Страница 55 из 56
На Армагеддоне, Повелитель Смерти трансформировался после семи дней и семи ночей борьбы с генным проклятьем, но теперь даже его стальную волю захватила и поймала буря кровавой жажды, которая наполнила его душу. Он не осознавал раскаленного оружия в своих руках, только то, что он мог убивать и убивать и убивать с его помощью, неостановимый и разъяренный их триумфом.
— Мефистон!
Это имя ничего не значило для него; теперь у него не было личности, только всепоглощающая ненависть.
— Мефистон, внемли мне. Отринь темноту.
Красные очертания появились в его размытом взоре.
— Отринь ее!
С несвязным завыванием Мефистон опустил свой силовой меч на очертания человека, видя только пульсирующую плоть и слыша только стук теплого сердца внутри. Мыслеклинок Витарус встретился с жезлом из золотого света и намертво встал, мощь удара сотрясла Повелителя Смерти до самых пяток. Сверкнули клыки, Мефистон надавил на сияющую рукоять и впервые увидел, кто осмелился бросить ему вызов.
Рафен держал поперек Святое копье, мерцающее искры появились там, где скоблил меч Мефистона. Зазубренный кончик клинка был у шеи Рафена и он почувствовал ледяной холод прикосновения кристаллинового лезвия к коже и порез. Кровь десантника потекла по ключице и блеснула на кончике меча.
— Рааааааааа!
Во взгляде Повелителя Смерти не осталось ничего человеческого.
— Мефистон.
Копье Телесто защитило его, Рафен был уверен в этом. Когда ненависть Малфаллакса поглотила его боевых братьев, он один сохранил свой разум нетронутым, теплое прикосновение копья очистило его взор от удушающей ярости. Только он один мог остановить прилив безумия, до того, как его товарищи порвут друг друга на части.
— Отойди от пропасти. Во имя Сангвиния, отпусти свою ярость!
Золотой свет излился из копья и подобно физическому удару поразил Мефистона. Он отшатнулся, уронив меч, тусклый блеск безумия спал с его глаз. Везде, вокруг него, рев от безумства и убийств спадал перед стремительным шумом дождя. Вода смыла пролитую кровь с лица и груди библиария, когда он оторвал взгляд от своих рук и посмотрел Рафену в глаза.
— Ты… — Поначалу Мефистону было сложно говорить, слова были жесткими и тяжелыми для его затуманенного разума. — Ты отозвал меня от края… Как?
Яркие цвета копья начали тускнеть, становясь спокойными.
— Я не знаю, — признался Рафен, — я был только орудием. Меня направляли…
Воин-псайкер стряхнул мучительную заразу жажды и закрыл ее глубоко внутри себя. Он наблюдал, как Рафен изучает умолкшее копье, его бронированные пальцы гладили очертания высеченного примарха. Парня на одно мгновение коснулась душа самого святого орудия, и вместе с ней он оттащил своих братьев с края убивающей души пустоты. Хотя его выражение лица ничего не выдавало, внутренне Мефистон изумлялся силой того, кто был так благословлен касанием Чистейшего.
эпилог
Небеса разразились рубиновыми каплями, когда спасательные корабли прорвались через облачный покров. Мрачные лица космодесантников с «Европы» рассказывали об их мыслях. Они видели резню, учиненную на городских улицах, и не говорили о ней. Никто из них не позорил своих братьев, впоследствии спрашивая, что произошло там, под покровом серых облаков, в то время как боевая баржа и корабль Хаоса кружились, обмениваясь залпами лазерного огня и ракет.
Рафен наблюдал, как Мефистон принимает отчет сержанта-ветерана с торжественной и серьезной миной. Удачное попадание главных орудий «Европы» разорвало корпус «Мизерикордии» прямо к орудийному складу и корабль с красным корпусом был стреножен. Был момент, сказал сержант, когда произошло что-то странное с кораблем Несущих Слово; кодиции и библиарии на борту «Европы» завопили как один от шока чего-то ужасного, что резонировало от мира-святыни ниже, утечка черного и мощного зла. «Мизерикордия» так же почувствовала на себе откат раскола в варпе и на борту вражеского корабля умирали от боли существа, когда тот проходил мимо. Это было все, что нужно капитану баржи, чтоб усилить атаку, и вскоре Несущие Слово, гордые и высокомерные демагоги, которые клялись, что никогда не отступят, на самой большой скорости сбежали с поля боя в сторону внешнего кольца обломков. С поврежденными двигателями «Европа» не могла догнать судно хаоса, так что экипаж наблюдал как «Мизерикордия» улетает в чистый космос и уходит в фантазм, похожих на череп, ворот в варп. Рычащий лик висел во тьме несколько долгих секунд и после чего исчез.
