Страница 10 из 19
Артисты ТРАМа Николай Рытьков и Зинаида Нарышкина были прекрасной парой. До войны он увлекался эсперанто, за что загремел в сталинские лагеря как шпион японской разведки.
Она – интересная женщина – ждет, хранит ему верность. Наконец наступает долгожданный день его возвращения. Счастливая, она моет, трет квартиру. Решает повесить новые занавески. Залезает по лестнице на высокие окна и падает. Перелом позвоночника. Паралич. Рытьков находит неподвижную женщину. Горе. Через какое-то время его приглашают на международный симпозиум по эсперанто не то в Швецию, не то в США. Он уезжает и не возвращается. Она, парализованная, умирает в одиночестве.
Режиссер Алексей Дикий безумно любил женщин, и это именно ему принадлежит крылатая фраза: «У меня женщин было больше, чем воробьев, которых вы видели в жизни». Страсть Алексея Денисовича выдавали глаза. Как только ему нравилась какая-то актриса, у него тут же краснели глаза, как у быка, когда кровью наливались. В ленинградском Большом драматическом театре не могут забыть одну историю. Репетиция, актеры дико нервничают, потому что в это время по радио транслируют чемпионат мира по футболу. А репетиция затягивается. Тогда они подговорили актрису, и она стала брать внимание на себя, задавая Дикому дурацкие вопросы кокетливым голосом, при этом поправляя свитер то на груди, то на талии. Через несколько минут Дикий неожиданно объявляет: «Друзья, давайте прервем репетицию. Все свободны». Все встают. «А вы, Люся, останьтесь», – и глаза его еще больше покраснели.
9
Актеры и режиссеры в нашей романтической истории – особый союз. Союз корысти, творчества и секса. Причем роли тиранов и жертв постоянно переходят из рук в руки, как приз, и никто его надолго не удерживает. В этом альянсе столько же циничного, как и профессионально-прекрасного. Главным предметом в этом союзе долгое время был диван режиссера. Мебель – как правило, кожаная – не подозревала, какая роль была ей отведена в театральном процессе. Если бы диван, столь же многоуважаемый, как чеховский шкаф, мог говорить, то он поведал бы массу загадочных историй.
В таком положении людей и вещей – режиссер-диван-актриса – ничего нельзя изменить. И как ни парадоксально, но именно через близость некоторые режиссеры могут многое объяснить неопытной актрисе. Они рассматривают свои сексуальные претензии как источник вдохновения. И это чистая правда. Это, как правило, режиссеры романтического склада, чьи спектакли отличаются красотой и театральностью.
Невероятным чутьем по части женского пола обладал режиссер Вахтанговского театра Рубен Симонов. Рассказывают, что когда Симонов шел к театру в своем белом макинтоше с высоко поднятым воротником и его миндалевидные восточные глаза обволакивали встречных женщин, то те не могли устоять. Но человеком, как поговаривают, он был скуповатым и со своими пассиями расплачивался ролями. Собственно, что значит скуповатым? Да если бы всех актрис Симонова спросить, что для них важнее – цветы, конфеты или духи, они стройным девичьим хором простонали бы: «Роль, роль, роль!!!» А Мастер умел выстраивать роль до миллиметра.
Галина Коновалова вспоминала:
– Я помню, как актрисе Елене Добронравовой он поручил роль в спектакле «Фома Гордеев», и все были свидетелями, как он высекал рисунок ее роли. Она выходила на сцену в черном платье, высокая, красивая, и он ей из зала говорил: «Значит, Леночка, сейчас возьмите платочек, платочком сделайте так, теперь голову налево, чуть-чуть правее…» Потом все удивлялись, откуда у девушки что взялось. А когда ему актриса была неинтересна, он проходил с ней мизансцену быстро, с плохо скрываемым желанием побыстрее от нее (то ли от мизансцены, то ли от актрисы) избавиться. А если актрисы ему отказывали? Чтобы кто-нибудь Рубену Николаевичу отказал – такого случая в Вахтанговском не помнят.
