Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 33 из 48



Стоя у окна, он понаблюдал еще некоторое время за крепкой фигурой болгарина, пересекающего мокрый асфальт, покачал головой, вздохнул. Убит под Вязьмой, груз шел в Москву… А если преступление планировалось еще в Болгарии или где-нибудь в Белоруссии? И вообще, чья это прерогатива — уголовного розыска с прокуратурой или контрразведки? Одни вопросы.

Пока же Шелегеде удалось выяснить, что под конвоем фура прошла Польшу (почему Польшу?), а на таможне Бреста Добромир Рачев позвонил в торговый дом «Сталкер», и в тот же вечер поездом выехал в Брест охранник. Он прибыл вовремя, но фуры на месте не оказалось. Белорусские таможни, а также посты ГАИ прохождение грузового «Мерседеса» не зафиксировали. Допрос охранника ничего не дал.

Иностранец в Вязьме

Борис Борисыч — так назвался Богумил — взялся отремонтировать Васе Солидолу старую швейную машинку и теперь целыми днями сидел, изучая внутренние органы механизма.

— Это «Зингер». Вечный двигатель, — говорил он, снимая очки. — А у меня, Васил, не выходит из головы случай, о котором ты рассказал…

— Сам, мил-человек, все думаю. Майор мне аккурат поручил дознаться, всем учинить допрос, с этим… как его… пристрастием. Да только народец несознательный — регочут, мол, давай «корочки».

— Какие «корочки»?

— Да ксиву, удостоверение. Ничего, я поеду в Вязьму, так ему и скажу: давай, командование, мандат.

— Неужели никто выстрела не слышал? — опять принялся за свое Богумил. — Ночь. Зима. Тихо. Машина тяжелая, разбудит всю деревню…

— Мало ли сколько их тут проезжает… Может, его, беднягу, на легковушке привезли, а машину оставили на трассе. — Вася Солидол влил в себя стопку «первейшего», покосился на печку, где дремала бабка, перешел на шепот: — Грех на мне, Борисыч. Взял я что-то. Сначала потерял, потом, когда снег стаял, нашел на кочке. Исползал все поле. Щас покажу, так и быть…

Дядя Вася Солидол полез за икону, достал что-то в тряпочке, развернул. Богумил вцепился взглядом в вещицу, осторожно взял ее и сжал в кулаке.

— Георгана… Брелок на память Добромиру, — пробормотал он по-болгарски.

— Что-что-что? — зачастил обеспокоенно Вася. — Какой Георгий? Богумил разжал пальцы, улыбнулся хозяину дома:

— Это брелок на счастье. Для ключей зажигания. А здесь профиль Георганы… Есть такая женщина…

— Богиня, вроде Венеры?

— Да, богиня… Налей-ка еще. За удачу! Продай мне брелок, Васил.

— Ишь, какой шустрый! Тут серебро — раз, память — два, вещь непродажная — три, — отрезал довольный собой Вася Солидол.

— Зачем ты утаил от следствия? Плохо, очень плохо, — укоризненно покачал головой Богумил. — А вдруг здесь вся разгадка?

— Сам мучаюсь, Борисыч. Не хотел утаивать, да так вышло.

— Сейчас же отдай, — предложил Богумил. — Скажи, нашел только. Хочешь, вместе поедем? Или я свезу в Вязьму, мне все равно в сберкассу надо. Решай.

— Некрасиво получилось, очень некрасиво. Не, самому совестно ехать. Поезжай ты и расскажи майору, как дело было. Может, простит.

С утра пораньше Богумил отправился в путь, намереваясь выйти к трассе к семи: именно в это время проходит рабочий автобус дорожно-ремонтной службы. В который раз оглядел окрестности. Лесной мир встречал лето, у обочины уже вовсю пробивалась щетинка изумрудной травки, но общую картину пока оживляли лишь вечнозеленые купы елей и редкой сосны.



Воображение рисовало всегда одно и то же… Вот дорога, которая идет до дальней деревни Ямнинской, далее — тупик. А здесь, где стоял Богумил, находится первое ответвление до деревни, где он поселился. Далее — опять тупик. Казалось, не было никакого смысла убийцам сворачивать в этот тупик, стоило еще проехать по прямой километра два, где нет ни одной души.

Что же заставило убийц вдруг резко свернуть вправо, проехать крошечную деревеньку и сразу остановиться, чтобы увести (унести) еще живого (?) Добромира в ближний лесок?

