Страница 12 из 76
В 08.15 утра 22 января кэптен ВМС США Томас Двайер, помощник по разведке командующего силами американского флота, расквартированными в Японии, прибыл в свой офис в Иокосука, где его информировали об атаке на сеульский Голубой дворец. Означало ли это сигнал к захвату «Пуэбло»? Должен ли был Двайер приказать Бучеру прекратить разведывательную миссию? Со времени северокорейской атаки прошло менее 12 часов, из Сеула поступали фрагментарные и противоречивые сообщения. Разведчик мог сопроводить свой доклад адмиралу Джонсону своими рекомендациями. Более того, собственной властью кэптен имел все полномочия если не отозвать Бучера в Японию, то, по крайней мере, приказать отойти от Вонсана подальше в открытое море до прояснения обстановки на Корейском полуострове. Но Двайер лишь изложил начальнику факты: «Из опасений, что их толкование помешает адмиралу вынести свое собственное суждение». Пока адмирал Фрэнк Джонсон вслух рассуждал о непредсказуемости северный корейцев, «Пуэбло» оставался на позиции под корейским берегом.
Позже американские штабисты так и не смогли представить Следственной комиссии внятных мотивов, почему не сообщили Бучеру о сеульском штурме. Оказалось, они «дискутировали» эту тему. И пришли к ВЫВОДУ, что не стоит нервировать малоопытного командира. Чего доброго, запсихует, наломает дров. Ему оставалось отработать последние сутки у берега Северной Кореи и затем возвращаться на базу в Японию. Думали, все обойдется…
ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ
День 22 января выдался идеальным для разведки. Солнце, штиль, прозрачный морозный воздух. Однако после ланча, примерно в 13.30, обедню испортила пара северокорейских траулеров (советской постройки, класс Лента-, установили сигнальщики), которые вышли из гавани Вонсана.
На «Пуэбло» в это время безуспешно — мешали ионосферные возмущения (или искусные радиопомехи советского Тихоокеанского флота?) — пытались отправить SITREP-1. Только через 16 часов, в 9.00 23 января радиоконтакт с US NavSecGru в Камисейя был установлен и «Ситуационный репортаж» наконец-то передали. Это было первое за весь поход разведывательное донесение.
Между тем корейские траулеры приблизились и начали описывать вокруг американского корабля окружности радиусом примерно 500 метров, удалялись и возвращались снова, с каждым витком все больше наглея. Иной раз они проходили в опасной близости — всего в 30 метрах. У корейцев на борту не просматривалось вооружение, но неприятный визит выглядел очевидным следствием вчерашней ночной встречи с противолодочным кораблем. Теперь уже не оставалось сомнения, что он принадлежал ВМС КНДР.
Свободные от вахты американцы высыпали на палубу. Корейцы молчали, но чувствовалось, как их буквально распирало от злости. На мостиках «рыбаков» распоряжались люди с военной выправкой, рассматривая «Пуэбло» в бинокли.
— Возможно, это политические комиссары, предостерегающие экипаж от опрометчивых действий? — высказал предположение Маггард.
«Но корейские рыбаки никак не походили на дефективных или лентяев, напротив, они выглядели так, словно жаждали сожрать американские печенки…» — с исключительной образностью вспоминал Стю Рассел.
К первому корейскому судну вскоре присоединилось другое. Вдвоем они продолжили кружить возле «Пуэбло», всякий раз оказываясь все ближе. В ответ на неприветливые взгляды от рыбацких судов американцы (числом больше, чем несколько!) решили подразнить корейцев. Но тут из люка выскочил уоррент-офицер Чарльз Ло и приказал всем немедленно покинуть палубу. Он искал людей, характерным жестом показавших корейцам средний палец, чтобы написать на них рапорт. У всех вдруг образовался внезапный провал памяти, который не позволил ответить унтеру что-нибудь определенное насчет имен нарушителей дисциплины. Чарли резко отругал матросов за выход на палубу без разрешения. Корейцам могло показаться подозрительным, почему на таком маленьком корабле находилось так много людей.
