Страница 31 из 48
Зная все это, Фидинеев направил к Тольке опытного участкового. Нет, тот опять звонил, интересовался, как идут розыски, достаточно ли задействовано агентов и милицейских сил. Кое-как отвязался от этой Жамочки.
«А труп этот — безнадега, висяк, — размышлял майор, — не наш труп».
Вообще к трупам Фидинеев относился как к своим законным клиентам, если так можно назвать убитых. Он даже их как бы любил, как может врач любить своих пациентов… Аналогию можно продлить, если включить в этот список патологоанатомов, но не станем продолжать эту скользкую тему.
Телефон снова затрещал:
— Это я, Татьяна Николаевна…
Она же — Танька Блеф, проходившая по делу подростков-рэкетиров. На этот раз Татьяна Николаевна трезвым, слегка плачущим голосом сообщила: ее квартиру обчистили до нитки.
— Золотая моя, ты сначала скажи: давно «сошла со стакана?»
— Вот те крест, бриллиантовый мой! В глухой «завязи» с прошлого месяца. Аж самой стыдно за бесцельно прожитые дни и трупы поклонников у ног.
— Про трупы молчи, мне и без тебя хватает. С кем сейчас тусуешься?
— Все те же, но реже: возраст, дорогой. Помоги, я так нищенствую, а тут последнее…
— Конкретнее — что пропало?
— Видак, посудешка хрустальная, главное — тряпки…
— Родная моя, найдем мы твои «лантухи». К четвергу. Сейчас некогда. Кстати, твой Герман получил квартиру. Вполне могло туда перекочевать твое барахло.
— Да-а?! Вот новость! А он мне — ни-ни и к тому же слинял дня три назад. Спасибо, миленький! Чао!
«А труп не наш, — сверлило мозг. — Пропавших с такой внешностью не было ни в прошлом, ни в позапрошлом году. Этот-то лежит с зимы, ну, может быть, с поздней осени».
Опять звонок, на сей раз из морга.
— Товарищ майор, думаю задержать по некоторым прикидкам Коровина…
— Кольку Коровина? — переспросил Фидинеев. — Нет, этот парень такое не сделает. Я его знаю. Если кто и решится чем-то поживиться с трупа, то иди к Спиридонову Витьке. Коровина не трогай…
Близкая автотрасса нередко поставляет в местный морг жертв дорожно-транспортных происшествий. Вот и находятся любители поживиться с еще теплого покойничка.
«А выезжать, как ни крути, надо. И чем быстрее, тем лучше», — с грустью решил майор. Он взглянул на часы, прикинул: пока бензин, пока дорога, а темнеет быстро: что там в темноте разберешь? Нет, пролежал зиму, пролежит еще до утра, лишь бы в деревне не нашлись свой Спиридоновы…
Утром Фидинеев ехал на место происшествия с обычным чувством профессионального интереса: что на этот раз?
Оперативная группа собралась приличная — на двух машинах: сам начальник вяземской милиции, начальник уголовного розыска, судмедэксперт, криминалист, старший оперуполномоченный…
Фидинеева сразу чем-то очень насторожил дядя Вася Солидол. Во взгляде из-под шапки, напоминающей брошенное воронье гнездо, таилось какое-то дополнительное беспокойство, испуг. Так бывало почти со всеми, кто обнаруживал трупы, но здесь было что-то еще, чего майор понять не мог. Господи, извечный страх стать свидетелем, а то и соучастником… Живет в народе проклятый 1937-й…
Вася Солидол повел всю оперативную группу к месту происшествия.
— Сколько же ты раз, дядя Вася, бегал туда-сюда? — вдруг спросил Фидинеев, рассматривая следы на снегу.
— Два, — выдавил старый механизатор, — р-рогожкой лицо п-покрыл. Воронье тут… По-честному, гражданин начальник, то три. Приглядывал, мало ли что…
— Сторожил, выходит? — улыбнулся Фидинеев.
— Так точно, товарищ командир! — радостно выпалил Вася Солидол, уловив в интонации майора шутливую нотку.
— А зачем же ты ползал вокруг трупа? — строго спросил Фидинеев.
— Это самое… улики искал. А вдруг чего потеряли. Да вы не сумневайтесь, трупик целехонек, как огур… кхе-кхе, — мужик смутился.
— Вижу, что не тронут, — вступился начальник милиции, — только зря вы его так раскопали, видите, что с лицом стало. А нам опознавать. Тут работа не фотографу, а специалисту из мастерской Герасимова. Слыхали про такую?