Только одно — впереди стояли машины, вот здесь, где, по рассказам жителей, обычно останавливаются на ночь шоферы, опасаясь рэкета на трассе. Убийцам пришлось выбрать не самый лучший вариант, прекрасно сознавая: весной труп будет обязательно обнаружен.

С этими мыслями он приехал в Вязьму, сошел на перекрестке у Андрейкова, сел на автобус и вышел на площади Советской. Вверх по улице шел не спеша, заглядывая в каждый магазин: сначала в книжный (купил буклет о Вязьме), затем в «Эдельвейс» (для Васила взял бутылку водки), в продовольственный… Набор в коммерческих лавках был беднее болгарского: там рынок оккупировали Греция, Турция, Румыния, хотя хватало товару со всего света.

Фидинеев, как обычно, был занят по горло, но, узнав, кто этот человек, сразу отключил телефон — что делал в очень редких случаях. Порасспросил о жизни дачников, умолк, не зная, что сказать.

— Шелегеда мне звонил, — наконец сказал он. — Пока ни одной зацепки, страна огромная. Будем надеяться…

— Я понимаю… Н-да, вот вам еще вещица, принадлежавшая моему сыну, — он все рассказал о брелоке и Васе Солидоле.

Разглядывая брелок, Фидинеев покачал головой:

— Мне сразу в нем что-то не понравилось, суета какая-то. А брелок может кое-что рассказать, например, о борьбе в кабине. Ваш сын, очевидно, ухватился за ключи зажигания и оборвал цепочку колечка, на котором были ключи. Оставьте пока у меня.

На прощание Фидинеев вдруг сказал:

— Если там постоянный отстой машин, значит, должны крутиться пацаны, летом их наезжает немало, а есть ли зимой — не знаю. Клянчат всякие баночки, иной раз могут что-то стянуть или отвинтить. Поинтересуйтесь.

Собиратели баночек

На улицах Вязьмы всюду весело поблескивали весенние лужицы, дробя солнце на мириады ослепительных осколков. Люди, надев после зимы легкие одежды, зябко поеживались, но на лицах так и читалось: слава Богу, тепло, скоро лето…

Богумил постоял возле старой пятиглавой церковки с сохранившимися чугунными решетками. Сбоку из ворот выкатилась пожарная машина — точно такие, сработанные в СССР, до сих пор есть и в его Пловдиве. Богумил любил рассматривать архитектуру храмов, понимал в этом и сразу безошибочно определил век. У него на родине, стране туризма, такие памятники давно отреставрированы, освобождены от ненужных соседних построек — вокруг размещены многочисленные летние кафе, магазинчики, скверы.

Он не спеша пошел в сторону автостанции, заглядывая во все магазины. Когда-то туристы из Советского Союза везли в Болгарию вот эти самые утюги, электрозажигалки для газовых плит, кипятильники и, конечно же, обязательные две бутылки водки. Теперь такая нужда отпала, меняй рубли на левы, сколько хочешь, а еще лучше — на доллары.

Привокзальная площадь встретила Рачева «развалом» стихийного белорусского рынка. Чего тут только не было! Он задержался у пирамиды баночек с пивом и безалкогольными напитками. Сразу вспомнилось замечание майора Фидинеева о мальчишках, собирающих пустые баночки. Выбрал пять самых ярких, купил.

Прежде чем сесть на смоленский автобус, вынул из кармана заграничный паспорт, пачечку долларов и сунул в тайник сумки, устроенный им еще дома в двойном дне. На всякий случай: никто не должен знать, кто он и зачем здесь.

Рачев, конечно же, перезнакомился со всеми ребятами, проживающими в соседней деревне. Расспрашивал их о машинах, заезжавших зимой, но ничего конкретного не узнал. Теперь он решил зайти с другого конца…

Лишь три подростка, учащиеся Андрейковской школы-интерната, наезжали в деревню зимой на каникулы, изредка по пятницам и субботам.

С одним их них, Славкой, Богумил разговорился возле вагончика-магазина. Начал с излюбленной мальчишеской темы — оружия, затаившегося в окрестных землях с времен последней войны.

— Его тут навалом, надо только места знать, — сказал равнодушно Славка, парень лет четырнадцати. — Плугом часто выпахивают, да только все забирает себе агроном, у него оружия уже полный чердак. Если вам надо, сходите, за пару бутылок подберет приличную винтовку.