Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 72 из 268

– Ай, мои кони, да пасутся, ромалэ, в чистом по-о-оле!..

Глава 3

На третий день миновали Можайск. Погода стояла сухая, тёплая, солнце катилось по небу, как начищенный таз, источая не по-весеннему жгучую жару. Погони из Москвы, которой опасался Илья, так и не последовало, торопиться уже было некуда, и он не гнал гнедых. Выезжали до рассвета, неспешным шагом ехали целый день, к закату искали речушку или полевой пруд, чтобы набрать воды для ужина и дать напиться коням, разбивали шатёр. Еды Варька захватила из Москвы в достатке, и идти в деревню побираться ей ещё ни разу не пришлось. Илья и Настя спали в шатре под пологом; Варька располагалась снаружи, стеля себе на траву старую перину, – как ни настаивала Настя, чтобы она тоже забралась в шатёр.

– Еще чего! - смеясь, отмахивалась Варька, когда Настя в сотый раз выглядывала из-под полога и манила её. - Я ночью спать люблю, а не непотребство всякое слушать. Всё, спокойной ночи вам. - и Варька сворачивалась на перине клубком, накрываясь с головой шалью.

Через три дня кончилась еда. Варька утром вытряхнула из котелка две последние сморщенные картошки и ссохшийся кусок солёного сала.

– На день вам хватит?

Настя кивнула, Илья кисло поморщился. Варька пожала плечами и объявила:

– До вечера дотянете! А остановимся у Крутоярова, схожу туда. - поймав взгляд Насти, она пояснила, - Деревня большая, богатая, скотины много держат, и барин бывший при них же живёт. Чем-нибудь да разживёмся.

Как же… - проворчал Илья. - У них сейчас тож животы к спинам подводит, ещё не отпахались даже, хлеб прошлогодний вышел весь. Дулю с маком они подадут!

– Значит, дулю с маком есть и будешь. - невозмутимо сказала Варька. – Едем, что ли?

Илья угрожающе пошевелил кнутом. Варька с притворным ужасом прыгнула в телегу. А Илья, поймав испуганный взгляд стоящей у колеса жены, поспешно опустил кнут и, пряча глаза, заорал на лошадей:

– Да пошли, что ли, дохлятина, живодёрня на вас!..

Гнедые неохотно тронули с места. Настя на ходу тоже забралась в телегу, уселась рядом с Варькой, которая ловко щёлкала семечки, выкидывая шелуху в убегающую из-под колёс пыль. Через полчаса молчаливой езды Варька удивлённо покосилась на невестку:

– Чего это ты смурная? Спала плохо? Ложись сейчас да подремь малость… Дорога длинная ещё.

– Я - нет… - Настя тихо вздохнула. Осторожно взглянула на Варьку. Та ответила ещё более изумлённым взглядом.

– Да что с тобой, сестрица?

– Варька… Ничего, если спрошу? Илья, он… Он что, кнутом тебя бил когда?!

С минуту Варька ошарашенно хлопала ресницами. Затем схватилась за голову и залилась таким смехом, что Илья, идущий впереди, сердито обернулся.

– Ты чего регочешь, дура?! Кони шарахаются!

– Иди, иди… - вытирая слёзы, отмахнулась от него Варька. Затем шумно перевела дух, подняла глаза на Настю.

– Ну, сестрица, умори-ила… Не бойся, тебя он в жисть не тронет. На том крест поцелую.

– А тебя? - упрямо спросила Настя.

– Да что ж ты пристала, как репей осенний! - рассердилась Варька. - Ну, было дело один раз! Да не ахай ты, говорю, - один! Разъединственный, и тот нечаянно! Илья тогда с базара злой пришёл, пьяный, - проторговался… А я под руку попалась, сама была виновата. Он всего раз меня и зацепил, и то скользом, я к Стехе в шатёр сбежала, спряталась. Лежу там под периной, реву… Не больно, а обидно, сил нет! А наутро Илья проспался - и не помнит ничего! Я уж отошла, ему и говорить не хотела, так цыгане рассказали. - Варька с досадой поморщилась. - Весь день потом около меня сидел, подмазывался…

– Сколько вам лет тогда было? - тихо спросила Настя.

