Страница 27 из 48
— Если ты промолчишь, то через пять минут умрешь. Мы закопаем тебя вместе с Юлчи.
— Если я скажу, то умру все равно… Да еще за длинный язык будет расплачиваться моя семья.
— Мы отпустим тебя, даю слово. И мы не собираемся никому докладывать, кто нас вывел на летчиков.
— Можно я немного подумаю?
— Пять минут…
Во второй половине дня они добрались до места, указанного Рузинатом. Не доезжая полутора километров до фермы, остановились. Амелин с Морозовым взобрались на бархан и долго рассматривали непонятные черные пятна впереди.
— Там все сгорело, — опуская бинокль, сказал Саня. — Тащи своего друга, пусть объяснит, в чем дело.
— Людей не видно, — пробормотал Морозов.
Через несколько минут Кошелев привел Рузината. С него сняли наручники. Амелин сунул бинокль.
— На, погляди хорошенько!
— Ничего не понимаю, — пробормотал Абазов. — Неделю назад здесь был дом, кошара, стояли машины.
Поймав взгляд Сани Кошелева, закричал:
— Клянусь, чем угодно, ваши летчики были здесь.
То, что когда-то было овцеводческой фермой, представляло из себя груду закопченных развалин. Камышовые крыши жилого дома и овечьей кошары сгорели и провалились внутрь. Саманные стены от сильного жара растрескались и во многих местах обрушились.
Рядом с домом на обугленных скатах стоял сгоревший «уазик». Поодаль с оторванным колесом и развороченным радиатором завалился набок ГАЗ-53.
— Здесь хорошо повоевали, — присвистнул Юрченко.
Высокий, широкоплечий, он держал автомат стволом вниз, готовый в любую секунду стрелять. Женя Иванов стоял возле «Нивы», пристроив карабин на капоте. Юрченко ковырнул пальцем дырку в дверце «уазика».
— Автоматные пробоины. Калибр 5,45.
— А по грузовику из гранатомета шарахнули.
Амелин, нагнувшись, поднял стреляную гильзу, пахнувшую порохом. Из-за угла кошары высунулась собачонка и неуверенно тявкнула.
— Ну, где твои хозяева? — шагнул к ней Морозов.
Собачонка испуганно юркнула назад, а из кошары, лениво каркая, взлетели несколько ворон.
Одного обитателя разоренной точки они все же нашли. Старуха, в рваном полушубке, в черной, замотанной на груди шали, стояла у дверей саманной будки, единственного уцелевшего строения. Из небольшого окошка торчала печная труба. Старуха держала в руках два сухих коровьих кизяка — видимо, несла топить печку.
— Бабуля, здравствуй!
Амелин и Морозов подошли к ней ближе. У старухи было закопченное морщинистое лицо и пальцы, испачканные сажей. Она равнодушно смотрела на вооруженных людей.
— Здесь уже всех поубивали, — наконец произнесла она, не ответив на приветствие. — И старика моего убили, и хозяев…
Старуха выговаривала фразы тихо и невнятно, понять ее было трудно.
— Когда это случилось?
— Два, а может, три дня назад.
Толкнув плечом ветхую дверь, она вошла в сарай. На земляном полу, у окна, стояла железная печка. На деревянном ящике, служившем столом, грудились грязные тарелки, кастрюля без крышки, керосиновая лампа.
Пахло мышами и въевшейся в стены сажей. В углу на старом диванном матрасе было свалено тряпье и несколько овечьих шкур. Все остальное место в сарае занимал разный хлам: закопченная посуда, пустые картонные ящики, обгоревшие доски, огромный топор, канистра из-под бензина. На гвозде висела баранья нога с обрывками шкуры.
— Почему вы здесь? Где ваши сыновья, внуки?
— Далеко, — махнула рукой старуха. — Их нет, они умерли.
Из дальнейшего разговора удалось кое-как выяснить, что старуха вместе с мужем бежала от войны с афганской границы. Работали батраками на ферме, но три дня назад приехали вооруженные люди и стали стрелять. Хозяина убили и все сожгли.
— Здесь жили двое русских. Где они сейчас?
Старуха бессмысленно смотрела на Амелина, не реагируя на его вопрос. Переломив коровий кизяк, сунула его в остывшую печку и стала дуть.
— Подожди, бабуля, — отодвинул ее Морозов. — Давай я сам разожгу, а ты с командиром поговори.
— Где жили русские? — снова спросил Амелин.
— В доме…
— Их было двое?
Старуха беспокойно смотрела, как Морозов возится возле печки.
— Не забирайте еду, — почти беззвучно шевеля губами, попросила она.
Сергей перехватил взгляд, брошенный на изрезанную ножом баранью ляжку, висевшую на стене.
— За кошарой две дохлые овцы валяются, — сказал Кошелев, — она от них куски кромсает. Только там одни кости остались, лисы да вороны все растащили.
— Саня, принеси бабке чего-нибудь из машины, — повернулся к нему Амелин. — Ну того барана половину, нам все равно некогда варить… Сгущенки, чаю, крупа там есть. В общем, сам посмотри.
Кошелев вернулся через десяток минут. Вытащил из бумажного мешка несколько кусков баранины, сложил в эмалированное закопченное ведро. Вывалил в таз банки со сгущенкой, пакеты сахара и крупы, две буханки хлеба.
— Пользуйся, бабуся, — он свернул пустой мешок и сунул его под мышку.
Старуха торопливо отнесла ведро в угол, накрыла обломком доски. Схватила таз, потащила туда же, но, раздумав, заметалась по тесному сараю. Уронила пакет с гречкой, нагнулась его подобрать, из таза посыпались остальные продукты. Амелин собрал кульки и поставил таз на стол.
— Пусть здесь стоит. Мы уедем, сваришь кашу.
— Кашу, — бессмысленно повторила старуха.
— Так куда же русских увезли, а, бабуля? Может, их убили?
— Не убили, — замотала головой старуха. Отломив корку хлеба, стала с усилием жевать. — Их увезли.
— Куда?
— Ильчибей…
— Ильчибей увез?
— Ильчибею отвезли.
— Ты знаешь этого человека?
— Один раз видела. К хозяину приезжал.
— Далеко он отсюда живет?
— Не знаю.
Больше от старухи добиться ничего не удалось. Когда уходили, Морозов оглянулся на сарай и покачал головой.
— Помрет бабка. Морозы посильнее ударят, и замерзнет, если, конечно, кто-нибудь не заберет.
— Кому она нужна? — Амелин остановился у разбитого грузовика. На сиденье запеклась черная кровь. — Своих вон не щадят, а тут какая-то беженка.
Рузинату Абазову было знакомо имя, которое назвала старуха. У Ильчибея есть ферма, километрах в двадцати отсюда. Два дома, триста овец. На сожженной точке жили его родственники. Так что вполне возможно, летчиков увезли к Ильчибею.
— Что за разборка здесь была?
— Я точно не знаю. У покойного Довлатова много сторонников. Мамажанов, например… и другие. Не все хотят подчиняться Вахиду Абазову.
Глава 7
— Держите в этом направлении!
Рузинат показывал рукой, куда ехать. Смотреть на него было жутковато. Багровый синяк раздул и без того широкое лицо, на щеке запеклась корка крови. Он свыкся с положением пленника и, уже не смущаясь, то и дело стрелял сигареты у Морозова.
В «Ниве» сидели вчетвером. Амелин и Морозов впереди, на заднем сидении — Юрченко и Рузинат. ГАЗ-66 шел метрах в ста позади. Двигались напрямик, через замерзшую равнину. Бесконечно долгий день, когда еще утром был жив Саня Ступников, подходил к концу. Прапорщик, провоевавший три года в Афганистане, так и не успевший выдать замуж ни одну из своих дочерей, лежал в боковом ящике вездехода в пластиковом мешке. Несколько таких мешков захватил Витя Морозов.
— А я ведь Решеткова знал, — сказал он. — Лихой мужик. В тридцать один год подполковника получил, два ордена Красной Звезды, афганский орден.
— Их самолет сбили недалеко отсюда, — подал голос Рузинат. — Надо сделать небольшой крюк, километра два. Если хотите, покажу.
— Может, ты и сбивал? — мрачно поинтересовался Морозов.
— Нет, нет. Мы потом туда приезжали. Посмотреть, может, какие железки в хозяйстве пригодятся.
— Показывай, куда ехать, — обернулся к нему Амелин.
В этом месте мерзлые холмы песчаных барханов чередовались с глинистыми плешинами, похожими издалека на застывшие озера. Самолет врезался в одну из таких плешин.