Хрустальный мир

Порой кто-то из повстанцев косился на крепкую обувь пленников. Выданное за каждого приведенного живым курсанта вознаграждение уже переставало казаться достаточным, но нарушать приказ не приближаться никто пока не решался. Появившийся спустя пару часов заточения мужчина в странной, балахонистого вида бурой одежде и с закрытой красной повязкой лицом довольно отчетливо описал опасность непослушания, заставив проникнуться серьезностью ситуации и своих подчиненных, и захваченных ими Теней.

– Вы, конечно, думаете, что сейчас попали в одну из спланированных для вас ситуаций. Или вы и впрямь считали, что едете на реальное боевое задание? Надеюсь, таких глупцов здесь нет, поэтому разговаривать с вами буду, как с адекватными взрослыми людьми.

Мужчина не глядя выдернул из кучи мебели стул и сел на него задом наперед, скрестив руки на спинке и впившись пронзительным взглядом залитых чернотой глаз в собравшихся перед ним подростков. Никто не дрожал, не ныл, не было ни одной истерики. Как же приятно работать с подготовленными особями.

– Дорогие мои, у вас сегодня крайне плохой день, и, самое главное, от вас почти ничего не зависит. Сейчас могу предложить лишь два пути – вы ведете себя тихо, и надеетесь, что в назначенное время выберут кого-то другого, или же делаете глупости, выделяетесь из толпы и покидаете это помещение в первых рядах.

Лидер Вольных помолчал, словно ожидая вопроса, но курсанты поняли намек и выделяться не спешил ни один.

– Что ж, хорошо. Не думаю, что ваши командиры быстро согласятся на предложенные условия, так что в девять утра мы начнем забирать по одному человеку каждый час. Желающие могут стать добровольцами, нам не нужны лишние проблемы при транспортировке. Но честно скажу, домой после этого вы уже не вернетесь.

Откровенно наслаждаясь ситуацией, мужчина усмехнулся под скрывающей лицо повязкой. Деткам хочется задать вопрос, что же с ними будет, интересно, что победит – воспитание и осторожность или любопытство?

Два аргумента все же сильней одного, с сожалением понял Вольный спустя пару минут молчания. Жаль. Так было бы забавнее развлекаться с этими будущими убийцами. Хотя, почему будущими? Часть его людей погибла или была травмирована во время захвата – даже без оружия подростки пытались оказывать сопротивление.

– Что ж, как хотите. Значит, узнавать будете по очереди, пока ваше командование наконец не поймет, что времени у него не так уж и много. Советую пока отдыхать. Ну, а кормление и вовсе не планируется!

Вольные послушно расхохотались вслед за своим командиром, поднявшимся и небрежно пнувшим ногой отслуживший свое стул. От, казалось бы, несильного удара пластик громко хрустнул, разлетаясь на рваные куски, и смех повстанцев стал еще более заискивающим.

– Надо же, какой я неаккуратный. Кстати. Если здесь возникнет хоть одна проблема, покинут нас зачинщики с любой стороны. Я достаточно прозрачно выражаюсь?

Присутствующие Вольные поспешно закивали, сжимая в руках свое дурацкое оружие, оказавшееся куда эффективнее современных станнеров и прочей электронной амуниции, отобранной у курсантов и пополнившей запасы повстанцев.

Мужчина удовлетворенно развел руками и удалился. Сидевшие поблизости Тени на грани слышимости различили небольшой гудящий звук, словно под просторными штанинами бурого цвета скрывались сервоприводы, закованные в пластик и металл, а не живая плоть.

Переговариваться им не разрешали, причем Вольные ухитрялись различать даже самый тихий шепот. Что, в целом, не удивительно, – неосторожные или рассеянные в тоннелях не выживали, часто становясь добычей более расторопных сородичей и реже – групп зачистки. Человеческая жизнь здесь ни капли не ценилась – бесконтрольное размножение и жестокие условия выживания не оставляли возможности рассматривать необходимость отдельных элементов общества.

«Ты никому не нужен» могло бы стать их девизом вместо пафосных слов о равенстве и свободе. Вольные были не нужны даже сами себе, и тем удивительнее была сила воли их лидеров, заставлявших разрозненные банды собираться и действовать вместе, ненадолго забывая всеобщую ненависть.