— Никак нет!
— По костям восстанавливают. Впрочем, нам ли до мастерской Герасимова…
Вся группа невесело заулыбалась. Кроме Васи Салидола, которого мучила совесть. А как сказать? Взял, именно взял с трупа эту проклятую медальку, считай — украл. И потерял. Сегодня исползал все свои следы… Может, обойдется?
Стреляли в затылок, пуля вышла через левый глаз и лежала тут же. Видимо, заряд был старый, а стреляли в упор, пороховые следы видны невооруженным глазом.
Тем временем каждый занимался своим делом, не будем на этом останавливаться: ничего интересного. Ну просто ничего. Карманы куртки и джинсов пусты, как и положено. Одежда иностранного производства, а кто сейчас в нее не облачается с ног до головы?!
И тут кто-то заметил почти невидимый небольшой карманчик на брюках убитого. Палец прощупывал нечто тонкое и постороннее. Осторожно спороли клапан кармана, и взору предстал серенький, вчетверо сложенный листок. «Прокололись убийцы, всего обыскали, а этот карманчик и не заметили», — подумал привычно майор.
Листок неплохо сохранился. Развернули. Фидинеев прочел крупные печатные буквы сверху: «Декларация».
— На болгарском языке. Хорошо, остальное мы расшифруем, здесь не так сильно размыто…
Почти поголовный опрос жителей двух деревень ничего не дал: сюда до сих пор заруливают на ночь шоферы, спасаясь от рэкета на трассе.
Фидинеев долгим взглядом посмотрел за кромку леса, туда, где натруженно гудела трасса, и подумал: «Вот и все. Этот человек оттуда. Убили и смылись. Не наше это «дело». Декларация — на груз, а груз ушел в Москву или далее. Если бы болгарин возвращался из России, то и декларация была бы на русском. Мы сделали важные полдела: труп опознают. Вторая половина дела за другими службами, центральными, международными»…
Весь обратный путь майор думал о найденной пуле. В этой ситуации она вряд ли что даст. В той же маленькой Вязьме бродит по рукам, уходит-приходит немало стволов. А сколько их по стране?! Такого вооруженного времени Россия не знала никогда. Делают стволы одинаково во всем мире, но каждое оружие, как и отпечатки пальцев, имеет свои тончайшие особенности. Посмотрите в микроскоп на лезвие бритвы — зубцы одни, но расположение и размер их у каждого лезвия различны.
Добромир Рачев
Полумиллионный Пловдив — один из древнейших и прекраснейших городов Европы. На его месте существовал древнефракийский город Эвмолпиады, который Филипп II Македонский за 400 лет до н. э. переименовал в Филиппополь. Название же «Пловдив» появилось на географических картах лишь в XVII веке. Теперь это второй по численности населения город в стране, раскинувшийся на берегах реки Марицы. Из промышленности интересны здесь точное машиностроение и цветная металлургия. Есть в Пловдиве хорошо сохранившийся античный театр, музей французского писателя Ламартина, памятник русскому солдату Алеше, который «демократы» решили снести…
Но не это нас сейчас интересует. В Пловдиве с 1933 года ежегодно проводятся крупнейшие международные ярмарки. Они собирают не только коммерсантов со всего мира, но и представителей мафиозных структур — в этом плане русская бригада далеко не на последнем месте.
А пока мы спускаемся по крутой узкой улочке от угла Музея Ламартина к центру, потом сворачиваем в еще более узкий булыжный проулок и попадаем в дом Добромира Рачева. Вот уже полгода, как здесь воцарилась гнетущая тяжелая атмосфера, которую время от времени безуспешно пытается разрядить хозяин дома Богумил Рачев. Это случается, когда к ним приходит Георгана — невеста Добромира. Тогда усилием воли преображается и Румяна — мать Добромира. О пропавшем в России сыне уже не говорят: все переговорено, все передумано. Но каждый раз в черных бархатных глазах Георганы с первой секунды горит немой вопрос: «Что из России?»
А ничего. Богумил уже до дыр изучил ту часть карты России, где пролегал маршрут сына. Иззвонил посольства и консульства, истер пороги разных организаций, извел горы бумаги на заявления в прокуратуры и полиции, истратил немало левов на международные переговоры, особенно с московским торговым домом «Сталкер». Именно туда предназначался груз Добромира — несколько тонн аудио- и видеотехники.