«Вот и первый харрасмент, — подумал Рассел, — и мы уже не девственники». Когда той ночью он сочинял письмо своей любимой Шэрон, у него наконец имелось кое-что, чтобы живописать помимо погоды. Серьезность ситуации проступала все яснее. Конечно, баталер не мог знать, что письмо будет кем-то вскрыто и Шэрон получит его не скоро, только в начале лета, причем отдельные слова и целые строчки будут густо залиты непроницаемой черной тушью: цензорские купюры…
Когда Стюарт укладывался спать, старшина 2-го класса Пит Лангенберг с нижней койки поинтересовался его мнением о событиях дня. Рассел ответил, что ему понравилось, как смешно «комми» уворачивались от фотообъективов.
— Ничего, — смачно зевнул сосед снизу. — Завтра тебе понравится еще больше, когда получишь пинка под зад от их патрульных катеров, которые навестят нас непременно!
«Вот и замечательно, — засыпая, успел подумать баталер, — ожидается что-нибудь поинтереснее борьбы с проклятым льдом…»
Но спал ли в ту ночь коммандер? Если вдуматься, с самого начала Ллойд Бучер в отличие от своих высоких начальников по старинному морскому завету чувствовал себя ближе к опасности. Он целенаправленно готовился уничтожать улики: приобрел фактически за счет экипажа печь для сжигания секретной документации, приказал пользоваться специальными мешками с грузилом для утопления бумаг, устраивал в море учения пулеметных расчетов, ночами уходил дрейфовать подальше от берегов Кореи… Беспрецедентный на американском флоте запрет на пользование личными фотоаппаратами тоже объясним: выходит, командир опасался, что неосторожные матросские негативы тоже могут быть расценены как разведывательные? Следовательно, коммандер не исключал враждебных действий… вплоть до досмотра «Пуэбло»?
Неужели же Бучера, если он был столь проницателен, не насторожило то обстоятельство, что за целую неделю, которую они проболтались в виду Владивостока, электронная «прослушка» главной базы советского Тихоокеанского флота не принесла ничего интересного? Не удалось снять характеристик радиолокаторов ВМФ, ПВО, береговых постов технического наблюдения Хасанского погранотряда, которые в южном Приморье понатыканы чуть не на каждом мысу. К «Пуэбло» не проявили никакого интереса ни корабли ТОФ, ни морские пограничные сторожевики. В случае в «Баннером» — менее года назад — все было совсем по-другому.
Идея откомандировать в программу AGER гражданских океанологов возникла, видимо, не сразу, а уже после утверждения проекта реконструкции корабля. Отдельных кают для ученых не предусмотрели и поселили по-спартански, в матросском кубрике. По этой причине Сэм Тума предпочитал коротать свободные от сна часы в ходовой рубке. Отсюда все видно, здесь есть возможность постоянно быть в курсе всех событий, а кроме всего, гражданский специалист US Naval Oceanographic Office имел уникальное право не заглядывать в рот командиру корабля и свободно спорить с ним на любые темы. Коммандер Кларк тоже, видимо, тяготился дефицитом общения, устал слышать в ответ только «Да, сэр!» и «Нет, сэр!» и был не прочь перекинуться человеческим словом. Сэм Тума совершенно ничего не знал о том, что происходило палубой ниже в режимном помещении «слухачей», и искренне полагал, что его манипуляции с ручной лебедкой для опускания на глубину океанологических инструментов и есть то главное, ради чего «Баннер» утюжил Японское море вблизи русского берега. «Станции» он брал несколько раз в сутки, и времени для диспутов с командиром оставалось достаточно. Излюбленная тема была такова — что случится, если русские действительно обстреляют «Баннер» из того оружия, которое они постоянно на них наводят? Командир отвечал:
— Это будет означать начало Третьей мировой войны.
— И вы действительно в это верите? — не унимался Тума.
— Вне всяких сомнений, — убежденно отвечал коммандер Кларк. — Прямо в эту минуту готово несколько боевых самолетов, которые в любой момент способны прилететь нам на помощь, если Советы отважатся на какой-нибудь дурацкий трюк вроде стрельбы. Именно это в данный момент является целью специального боевого дежурства целой эскадрильи новейших истребителей.