Страница 4 из 11
– Очень...
«Все ясно, температура, головная боль, ригидность затылочных мышц, боль в пояснице...»
– Вера, спина болит?
– Немного.
– Покажи язык.... Мочилась давно?
– Да...
– Кровотечения из носа, из влагалища были?
– Так я думала – месячные... просто раньше, а носом нет... Витя, ну с Петей-то что?
«Язык обложен, анурия, сосуды склер инъецированы... все симптомы налицо...» – думал Вдовин.
– Рая, ее в четвертую... Но сначала пункцию...
Виктор Павлович заранее знал, каким будет результат анализа спинно-мозговой жидкости, но пункцию он обязан был сделать, как и бороться за их жизни до конца.
Симптоматика этого заболевания была довольно разнообразна, она сочетала в себе признаки нескольких болезней, таких как энцефалит, грипп, и все это с ярко выраженным геморрагическим синдромом, что поначалу и сбило врачей с толку.
Виктор Павлович сам первому заболевшему поставил диагноз геморрагическая лихорадка, но снял его буквально через несколько часов, пронаблюдав динамику болезни. Болезнь развивалась стремительно, ни с чем подобным он раньше не сталкивался. Инкубационный период они отследить не могли, но, по всей вероятности, его либо не было вообще, либо он был достаточно мал. Резкое повышение температуры, головная боль, боль в пояснице, анурия, тяжелое поражение почек с острой почечной недостаточностью – и все это с геморрагическими явлениями и менингеальными симптомами. На следующий день, как правило, температура падала, наступало кратковременное улучшение самочувствия. Но это было началом конца, головная боль резко усиливалась, становясь нестерпимой, сознание затемнялось, бред, кома, смерть. Вскрытие ничего не проясняло.
Пока он занимался с Верой, привезли еще двоих: старуху лет восьмидесяти и молодого мужчину. Виктор Павлович осмотрел их, распределил по палатам и отправился к себе в кабинет, твердо решив выполнить обещание, которым он на «пятиминутке» пригрозил главврачу, крикнув тогда:
– Если ты сейчас же не свяжешься с Москвой, то вечером я сам позвоню, и не только в Москву! Девидсону позвоню, в Сиэтл! Будь уверен, я это сделаю! – И вышел, хлопнув дверью. Тогда он еще и сам не был уверен в том, что это сделает, но теперь...
«А что мне, собственно, мешает? Я-то чего боюсь? Я-то не чиновник, у меня-то кресла нет.... А вдруг это поможет!» – думал Виктор Павлович, поднимая трубку телефона и садясь за стол.
Но в Москву из своего кабинета он позвонить не смог – видно, восприняв его угрозу всерьез, главврач заблокировал выход на межгород.
От злости у Вдовина аж в глазах потемнело.
«Ну, ладно, ублюдки. Вот теперь-то я раззвоню во все колокола, мало не покажется», – думал он про себя, набирая городской пятизначный номер.
– Володя? Привет! Хорошо, что ты дома. Слушай, у тебя сканер работает? Отлично! Так я подъеду через полчасика?.. Володь, не вопрос, все будет... Ладно, пока, еду.
Минут через сорок Виктор Павлович был уже в квартире своего друга с толстой пачкой историй болезней и большой бутылкой водки.
Они сели, выпили по рюмочке, и Вдовин все рассказал другу.
– Ни хрена себе! Слушай, Витек, неужели это так все серьезно?
– Серьезней не бывает, Вова!
– Но почему же тогда не объявят карантин, или что там еще?..
– О, господи! А ты не понимаешь? О чем я тебе сейчас толковал? Мы даже эпидемию гриппа не можем назвать эпидемией без согласования с... – и Виктор Павлович зло махнул рукой куда-то в потолок.
– Да-а-а! Дела! – сказал Владимир, наливая по второй. – Ладно, давай по второй и займемся делом. Тебе помочь, наверное, надо? – пододвинул рюмку Владимир, косясь на кипу документов, которые принес с собой его друг.
Выпили, закусили копченой корюшкой и приступили к делу.
– Так, давай, ты вот это все сканируй, – Виктор указал глазами на пачки историй болезней, – а я пока составлю текст писем.
