посмотрел вверх, силуэт на вершине скалы уже исчез.
Ситуация была безнадежной, и Джон Грант это понимал. Не было смысла в том, чтобы оставлять Бадра на довольно долгое время, тем самым подвергая его серьезному риску, и огибать бегом скалу, чтобы пытаться найти более пологий подъем на вершину. Еще менее привлекательной казалась мысль о том, чтобы попробовать забраться на скалу прямо здесь, ибо на каждом дюйме такого подъема он был бы очень уязвимым для нападения на него сверху. Юноша тяжело вздохнул, понимая, что ему нужно успокоиться и заставить себя думать более рассудительно. Отступив в относительно безопасное место у входа в пещеру, он сосредоточился, обдумывая различные варианты своих последующих действий. По прошествии нескольких минут Джон Грант вернулся к изначальной оценке сложившейся ситуации: оставшись без своего большого лука, из которого он умел стрелять очень хорошо, Ангус Армстронг, скорее всего, будет уклоняться от схватки с ним лицом к лицу.
Тем временем Армстронг вовсю бежал прочь от скалы и пещеры, прочь от Джона Гранта. У него, в отличие от юноши, не было никаких сомнений насчет того, что ему делать дальше. Он знал, куда бежать и за чем бежать – за наградой. За обещанной ему наградой.
Сэр Роберт будет доволен. Очень доволен.
9
Гребешок – двустворчатый моллюск.