Хрустальный мир

Она кричала от страха, но пытка все не прекращалась.

– Ярс это и делал, – тихо прошептала Кат.

– Не только. Он начал ставить эксперименты, не накопив даже первичных данных. Твои особенности настолько ему интересны, что Ярс был готов на все, лишь бы их из тебя вырвать.

– Он не должен был?

– Я просил его этого не делать. Очень убедительно просил. Мы не раз говорили с ним о том, что потерять тебя – очень безответственно, и мне казалось, что он полностью меня поддерживает. Но однажды я пришел в вашу лабораторию без предупреждения, и увидел, что он перешел установленные границы исследований.

– Так это ты тогда все остановил?

– Ты не помнишь? Да, я. Он даже не смог ничего сказать в свое оправдание, когда я собрал совет и потребовал объяснений. Формально он не был наказан – как можно наказать ученого за стремление к истине? Но я при всех приказал ему уменьшить интенсивность, прекратить опыты и ограничиться пассивным сбором данных. И командование подтвердило мой приказ. А друга я потерял.

– Как жалко…

– Ничуть. Как друг, Ярс мог просто меня поддержать. Но предпочел лишь выполнять приказы, как подчиненный, – четко и безоговорочно. А еще он так и не смог тебя простить за то, что ты сделала с одним из нас.

– Но Тар! Я была совсем маленькая и защищалась! Я же не специально!

Кат осеклась, подумав, как глупо звучит ее оправдание. Ну да, такая вот нелепая случайность…

– Я не вижу ничего странного в твоем тогдашнем поведении. Не переживай, и не обращай на него внимания.

– А ты все равно был злой, – пробурчала Кат, но Тарги сделал вид, что ничего не услышал, и прибавил громкость.

Напевный речитатив коротким звоном отбивал слова, оставляя после себя короткое эхо.

Каждый из нас открывает глаза утром,

И хочет сказать какое-то важное слово,

Хочет сказать в закрытые веки кому-то,

Но нет никого, и пустует сердец основа.

Шаг хочется делать не вдаль, а навстречу, в руки,

Боль хочется прятать, а счастье – делить дважды,

Понять, что тебя зовут, а не просто звуки

Влетают в открытые двери. Как нужно и важно!

Будь рядом, мой друг, и я для тебя – буду,

Придуман ты или вполне реален…

Кат удивленно покосилась на капитана – но песня действительно закончилась оборванной фразой, затихнув на высокой ноте.

– Автор этих слов погиб, и этот черновик нашли незаконченным на его столе, – задумчиво и чуть грустно пояснил Тарги, заметив ее взгляд. – Брат записал эту песню в его память, и последние две строки выгравированы на памятном обелиске.

– Интересно, как бы он сам закончил эту песню?

– Не знаю. Порой говорят, что наш нынешний ритм жизни и обязанности изменили нас, и мы больше не можем понять всей той гаммы чувств, что испытывали наши предки.

– Ты поэтому слушаешь эти песни – чтобы понять?

– Да нет, – рассмеялся Тарги. – Мне просто нравится музыка и слова, это отвлекает от всего того дер… хм… всех тех дел, что меня обычно окружают.

Кат ничего не ответила, опустив голову. Как могли те мужчины и женщины, которые ценили дружбу и верность, превратиться в Теней? Которые спешат прожить каждый свой день, не заглядывая в следующий, стремятся как можно раньше получить все доступные возможности, начиная от удовольствий для тела и заканчивая положением в обществе? Которые прошли путь от убийства животных для еды до уничтожения целых планет ради собственного обеспечения?

– Тар…

– Что?

– Скажи пожалуйста – только ответь, я действительно хочу понять! Неужели тебе совершенно безразлично, что ты убиваешь таких же, как я, лишь бы привезти обратно все эти… ресурсы?

Тарги вздохнул, не отрываясь от управления, и свободной рукой взъерошил свои волосы.

– Хорошо, постараюсь тебе подробно объяснить. Хотя я и не понимаю, почему ты задаешь такие вопросы. В истории любой планеты, любого мира, есть эра завоеваний, когда более развитые государства захватывают необходимые им для развития территории. Обычно это происходит одновременно с уничтожением населения, которое, конечно же, оказывает им сопротивление.

