Страница 6 из 11
Лекция окончилась. Слушатели и лектор разошлись по домам.
Окончился и этот день.
День следующий был для ученого днем неожиданности. Среди утренней почты оказалось письмо такого содержания:
«Когда неподдельное, ничем не омраченное искание происходит при неполном освещении — недостающий луч света блеснет. Когда глаза окрепли настолько, чтобы видеть ясно— повязка должна быть снята.
Когда колос созрел — за ним приходит жнец.
С начала будущей недели Вы предполагаете заняться наблюдениями над звездой, называемой „Mira“.
Чтобы слово писанное стало Словом Живым, чтобы помочь Вам рушить преграду, перед которой Вы остановились, я помещаю ниже график флюктуаций яркости упомянутой звезды на период, избранный Вами для наблюдений.
Вам известно, что ближайший предельный maximum яркости ожидается, на основании прежних наблюдений, лишь в 1957 году.
Я утверждаю, что это неверно. Ровно через неделю Вы будете свидетелем этого maximum'a; с точки зрения Вашей, это будет необычайная, беспримерная иррегулярность, но, как видите, я имею возможность ее предсказать.
Вам, конечно, желательно знать, почему я имею эту возможность.
Извольте: зрение духовное сильнее оптических инструментов, а знание безотносительное никогда не будет достигнуто средствами одного только разума.
М.»
Прочтя это письмо, астроном впал в раздумье.
Оно могло быть и невинной мистификацией кого-нибудь из коллег, но в таком случае тон письма едва ли был бы столь патетичным.
Затем возможно, что кто-нибудь, претендующий на ясновидение, пожелал продемонстрировать свою своеобразную мощь и повлиять на его мировоззрение.
Однако внутренний голос подсказывал ученому, что вряд ли это так.
Наиболее вероятным оказывалось третье, с обычной точки зрения наименее вероятное предположение, что здесь имело место участие одного из тех легендарных существ, время от времени вмешивающихся в ход мирового процесса и протягивающих порою свои благословенные руки отдельным людям.
Что же, момент был выбран удачно.
Он, в глубине сердца, переживал не одно сомнение. Вся сумма его позитивных знаний, пусть непрерывно накопляемых, не могла заполнить пропасти относительного и он мечтал о могучих взмахах духовными крыльями, которые бы дали перспективы, недоступные взору прикрепивших себя к земному, материальному.
Но долгие годы пребывания в столетиями укрепленном замке материализма наложили свою печать и действительно ему, чтобы уверовать в возможность достижений непосредственно духовным путем, необходимо было позитивное доказательство такой возможности.
Он, с некоторых пор сторонник гомеопатии, внутренне улыбнулся; ее принцип «similia similibus curantur» — «подобное излечивается подобным» — находил приложение и в данном случае.
Не без волнения стал ждать он результатов своих наблюдений над звездой.
Все предсказанное исполнилось в точности.
Внезапный, изумительный, не оправдываемый никакими осязательными причинами скачок в яркости звезды состоялся и вызвал чрезвычайное удивление среди ученого мира.
Высказывались различные предположения, делались попытки теоретического обоснования явления, но безрезультатно.
«Mira» еще раз дала подтверждение своей загадочности.
Она сделала еще одно — в душе нашего астронома воцарилось немалое смятение. Переменился угол зрения, блеснули новые возможности, многое из старого должно было быть отметено; словом, предстояла большая внутренняя перестройка.
Занятый этим делом, он спокойно и бесшумно перешел в лагерь испытующих природу не одними толь ко материальными средствами.
Старые счеты
Знакомство Джонатана Миггса и Джона Стэнли состоялось еще на школьной скамье.
В дальнейшем их жизнь сложилась таким образом, что завязанное на заре юности содружество уже не нарушалось.
Они одновременно вышли из школы, вместе пережили короткую у них пору юношеских мечтаний, вместе ее похоронили и, идя нога в ногу, превратились мало-помалу в заурядных загребателей долларов.