Кто-то из курсантов и впрямь попробовал поспать. Получилось у немногих. Внешне хладнокровные, внутри Тени наконец начали осознавать, что игра в солдат закончилась. Они беспомощны, и находятся в плену у ненавидящих их людей, лохматых, внешне как похожих на них, так и разительно отличающихся, готовых рвать глотки друг другу, и своим врагам и, всего охотнее, тем, кто не может оказать сопротивления. А что может быть приятнее вчерашнего врага, который сегодня не может тебе ничего сделать?

Один из оказавшихся в центре парней в остатках формы стражей уронил голову на грудь, тут же нервно вскинувшись и позволяя соседям вновь полюбоваться на огромную гематому в половину лица и налитый кровью глаз – после отказа станнера стрелять он голыми руками расшвыривал Вольных, пробиваясь к выходу, и был остановлен лишь сокрушающим ударом чем-то твердым по голове. Если бы не приказ брать как можно больше курсантов живыми, он бы не сидел в этом зале под перекрестными прицелами сменявших друг друга Вольных.

– Ну наконец-то, – одними губами прошептал парень, поспешно сгорбившись обратно под настороженными взглядами других пленников.

Едва удержавшись, чтобы не растереть опухшее от чересчур узких наручников запястье, мастер принялся спешно рыться в памяти своего носителя. Оставалось лишь десять-пятнадцать минут до разрыва связи, которую он безуспешно пытался установить последний час. Парень все никак не мог хотя бы на секунду отключиться, а прямой перехват управления сознанием мог вызвать аффективное состояние и благополучно привлечь внимание охраны. Еще немного, и пришлось бы ждать следующей ночи, чтобы добыть для штаба хоть какие-то сведения – наплевать бы на пожелания Тарги, но приказы командования полностью совпали с капитанскими, и их точно придется выполнять.

Память стража ничем порадовать не смогла – короткие сумбурные сцены боя в коридорах центра, выстрелы в упор, едва удерживаемые защитными накладками отключившихся доспехов и отбрасывающие легких подростков. Суетящиеся над оглушенными противниками Вольные, поспешно сковывающие их попарно заранее припасенными наручниками, пинками поднимающие и сгоняющие в общий зал. Жалкие попытки усесться поудобнее – мешали соединенные правые руки. Злая речь лидера повстанцев, лично решившего проверить и разъяснить окружающим ситуацию. Холод, подкрадывающаяся неуверенность, сменяющие друг друга патрули и неподвижные посты Вольных, контролирующие помещение в отведенных местах.

Рядом с парнем шумно протопала очередная группа Вольных, чуть не наступив грязными разваливающимися ботинками на руку уснувшей девушки – она в последний момент успела очнуться и отодвинуться, вызвав возмущенное ворчание в глотках и разочарование на обросших, бледных лицах, полускрытых обрывками намотанных на головы и тела тканей.

Где-то неподалеку должен быть тоннель, ведущий к местам размещения этой шутовской армии в обносках. Патрули изображают все новые и новые Вольные, словно и впрямь каждому из них хочется насладиться кратковременной властью. А вот стационарные огневые точки в углах помещения обслуживают три чередующихся смены повстанцев – гораздо более дисциплинированных и тихих, непохожих на своих говорливых, постоянно грязно ругающихся между собой соратников. Выходцы из сил обороны куполов?

Осторожно подняв глаза вверх, парень чуть заметно сморщился. Левый глаз практически скрылся под отеком и ничего не видел. Хорошо, хоть правый еще мог быть полезен.

Несколько небольших окон в верхней части стены едва пропускали внешний искусственный свет, ровно рассеивающийся в полумраке зала. Интересно, есть ли окна на противоположной стороне? Сделав вид, что потягивается, страж осмотрелся по сторонам. Более никаких окон – затянутые пластиком стены, холодный пол из прессованных блоков, два тщательно охраняемых Вольными входа.

Рука парня непроизвольно дернулась – Шед все более отдалялась от материнской планеты, и контроль начинал возвращаться к прежнему владельцу. Мастер поспешно прикрыл глаза и расслабился, оставляя свое сознание сторонним наблюдателем – еще какое-то время можно присмотреть за происходящим, даже если сам курсант и не обратит внимания ни на что интересное.