Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 17



– «агрессивного» поэта, выражающего ненависть, гнев и злобу в форме сатиры (Ф. Рабле, Ж.-Б. Мольер, А. Франс, Г. Ибсен, Б. Шоу);

– «симпатического» поэта, испытывающего симпатии к человеку и природе и чувство сострадания (Ч. Диккенс, Ф. Достоевский, X. Гауптман);

– «жизнерадостного» поэта с осознанным самоутверждением (древнегреческий поэт Пиндар, поэты барокко и рококо);

– «депрессивного» поэта с сознанием мировой скорби (Ф. Шатобриан, Н. Ленау, Дж. Байрон, Г. Гейне).

Анализируя типы художников слова по характеру их психики, он отмечал наличие типов поэтов «подавленного» и «повышенного» самочувствия. Предлагал он также различать писателей по характеру преобладания чувств – зрительных, слуховых, обоняния (Мюллер-Фрейнфельс, 1923; Нефедов, 1988)[4].

При всем разнообразии предлагаемых терминов у описанных выше типологий есть много общего. И прежде всего это то, что их создатели исходят из достаточно очевидного положения. Оно состоит в том, что, с одной стороны, человек способен быть объективным и подчиняться требованиям объекта. С другой стороны, у него может преобладать субъективность и желание подчинить себе объект. (Причем скорее в мыслях, чем в реальности.)

К. Юнг пишет об этом «на языке психологии» как о двух типах личности – экстравертированном и интровертированном. «Экстравертированная установка отличается покорностью субъекта перед требованиями объекта». «Для интровертированной установки характерно утверждение субъекта с его осознанными намерениями и целями в противовес притязаниям объекта» (Юнг, 1991, с. 275).

Деление людей на типы по основанию экстраверсия/интроверсия принимается психологией практически безоговорочно. При этом, конечно же, отмечается, что человек так или иначе находится между объективностью и субъективностью: он должен подчиниться действительности и подстраивать ее под себя.

Возвращаясь к вышеприведенным типологиям, отметим, что они попадают в те же два класса:

Предлагаемая нами типология не ограничивается вышеприведенными критериями. Мы полагаем, что вся литература в той или иной степени интровертирована, в каждом литературном тексте есть интерпретация, «подгонка» действительности под представления автора. Вопрос заключается, во-первых, в степени и характере искажений, во-вторых, в «векторе фантазии».

Следует отметить, что такое углубление в психику автора, на первый взгляд кажущееся бесцеремонным, не является изобретением последнего времени, а ведет свои традиции от биографического метода в литературоведении, основателем которого считается французский литератор XIX века Шарль Огюст Сент-Бев.

В своих «Литературных портретах» и критических этюдах Сент-Бев стремился показать особенности творчества писателя через его биографию. В известном очерке «Пьер Корнель» он так сформулировал идею своего метода: «В области критики и истории литературы нет, пожалуй, более занимательного, более приятного и вместе с тем более поучительного чтения, чем хорошо написанная биография великих людей <…> тщательно составленные, порою даже несколько многословные, повествования о личности и творениях писателя, цель которых – проникнуть в его душу, освоиться с ними, показать его нам с самых разных сторон» (Сент-Бев, 1970, с. 47).

Рассматривая в целом биографические описания с психологической точки зрения, Г. Олпорт отмечал, что они «начались как описания жития святых и как рассказы о легендарных подвигах. <…> Однако биография во все большей степени становится строгой, объективной и даже бессердечной. <…> Биографии все больше походят на научные анатомирования, совершаемые скорее с целью понимания, чем для воодушевления и шумных возгласов. Теперь даже есть, – писал он в 1959 году, – психологическая и психоаналитическая биография и даже медицинские и эндокринологические биографии» (Олпорт, 1982, с. 214).



Выявление общих психологических и психиатрических закономерностей, проявляющихся в литературном творчестве, представляет определенную трудность в силу того, что у психологов и у психиатров разных школ и стран существуют расхождения в основаниях типологизации. Кроме того, ученые пользуются разными источниками, анализ которых приводит к противоречивым заключениям.