– Как вы думаете, он творчески подпитывался от романов?
– Да. Он уже в училище присматривал себе студенток. Так он присмотрел Вертинских, и сестры бывали у него дома. Ему очень нравилась студентка Нина Никитина, которая потом озвучивала в кино все роли Симоны Синьоре. Так вот, Никитину должен был смотреть худсовет в спектакле «Много шума из ничего» для того, чтобы утвердить или не утвердить на новую роль. Симонов очень хотел, чтобы Никитина ее получила, но как хороший режиссер понимал, что если худсовет увидит ее в «Шуме», то все, никакой авторитет не спасет. Тогда он через посредников заставил ее сказаться больной прямо перед спектаклем. И таким образом она не сыграла провальную роль и получила новую. Говорят, играла блестяще. И ее карьера круто пошла вверх.
– Но, может быть, это естественно, когда для достижения творческого результата главреж пользуется своей властью? Может быть, интересы театра в данном случае должны быть превыше всего?
– Если это обоюдная история, связанная с тем, что в дальнейшем поможет роли и спектаклю, то это нормально. Когда начинается шантаж, когда режиссер не дает роль прежней пассии, потому что у него завелась другая, – вот это ужасно. И к тому же при всей труппе он показывает, что прежняя не в фаворе.
Актрисы, которые отказывали своим главным, имели непростую судьбу. Но таковы законы театра, где всегда найдется свой Карабас Барабас и Мальвина. И каким образом он сделает из нее примадонну – на его совести. Зрителю же на самом деле безразлично, какой ценой режиссер и актриса добились успеха. Цену знают только за кулисами и добровольно платят или не платят ее.
10
Но, пользуясь своей властью, режиссеры ужасно боятся актрис, хотя в этом никогда не признаются. Потому что знают: это кончается полным обузданием творческой личности и ловким гарцеванием на режиссерской шее.
Валерий Фокин:
– У меня были романы с актрисами и их попытки обуздать меня. Но я не допускал, чтобы они переходили грань. Был случай даже, как на одной пирушке одна артистка чуть не изнасиловала меня. Зажала в углу и требовала: «Дай мне роль! Дай!»
Эту суровую школу прошли многие мэтры. И только единицам удалось избежать цепких ручек актрис.
Марк Захаров:
– Я не мог бы быть рабом собственного влечения, предметом широкого обсуждения. В театре этого допустить нельзя, особенно тому, кто стоит во главе.
Исключительная судьба в режиссерско-актерских отношениях у Олега Ефремова. Многие коллеги люто завидовали тому, как он умело сочетал личное и общественное, т. е. профессиональное. У него была масса возлюбленных в театре, но как только кто-то из них пытался стать хозяйкой театра, получить роль, это пресекалось в три минуты. И карьеру они его руками не делали.
«Не путаться с артистками» – под этим лозунгом прошла жизнь Станиславского (считавшего, что актрисы любят не искусство, а себя в нем), а также Андрея Гончарова и Марка Захарова. Последователей у них было, увы, немного. Хотя новое поколение режиссеров относится к этому иначе. Евгений Писарев, возглавивший Пушкинский театр в 2011 году после смерти Романа Козака, считает, что если понятие «режиссерский диван» и остается, то только в специфических местах.
– Даже если такое случается, то, я уверен, это одноразовая история, потому что можно получить роль, но нельзя получить любовь зрителей. Если нет таланта, ничего не поможет – ни диван, ни что другое.
Между прочим, первое, что я купил себе в кабинет, – это диван. Сказал: «Вот присаживайтесь». Но… У меня в театре очень талантливые артистки и женская часть во всех поколениях представлена мощно. И вообще у меня с женщинами все нормально: не столько они ко мне тянутся, сколько я к ним. Они популярные, в кино снимаются. И они получают свои роли не на диване.