– А если не оказывает?

– Обычно – только когда не может. Если же завоеватели проявляют ненужную мягкость, то выжившее коренное население довольно быстро обретает эту самую возможность сопротивления за счет интервентов. И все заканчивается еще большей кровью.

Тарги покосился на притихшую девушку и продолжил.

– Далее, когда территории захвачены и более развиваться некуда, обычно следует период определенной стагнации, сопровождающийся развитием гуманизма и рефлексии под девизом «Как мы могли!», когда выжившие остатки коренного населения всячески пестуются и внедряются в новое общество.

– Зачем так делать?

– Затем, что на данном этапе развития агрессивный социум уже не нужен. Люди должны быть мягкими, легко управляемыми, воспитанными на высоких идеалах, и умеющими видеть ситуацию лишь с той стороны, какую покажут их правители. При этом, обществу становятся все более и более нужны ресурсы, и в нем появляется отдельная каста, решающая этот вопрос и регулирующая подачу благ населению.

– Армия?

– Нет, Кат. Армия – это лишь инструмент, такой же, как и правительство. Те, в чьих руках сосредоточено управление ресурсами, обычно не стремятся к публичности.

– Значит, ты – инструмент?

– Именно так, но при этом – я еще и потребитель. Ты же не задумывалась сегодня, кушая свой вкусный кусок мяса, о стаде животных, которые были убиты, чтобы накормить всех желающих?

– Так ведь вы синтезируете еду, – Кат растерянно посмотрела на собеседника большими испуганными глазами.

– В кафе подается натуральная еда. Такая же, какой ты всегда питалась в своем мире. Что теперь – откажешься в следующий раз?

– Нет, – чуть подумав, ответила девушка.

– Правильно. Все это – естественный закон, когда более сильные используют более слабых для выживания. Если мы окажемся более слабыми – так же уничтожат и нас, и с этим ничего не поделать. Когда наша цивилизация только зарождалась, пращуры твоего обеда могли совершенно спокойно питаться моими предками и, поверь, тогда это никого не смущало. Весь процесс эволюции – это одно большое состязание. И пусть случаются игры без победителей, но без проигравших – никогда.

– То есть, вы вернулись к тому, с чего начинали?

– История движется по спирали, девочка моя. Мы не вернулись в ту же точку, мы сделали виток, и научились не закрывать глаза на правду, и перестали скрывать ее друг от друга. Мы честны в своих отношениях, мы не позволяем атавистическим эмоциям искажать наше мышление. И стремительное развитие нашего общества происходит именно благодаря тому, что власть имеющие более не обманывают тех, кто от них зависит. Не рассказывают нам о своей любви и заботе, особенно ближе к выборам, не гоняются за популярностью. Пусть их цели не всегда приятны, а существование обеспечивается за наш счет, – что с того? Они занимают предназначенное место и выполняют свою работу.

– Я ничего не понимаю в вашей политике.

– Да, я что-то увлекся, – флаер чуть дрогнул и начал плавно сбрасывать скорость. – Но ты поняла, что я пытался тебе объяснить?

– Да, я поняла. Вы всего лишь следуете законам жизни, не лицемеря и не закрывая глаза ни себе, ни окружающим. Наверное, ты прав, так и стоит делать.

– Рад слышать, – улыбнулся капитан, выруливая из полумрака тоннеля. – Когда ты успела вырасти, Кат?

Ничего не ответив, девушка отвернулась – и восхищенно вскрикнула, приникнув к стеклу. Перед ней расцветал вечерними огнями мегаполис столицы. Раньше Кат никогда не видела его таким, перемещаясь лишь внутри зданий или транспортных механизмов.

Выход из тоннеля находился высоко над землей, и силуэты небоскребов, едва выделяясь на фоне темнеющего неба, уходили вверх и вниз, раскрашенные мириадами окон. Вокруг послушно замершего флаера воздух полнился сверкающими каплями других машин, стремительно проносящимися мимо. Тонкая нить тоннеля, который они покинули, продолжала свой путь к горизонту, рассекая пространство и изредка проходя сквозь здания, и направляющая сигнализация на ней короткими всполохами билась так, словно эта искусственная артерия была живой.