Окружное шоссе

Первым нарушил молчание Мытарев.

- Ну, что ж, - сказал он, - со скидкой на дистанцию в пять лет и, так сказать, на разницу в положениях объекта можно допустить, что это фотографии одного и того же человека. Но, возможно, дело тут именно в скидке. Спросим Вула.

Он позвонил.

Ввели Вула.

- Спор у нас с капитаном вышел, - обратился к нему Мытарев. - Капитан утверждает, что у Цырина с Бабурой не было, ну, ни малейшего сходства. Рассудите нас, пожалуйста.

- Проиграли вы, гражданин капитан, - усмехнулся Вул. - Было сходство.

- Однако, не такое, чтобы их можно было спутать?

- Нет.

- И вы легко отличите одного от другого?

- Конечно

- Тогда скажите нам, чье это изображение? - Полковник протянул ему одну из фотографий, сделанных на причале.

- Это Бабура, - мгновенно отреагировал Вул. - Только почему он...

- А может, Цырин? - усомнился полковник. - Не путаете?

- Это Бабура, - повторил Бул. - Но почему он в таком виде?

Последовала выразительная пауза.

Полковник позвонил.

Появился конвоир и вывел Вула.

- Как же все получилось? - сокрушенно произнес капитан. - Как?

- Перестаньте, - оборвал его Мытарев. - Вы мне таким не нравитесь. В лодке убит Бабура, это ясно. Давайте думать как все поправить.

"Верно, - подумал капитан - Сейчас не время бить себя в грудь. Действовать надо".

- Что вы думаете по поводу пограничников? - уже поспокойнее продолжал полковник. - Киреев сообщил, что их восемнадцать человек.

- Кто-нибудь, включая отпускника, мог уехать, минуя Приморск?

- Нет.

- Кому для этой цели больше подходил самолет?

- Троим. Двоим в Свердловск и одному в Алма-Ату.

- Среди этих троих есть отпускник?

- Есть. Это ему в Алма-Ату.

- Меня, Владимир Николаевич, больше всего занимает отпускник. И вовсе не потому, что пассажирам автобуса пограничник показался отпускником. Он был один - демобилизованные обычно держатся вместе. Тем более, что всем в Приморск. р

- Но ведь кто-то мог и поотстать.

- Конечно. Вернемся к Цырину. Все его странности, несомненно, являлись составляющими одного чрезвычайно тонкого плана. Он спешил. Он бросил автобус, потому что спешил.

Он оставил в лодке половину денег, потому что спешил. Он пошел на эту жертву, надо думать, не без колебаний. Она была призвана сбить нас с толку и, признаемся, сбила: буквально до последней минуты мы считали, что убит именно Цырин. Но с другой стороны, он позволил себе появиться дома.

Почему? Имея гарантированный, как он считал, заслон? Какой?

- Он собирался воспользоваться мундиром и документами убитого и улететь мы уже обсуждали такую возможность, - сказал капитан.

- И улететь он должен был ещё сегодня рано утром, обойдя нас на несколько часов. Только вот куда он собирался лететь?

- В Алма-Ату, - сказал Зенич.

- Почему?

- Демобилизованные редко ездят поодиночке, вы правы.

Но это ещё не все. Положение демобилизованного не устраивало Цырина.

- Не совсем вас понимаю, Владимир Николаевич, но продолжайте.

- Тут ничего конкретного. Так, предположение. Я вдруг вспомнил, как сам служил. Отпуск дали, молчком приехал - дома никто ничего не знал. Увидели глазам своим не поверили. Зато уж когда демобилизовался... Четверо суток поезд шел, и я с каждой станции слал телеграмму. Здесь работает какая-то чисто солдатская психология: в отпуск лучше являться неожиданно, со службы наоборот. Предупреждал этот парень о своем приезде или нет, можно будет уточнить, но если нет, то Цырин об этом должен был знать.

- Любопытно. Ну и что?

- А то, что личина отпускника гарантирует Цырину двухнедельную фору десять дней отпуска, плюс дорога. Дома пограничника не ждут. В части о нем не станут беспокоиться до тех пор, пока не придет ему пора возвращаться. Не раньше этого срока что-то заподозрим и мы. В Алма-Ате же Цырин возникнет в своем истинном облике или в любом другом и двинет, куда ему надо. Считайте, что в этом случае след его окончательно утерян.