Замечено, что это занятие мало способствует развитию в людях тех качеств, которые почитаются за лучшие в человеческой природе. Поэтому позволительно будет, оценивая моральные достоинства Джонатана Миггса и Джона Стэнли, ограничиться кратким указанием, что они ничем не отличались от других подобных им искателей наживы.
Правило ничем не брезговать, лишь бы деньги плыли в карманы, свято соблюдалось компаньонами и весьма облегчило достижение ими материального благосостояния.
Перебрасываясь от одной отрасли коммерческой деятельности к другой, они, наконец, прочно осели в Сан-Франциско, основав там контору.
Но, как раз ко времени расцвета их совместной деятельности, когда предприятие, уже пережив начальный критический период, окрепло и начало приносить постоянный значительный доход, — как раз тогда взаимная гармония, царившая между Миггсом и Стэнли, все чаще и чаще стала нарушаться.
Тут не было места разногласиям на почве коммерческих взаимоотношений, совсем нет; компаньоны, разграничив поле деятельности, не сталкивались; затем, Миггс и Стэнли взаимно ценили друг друга как дельцов.
Но, как это ни странно, между ними вспыхнула, по-видимому, ни на чем не основанная антипатия. Неприязнь, отвращение друг к другу в короткий промежуток времени выросли до таких размеров, что взаимное сотрудничество становилось уже невозможным.
И вот в один из дней между бывшими приятелями произошел следующий разговор. Начал Стэнли.
— Миггс, — сказал он, — пора нам расстаться, иначе я не ручаюсь за себя.
— Ты прав, — ответил Миггс, — убирайся на все четыре стороны и делу конец.
Произошел раздел. Миггс остался владельцем конторы. Стэнли получил свою часть наличными.
Однако пламя разгоревшейся вражды вместо того, чтобы погаснуть после произведенного раздела, вспыхнуло еще ярче.
Стэнли, погрузившийся в биржевые спекуляции, не смог удержаться, чтобы сильно не повредить интересам Миггса, когда представился удобный случай.
В свою очередь, этот последний не поколебался взять из своего предприятия часть капитала, чтобы нанести, в критический для операций Стэнли момент, чувствительный удар.
Ожесточенная молчаливая борьба продолжалась.
Но всему бывает конец.
Однажды, в довольно поздний час, когда в конторах уже прекращаются занятия, Стэнли пожаловал в деловой кабинет еще занимавшегося Миггса.
Во время происшедшего, крайне резкого обмена мнений Миггс, потрясая кулаками перед лицом Стэнли, первый применил угрозы.
Стэнли не выдержал и нанес удар Миггсу.
В опустевшей конторе началась дикая свалка.
Бившая через край ярость противников разгулялась вовсю. По счастью, оружие не могло быть употреблено, так как револьвер Миггса лежал в ящике его письменного стола, а Стэнли, в первый же момент схватки, выронил свой из кармана и он остался лежать на полу кабинета, откуда и Миггс и Стэнли буквально выкатились в пылу борьбы.
Силы противников оказались равными и наступил момент, когда окровавленные, страшные своим видом, они в полном изнеможении разошлись по разным углам конторы.
Многое сложилось на то, чтобы следствием безобразной сцены явилось событие, исполненное внутренней красоты.
Наступивший перерыв должен был заставить противников призадуматься; далее, физическое обессиление, охватившее обоих, сыграло свою роль; налет цивилизации, которого ведь не лишены были ни Миггс, ни Стэнли, оказал свое действие; наконец, тень прежнего долголетнего содружества встала между ними; но решающим было просветление — иначе я этого назвать не могу — снизошедшее на Стэнли.
И развязка оказалось иной, чем можно было предполагать.
Первым заговорил Стэнли.
— Миггс, я торжественно предлагаю тебе покончить эти старые счеты; я уже покончил с ними и, если мое пребывание в Сан-Франциско тебе не нравится, я без промедления перебираюсь на Север.