Рафен взглянул на тусклые небеса и затем спросил библиария.
— Это победа, лорд Мефистон?
Повелитель Смерти шел к ожидающему «Громовому ястребу».
— На сей раз, — тихо произнес он.
ОНИ стояли на орбите еще одну неделю солнечной системы, пока серфы ордена и контрактный экипаж ускоренно латали «Европу». Оперативная группа экспертов-космодесантников в вакуумном снаряжении была отправлена в массив фрагментов, которые отмечали место инфернальной гибели «Беллуса», озадаченные обыскать место крушения в поисках материалов, интересных для ордена. Там они нашли несколько герметичных аварийных модулей с паникующими группами жителей Шенлонга, воинами из тысячи Аркио, которые дрогнули, когда началась битва.
Кровавые Ангелу угостили их на манер, которым почивали всех врагов Империума, предложив выбор между болтером и воздушным шлюзом. Большинство выбрало первое, стоя на коленях и с плачем произнося имя брата Рафена, когда их в упор расстреливали выстрелами в голову. Одна из других команд нашла модуль из укрепленной стали из внутренностей «Беллуса» в котором размещались прогеноидные капсулы с корабля. Многие клерики на борту «Европы» сошлись во мнении, что это геносемя было испорчено и пригодно только для огня в термоядерной печи, но Мефистон решил по-другому. Жизненные органы были помещены в охраняемое помещение для путешествия на Ваал; только лорд-командор Данте может решать, что делать с судьбой контейнеров с генетическим материалом.
Рафен раздумывал над этим и задавался вопросом. Может душа его старого учителя Кориса все еще прячется где-то в этих прогеноидах? А что насчет Беннека, Симеона и других? Будут ли они однажды снова жить или будут прокляты близостью восстания Аркио?
Кровавый Ангел преклонил колени перед маленьким алтарем рядом с центральным нефом главной часовни «Европы». Огромный зал был отражением формы зала на «Беллусе», хотя убранство, витражи и скульптуры у стен, да и мозаичный пол были другими. Будучи там, чувства Рафена странно раздваивались, это было почти, как если бы он попал в параллельный мир, альтернативную версию настоящего, где пути были другими и результат отличался. Он услышал позади себя приближающиеся к нему шаги и поднял голову, на один головокружительный момент, ожидая увидеть подходящего к нему Аркио — не в виде золотого, крылатого аватара, но сильного, гордого десантника, которого он встретил на Кибеле.
Мефистон, замедлившись, остановился и кивнул Рафену. На псайкере в данный момент отсутствовала боевая броня, вместо нее он был облачен в священную робу высшего командования.
— Брат, — приветствуя, сказал он.
В ответ Рафен медленно кивнул.
— Милорд.
Он начал вставать, но Мефистон покачал головой и предложил ему остаться на месте.
— Что от меня потребуется?
Секунду псайкер молчал.
— Мы зализали свои раны, Рафен, своими собственными путями мы исцелились и двигаемся дальше. Капеллан сказал мне, что ты днями не покидаешь часовню.
— Да, — признался Рафен, — я чувствую что это… необходимо.
— Многие бы согласились. После церемоний павших и ритуалов очищения, твои боевые братья говорили со мной о том, что необходимо вычеркнуть этот прискорбный инцидент из наших хроник.
— Это было бы ошибкой, — тихо сказал Рафен, — сделать так, означало бы, что мы ничему не научились.
Мефистон продолжил.
— Корабль готов к отлету и я приказал астропатам проложить путь к Шенлонгу. Это будет необходимо… чтоб уничтожить любые оставшиеся следы еретических планов Штеля.