– Ой, не помню… Может, шестнадцать, а может, восемнадцать. Не мучайся, Настька. Ничего такого не будет. Да если он к тебе прикоснётся, я сама ему горло переем! Пусть потом хоть убивает!

Настя задумчиво молчала. Варька, озабоченно косясь на неё, затянула было негромкое: "Не смущай ты мою душу…", но невестка так и не присоединилась к ней.

К Крутоярову приехали засветло: солнце едва-едва начинало клониться к закату и висело потускневшей монетой в блёклом от жары небе. Илья остановил лошадей на окраине деревни, на пологом берегу узкой речонки, лениво текущей между зарослей ракитника, распряг уставших гнедых, вытащил жерди для шатра.

– Выбрал место, чёрт… - пробурчала Варька, с сердцем ломая о колено сухие ветви для костра. - На самом конском водопое! Со всей деревни сюда, поди, гоняют!

– Ну и что? - удивилась Настя. - Мы же в сторонке… Разве помешаем?



Варька ещё больше нахмурилась, но пояснять не стала. Не глядя, бросила брату:

– Сам огонь разожги, я в деревню пошла!

– Ну, дэвлэса… Эй, Настя! - нерешительно позвал он. - Ты-то куда?

Останешься, может?

– Нет, я иду, я тоже иду! Варька, Варенька, подожди меня! - Настя крепче затянула на груди тесёмки кофты и побежала вслед за мелькающим на дороге зелёным платком.

У крайнего дома Варька осмотрела Настю с головы до ног. Вздохнув, сказала:

– Туфли бы тебе снять…

– Зачем?

– Ха! Да кто ж тебе подаст, если у тебя туфли дороже мешка с зерном?!

– Они ведь уже разбиты все…- неуверенно сказала Настя. - Ну, ладно, хорошо… Она сбросила туфли и зашагала рядом с Варькой босиком по серой пыли, но уже через несколько шагов споткнулась, сморщилась и схватилась за ногу:

– Ой-й-й…

– Не до крови?! - кинулась к ней Варька. Они тут же уселись на обочине и принялись рассматривать Настину пятку. Крови, к счастью, не было, но Варька распорядилась:

– Одевай назад! Покалечишься ещё… Илья с меня голову снимет.

– Не буду! - взвилась Настя. - Привыкну! Пошли!

Из-за забора тем временем высыпала целая ватага крестьянских детишек: голоногих, чумазых, в холщовых рубашках, с растрёпанными соломенными головками. Все они, как по команде, засунули пальцы в носы и воззрились на цыганок.

– У-у-у, всех в мешок пересажаю! - погрозила им Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг.

Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:

– Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!

– Это про меня! - горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула.

Варька же со смешком показала ей вперёд:

– Гляди - встречают уж!

Действительно, в одном из дворов толстая тётка, косясь на цыганок, вовсю загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее бельё. Ещё дальше сухая, вся в чёрном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребёнка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки постарше вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.

– Э, красавица, красавица ненаглядная! - завела Варька привычную песню, заглядывая через забор. - Дай на судьбу счастливую погадаю! Денег мне не надобно. За красоту твою все тебе расскажу… Молодуха недоверчиво, зажимая под локтем свёрток белья, подошла к забору - и вдруг всплеснула руками, чуть не уронив выстиранные рубахи в пыль двора:

– Ахти мне! Чудо-то какое! Ос-споди! Тётка Гапа! Нюшка! Ганька!

Бежите смотреть, отродясь такой цыганки не видавши! Как с иконы сошла!

У Насти загорелись щёки. Она опустила ресницы и стояла неподвижно всё то время, пока к ним с Варькой сбегался народ. Через четверть часа у дороги толпилось полдеревни. В основном это были бабы и ребятишки, тут же взявшие цыганок в плотное кольцо. Они бесцеремонно разглядывали Настю, смеялись, спрашивали: "Откуда ты такая взялась-то, касаточка ясная?"

– Вот какая у нас Настька! - расхвасталась Варька. - Она в нашем таборе лучше всех гадает, правду говорю! Молоденькая, ты ей руку-то дай, не пожалеешь!

Молодуха, первая увидевшая их, смущённо потёрла руку о подол и дощечкой протянула Насте. Варька тут же скроила безразличную мину, уселась на траву и, глядя поверх головы Насти на солнце, вполголоса запела по-цыгански: