Страница 165 из 181
Воспоминание о дочери придало сил, и Лана, подобрав ноги под себя, с силой выпрямилась, на две секунды появляясь над водой и делая очередной вдох.
Волна. Есть время сбросить ботинки.
Вдох.
Волна.
Один, второй.
Вдох. Осмотреться.
Берег, скорее всего, там, куда влечет неумолимый бег. Сейчас время очередного прилива.
Вдох.
Скалы, отвесные скалы. Но море относительно спокойно. И из него нужно выбираться как можно скорее.
Вдох.
Лана заставила себя сделать первые гребки коченеющими руками, проталкивая тело чуть наискось относительно бега волн. Туда, где над водой, едва различимый в подсвеченной догорающими обломками темноте, виднелся небольшой уступ.
Пальцы, белые, словно шкура майда, впились в вычищенные морем камни, и Глава Баго из последних сил поползла выше, мгновенно ощутив все прелести ледяного воздуха.
Выступ кончился в полутора метрах над водой, превратившись в испещренную щелями скалу. Днем, в теплой сухой одежде и, желательно, со снаряжением, можно было бы попробовать по ней взобраться. Но в теперешнем состоянии подобная попытка закончится, в лучшем случае, художественно разложенным телом на пресловутом выступе. В худшем же волны вновь сомкнутся над головой, и сил выбраться уже не будет.
Немного отдышавшись, Лана освободила одну руку и подбородком нажала кнопку подсветки на браслете. Посмотреть хотя бы, сколько времени, и, если получится, подать своим сигнал…
Ноль реакции. Видимо, глубина первоначального погружения оказалась чрезмерной даже для улучшенной магами электроники. Выругавшись, Лана покрепче ухватилась за ледяную скалу. Датчик жизнедеятельности отправился на дно моря вместе с курткой и, если все еще работает, передает весьма неутешительные данные.
Значит, надо всего лишь продержаться до утра и дождаться поисковой группы. Всего лишь. Какое простое задание для промокшего и замерзшего человека на каменном пятачке, постоянно обильно орошаемом оплеухами соленых волн! Густой туман, укутавший побережье, и не думал отступать, пробираясь влажными пальцами туда, куда не доставали брызги.
Холод очень быстро вышел на первое место, оставив за собой и горечь морской воды во рту, от которой едва не вывернуло наизнанку, и горящие от соли губы, и резь в раненой руке. Каждая новая секунда становилась жалкой заложницей этой вечной ночи, но Лана запрещала себе думать о том, что может не удержаться. О том, что вокруг могут быть сотни, тысячи майдов, и достаточно даже одного, перемахнувшего через обрыв именно в этой точке, чтобы вопрос холода и усталости показался крайне незначительным.
Практически босые, ноги в очередной раз дрогнули и соскользнули. Лана кое-как выровнялась и продолжила практически незаметный комплекс упражнений. Мелких, практически бесполезных, но заставлявших кровь двигаться по сосудам и разогревать немеющее тело.
Жаль ботинок, пошедших на корм рыбам. Но, наверное, вбитые в голову инструкции для таких вот случаев вовсе не плохи. Кто знает, достало бы ей сил выплыть к берегу в тяжелой обуви, или нет?
Майды как-то раз пошутили в свойственном им стиле. Точнее, оставалось лишь предполагать, что именно они подбрасывают на побережье заросшую ракушками человеческую обувь с останками стоп внутри. Подобные подарки появлялись раз в две-три недели, и примерно через год прекратились столь же внезапно, как и начались.
Никто так и не понял, что хотели этим сказать подводные, но матери еще долго содрогались, слыша предложение детей посмотреть на что-то удивительное, морем принесенное.
Если майды подсуетятся, смогут сегодня набрать материала для следующей подобной акции.
Скорее всего, в объективной реальности не прошло и часа, но Лане начинало казаться, что новая ночь началась сразу вслед за старой, миновав день. Будто бы сбылась извечная мечта майдов – жить, ничего не опасаясь. Ни палящего солнца, загоняющего в воду, ни глубин океанов, таящих в себе лишенных разума, но не аппетита хищников, не позволяющих разумной подводной расе заселять иные пространства. Лис как-то рассказывал, что майдам предлагали помощь в транспортировке части народа в любое другое море по выбору. И они отказались, не столько из страха доверить свои жизни людям, сколько не желая навсегда терять братьев и сестер.
Лис… Единственное светлое воспоминание в ее жизни. Густо украшенное горечью поражения и собственного предательства. Хотя, какое единственное? Тысячи. Тысячи радостных дней, озаренных его прикосновениями и любовью.
Что он сказал тогда, уходя? Невозможно вспомнить. А что сказала она сама? Ничего. Молчала, так же, как сейчас.
Время и весь окружающий мир перестали существовать. Лана впервые оказалась наедине сама с собой. Не ожидая срочных звонков, не планируя ничего на будущее, не решая проблем собственного рода. Только она и ночь, в которой раз за разом возникали такие горькие и сладкие воспоминания…
Лис, на удивленном лице которого испуг от содеянного сменяется широкой улыбкой, рождающей оглушительный хохот, как нельзя более уместный в феерически заляпанной кухне.