- Если все обстоит именно так... - сказал полковник. - Если именно так, повторил он, - то Цырин ещё здесь. Аэропорт закрыт вторые сутки. Нелетная погода - это иногда весьма кстати. Хотя, признаюсь, весь день я думал по-другому.

- Поеду, - сказал капитан. - Поищу в аэропорту. Цырин человек настойчивый. Он будет ждать самолета.

- Поезжайте. Кого вы намерены взять с собой?

- Емелина и практиканта.

- Не мало?

- Нет. Разрешите идти?

- Идите, Владимир Николаевич. И пожалуйста, узнайте заодно, как там мой новосибирский. Не затруднит?

- Не затруднит, - сказал капитан, стоя в дверях. - Значит, не верите?

- Сомневаюсь, - сказал Мытарев.

Но Зенича уже не было в кабинете.

ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ

В маленькой комнате с радиостанцией - резиденции руководителя полетов-их находилось пятеро.

- Начнем, товарищи, - сказал Зенич, - Прошу вас, Василий Ильич.

Руководитель полетов Гуляев, пожилой, массивный и очень смуглый человек, хлопнув ладонями по коленям, встал.

- Аэропорт открыт на вылет двадцать минут назад, - сообщил он. - Машина алма-атинского рейса должна уйти через полчаса первой. Пассажир Житников, следующий до Алма-Аты, зарегистрирован под номером семнадцать. Его место 4 б. Багажа не сдавал.

- Спасибо, - поблагодарил его капитан.

Покачав головой, Гуляев сел.

- Вечно что-то случается в мое дежурство, - мрачно объяснил он.

- Товарищ Емелин, - попросил капитан.

- Мы его не нашли, - доложил лейтенант Емелин. - В помещениях для пассажиров его нет.

- Придет, - сказал Гуляев. - Объявят посадку, и придет.

- Точно, - согласился Зенич. - Он ничего не знает и ни о чем не должен знать. У него сейчас единственное препятствие - погода. Когда он услышит про посадку, он расслабится. Это неизбежно, и это нам очень на руку.

- Тут спрятаться - раз плюнуть, - добавил дежуривший в вокзале лейтенант Гетьман. Высокий, худой, неестественно стройный, неспокойный в поведении, он был полной противоположностью флегматичному на вид Гуляеву.

- Когда посадка? - спросил Зенич.

- Когда прикажете, тогда и сделаем, - ответил Гуляев. - Все в наших силах.

- А если он прямо к трапу пойдет? - предположил Емелин. - Возможно такое в принципе?

- А чего ж тут невозможного? - сказал руководитель полетов. - Перелазь через забор и иди.

- Он не пойдет, - сказал Зенич. - Зачем ему лишние неприятности? Он законный пассажир при законном билете. Будем ждать и, как появится, возьмем. Он сегодня достаточно погулял.

- Разрешите... - робко напомнил о себе практикант.

- Вот что, молодые люди, - перебил его Гуляев. - Я в ва - ши дела не вмешиваюсь, но совет дать хочу. Вы его "брать"

как это у вас называется, собрались. А где? В вокзале народу не протолкнешься - пассажиры двадцати двух рейсов сидят Он, как я понимаю, просто так в руки не дастся. Нельзя в вокзале, значит. На перроне тоже нельзя. Здесь у него темнота в союзниках и, так сказать, оперативный простор.

- В самом деле, - с интересом сказал капитан. - А где же, по-вашему, можно?

- Прежде чем в.ести к самолету, мы собираем пассажиров каждого рейса в накопителях. Это такие будки на перроне похожие на клетки, - все летали, и все знают. Как наберется в накопителях достаточно пассажиров, дежурная запирает входную дверь и открывает дверь на поле. Теперь следите. Ваш пассажир вышел на платформу. Как он хоть выглядит?

- Пограничник, - кратко объяснил Зенич. - По званию - ефрейтор.

- Пограничник, значит? - удивился руководитель полетов. - В общем, так. Из накопителя он не убежит. Он там, как в клетке. Проход на поле узкий. Там и надо брать.

- Разумно, - согласился Зенич. - Принимается.

- Разрешите, - просяще протянул практикант, и капитан понял.

- Товарищ Емелин, отдаю его вам, - сказал он.