Интересный и плодотворный подход к творческой личности широко представлен в отечественном периодическом издании 20-х годов. Он носил длинное название: «Клинический архив гениальности и одаренности (эвропатологии), посвященный вопросам патологии гениально-одаренной личности, а также вопросам патологии творчества»[5]. Он выходил под редакцией д-ра Г. В. Сегалина в Свердловске в 1925–1928 гг. В нем развивалась концепция о связи феноменологии гениального (одаренного) человека с симптомами психопатического ряда и публиковались работы в отношении творческого процесса, в отношении литературных произведений и в отношении личности гения.

Своего рода эпиграфом к публикациям этого издания могут служить слова Э. Кречмера: «Душевно здоров тот, – говорил он в докладе на тему «Гениальность и вырождение», – кто находится в душевном равновесии и хорошо себя чувствует. Такое состояние не есть, однако, состояние, которое двигало бы человека на великие дела» (см. КА, 1926, с. 3).

В материалах «Клинического архива…» анализ медицинских свидетельств и постановка писателям психопатологического и психиатрического диагноза сопровождались подробным анализом содержательной стороны произведений этих писателей. В целях создания «патографий» известных авторов привлекаются генеалогические данные великих людей (о родителях, братьях и сестрах, среди которых обнаруживается немало психически больных родственников). Наряду с этим анализируется подверженность самих творческих лиц психическим заболеваниям.

Например, при рассмотрении творчества Максима Горького делается вывод о том, что во многих рассказах писатель «заставляет своих героев покушаться на самоубийство или кончать самоубийством», что в целом позволяет даже говорить о «литературной суицидомании Горького» (КА, 1926, с. 207). При этом приводятся свидетельства относительно нескольких реальных попыток самоубийств у самого М. Горького. Кроме того, отмечается наличие у него острых галлюцинатов.

Аналогичному анализу подвергается творчество Леонида Андреева. «Страх и ужас, страх смерти, страх жизни – основные мотивы Леонидо-Андреевской меланхолии, не оставляющей его никогда и губящей его детство, отрочество и юность», – писал д-р Б. И. Галант в статье «Психопатологический образ Леонида Андреева» (КА, 1927, с. 148). Попутно отмечаются наличие алкоголизма у писателя в юношеские годы, его бесчисленные попытки самоубийств и интерес к Шопенгауэру. Делается вывод о наличии у Л. Андреева тяжелой формы неврастении, сопровождавшейся страхом смерти. При этом исследователь связывает это с тяжелой травмой, которую писатель пережил в 16 лет, бросившись на рельсы и испытав страх смерти, находясь под проехавшим над ним поездом.

Ряд отечественных и зарубежных исследователей сосредотачиваются на типологии авторов на основании проявлений в их поведении отклонений, свойственных людям, страдающим определенными психическими заболеваниями. Интересно, что хотя в научных школах разных стран заболевания определяются несколько по-разному, наблюдаются совпадения в диагнозах, которые ставят одним и тем же авторам отечественные и зарубежные исследователи.

Интересным является утверждение ряда авторов о том, что лица, склонные к творчеству, подвержены эпилепсии. Во многих публикациях сборника говорится об аффекто-эпилептическом типе гениальности. Так, приводятся свидетельства о наличии у Эдгара По аффективности и раздражительности эпилептического характера; пишут также об эпилептических припадках у Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. Блока, Г. Флобера, А. Мюссе, Данте, Ч. Диккенса, О. де Бальзака. Говоря о признаках эпилепсии, Ц. Ломброзо называл Ж.-Б. Мольера, Петрарку, О. де Бальзака, итальянскую поэтессу А. Милли, Дж. Свифта, Г. Флобера (Ломброзо, 1892).

4

Здесь исследователь начала XX века опередил работы, сделанные позднее в парадигме НЛП (нейролингвистического программирования), которые, к слову сказать, научными не являются, поскольку не опираются на собственно научные исследования. Они, однако, получили достаточное распространение в силу своей понятности (по словам А. А. Брудного, это – поп-психология).

5

В дальнейшем при ссылках на это издание будет использоваться аббревиатура «КА». – Примеч. ред.