– Что, все вот это сканировать?! – удивился Владимир.
– Нет, сейчас я тебе покажу. – Врач взял одну из папок и показал: – Вот... Вот и... вот здесь.
– Понял! Ладно.
Виктор Павлович решил действительно бить во все колокола, не опасаясь выглядеть смешным: он лучше других осознавал всю опасность создавшейся ситуации. Вопрос стоял – жизнь или смерть, ни больше ни меньше.
Он решил написать в министерство, в администрацию Президента и Полу Девидсону – своему давнему другу, тоже врачу. Тот занимал какой-то пост в одной из комиссий ООН, и он уж разберется, как поступить с этой информацией, а возможно, даже что-то посоветует, вдруг ему известно о схожих инцидентах?
Во всяком случае, на Пола Виктор Павлович возлагал гораздо большие надежды, нежели на родное министерство и администрацию Президента иже с ним. В административных органах Виктор Павлович в последние годы совершенно разуверился.
Когда Володя закончил сканировать документы, письма уже были готовы, Виктор Павлович еще раз проверил текст письма в Сиэтл: в английском он был не особенно силен, а русского Пол не знал, вернее, почти не знал. При встречах они общались на дикой англо-русско-латинской смеси и прекрасно понимали друг друга.
Наконец все было готово, и Виктор нажал на клавишу почтовой программы «Отправить». Скорость, правда, оставляла желать много-много лучшего, и они за это время успели выпить еще по рюмочке, затем Виктор Павлович собрал документы и, поблагодарив друга, отправился в свое инфекционное отделение бессильно наблюдать, как один за другим умирают его больные.
В инфекционном отделении не осталось ни одной свободной койки, были заняты даже все дополнительные. Больные лежали везде: в коридоре, подсобку приспособили под палату, заняли еще два служебных помещения, и все равно мест не хватало. Больные прибывали быстрее, чем умирали. Вдовин понимал, что положение катастрофическое, но реакции на его письма не было, ответил только Девидсон, выяснял подробности, просил результаты анализов. Вдовину было стыдно признаться американскому коллеге, но даже этих элементарных анализов они сделать не могли по известным причинам – отсутствие оборудования. После долгой ругани и взаимных угроз главврач все же согласился выделить часть первого этажа поликлиники, имевшую отдельный вход, под временное размещение инфекционных больных.
Местные власти наконец-то зашевелились, но только после того, как в больницу попал сын одного из высокопоставленных городских чиновников. На властей предержащих вдруг нашло прозрение, они поняли, что живут на той же земле, что и простые смертные. А загадочная и зловещая болезнь в чинах и партийной принадлежности не разбирается. В местном бюджете неожиданно нашлись деньги, небольшие, правда, но все же, на медикаменты и кое-какое оборудование. Но все это положение не спасало и даже не улучшало. Вдовина по-прежнему не слышали, карантин в городе так и не был объявлен, самолеты продолжали взлетать и садиться, суда – приходить и уходить из порта.
Все изменилось однажды поздно вечером, когда уставший, невыспавшийся Вдовин вместе со своим коллегой Николаем Николаевичем Осеткиным сидели в кабинете и в ожидании закипающего чайника принимали свои законные «пятьдесят» – без этого допинга они бы давно свалились с ног. Николай Николаевич был прекрасным врачом, якутом по национальности и добрейшей души человеком, для врача, как считал Вдовин, излишне чувствительным.
– Знаешь, Витя, не дает мне покоя, однако, одна особенность этой болезни, – тихо проговорил Николай, когда дожевал бутерброд.
Он всегда говорил тихо и медленно, как бы с трудом подбирая слова, за многие годы совместной работы Виктор Павлович не помнил случая, чтобы Николай Николаевич кричал на кого-нибудь; сам-то Виктор, что говорить, частенько грешил этим.
– О чем это ты?
– А о том, Витя, что среди больных только русские.
– Ты, наверное, хотел сказать – белые, европеоиды, – уточнил Виктор Павлович.
– Ну, да, именно это я и хотел сказать.
– Я тоже обратил на это внимание, но, возможно, это просто случайность.