Дорогой длинною

Бог мой, зачем, увлекаться зачем?

Если можно осторожно

Поиграть - и перестать!

Анютке оставалось лишь обворожительно улыбнуться и положить руку на широкое плечо стоящего перед ней мужчины. В следующий миг перед глазами закружились стены, белые скатерти и свечи, свечи, свечи… Анютка, танцевавшая весьма посредственно, бога благодарила за то, что хотя бы не давит ног кавалеру, и удивлялась, как это они, танцуя на таком крошечном пятачке, до сих пор не налетели на чей-нибудь стол. Но грузин вальсировал превосходно, ловко избегал углов, улыбался и в упор смотрел на растерянную певицу своими бархатными глазами.

"Господи, вот принесла его нелёгкая…" - Анютка машинально поворачивала голову то вправо, то влево, чтобы она не так кружилась. - "И что теперь будет? Выкинут меня завтра из хора, вот что. И слава богу! И очень нужно!

И сама уйду! Вот дотанцуем сейчас, и - гори они все купиной неопалимой!" Вальс кончился. Грузин галантно поклонился, отвёл запыхавшуюся Анютку на её место в хоре, но та не стала садиться. Злобно поглядев на подошедшего хоревода, сквозь зубы сказала: "У-хо-жу!" - и, не глядя ни на кого, быстрым шагом скрылась за занавесью. Последнее, что она слышала, был растерянный голос князя, о чём-то расспрашивающего Конакова.

Анна Снежная сумела героически дойти до "актерской" и даже начала было переодеваться, но, когда она нагнулась снять туфли, в глазах вдруг потемнело, и Анютка неловко опустилась на скрипучий стул. В висках стучал жар, она судорожно сжала их холодными руками. "Господи, да что ж это… Вставай, пропащая!" Но встать не получилось. В голове так отчаянно шумело, что Анютка не услышала, как скрипнула дверь, не заметила, как в комнату кто-то вошёл. И вскочила как ошпаренная, когда этот "кто-то" тронул её за руку.

– Господи, кто тут?!

– Это я, - сказал смущённый голос с мягким акцентом. - Князь Давид Ираклиевич Дадешкелиани, подпоручик Эриванского гренадерского полка, к вашим услугам. Для вас - просто Дато.

Анютка молча, озадаченно разглядывала стоящего рядом с её стулом молодого мужчину. У грузина был низкий, чуть хрипловатый голос, не вяжущийся с его юным видом. Он смотрел на неё так же, как и в зале:

испуганно и восхищённо. Пауза затягивалась. Собравшись наконец с духом, Анютка холодно спросила:

– Что вам угодно?

– Я хотел только извиниться… - от волнения в голосе князя усилился акцент. - Мне сказали, что это не позволяется - приглашать на танец певиц.

Что это не принято. Простите великодушно, я не знал… Я помешал вам выступать. Вы из-за этого ушли от нас?

– Нет. - Анютка снова села и отвернулась к стене. - Я, видите ли, нездорова…

– Это видно. - Князь поколебался, шумно, совсем по-мальчишески вздохнул и залпом выпалил: - Па-звольте предложить вам своё общество и проводить до дома!

Анютка молча смотрела на него. Видимо, этот мальчик не знал, что провожать хоровых певиц без сопровождающих из хора ещё более недопустимо, чем танцевать с ними вальс. Но вселившийся в неё сегодня чёрт снова поднял рожки. Выкинут из хора - ну и плевать! Всё равно уходить собралась. А Гришке расскажут… Ну и пусть порадуют!

– Так мы едем, Анна… - князь запнулся.

– Николаевна. - Думать о приличиях у Анютки уже не было сил. Хор за стеной пел "Тётки-молодки", вечер обещал затянуться. Все цыгане, конечно, уже увидели, что князь исчез вслед за Анной Снежной и до сих пор не вернулся, но… Чёрт с ними, с цыганами! Что она от них хорошего видела?

– Едем! - решительно сказала она, вставая и опираясь на предложенную руку. Князь просиял улыбкой, и Анютка невольно улыбнулась в ответ.

На тёмной улице лил дождь. Анютка вышла как была, в кружевной шали поверх открытого платья, и лишь на тротуаре спохватилась, что забыла накидку.

– Возвращаться не к добру, Анна Николаевна, - сказал Давид, набрасывая на плечи Анютки свою шинель. Та была тяжёлая, колючая и пахла табаком, но Анютка не стала возражать. Главной её задачей сейчас было не лишиться чувств до дома, не то бог ведает, куда этот басурманин её завезёт…

– Куды ехать, вась-сиясь? - прогудел извозчик. Князь вопросительно посмотрел на свою даму.

– Живодёрский переулок, заведение мадам Востряковой, - хрипло сказала Анна Снежная, откидываясь на сиденье.

Через минуту она спала. И не проснулась, когда голова её склонилась на плечо князя и тот заботливо укрыл её шинелью. И не проснулась, когда извозчик остановился в безлюдном, тёмном Живодёрском переулке и князь Дадешкелиани удивлённо воззрился на "заведение" под красным фонариком.

И лишь когда дверь открыла толстая Агафья и Давид взял Анютку на руки и под удивлённые вопросы сбежавшихся девиц понёс её наверх, Анютка открыла глаза. И спросила, изумлённо моргая:

– Свят господи, ты кто?

– Я - Дато, - успокаивающе напомнил князь и, поблагодарив кивком открывшую перед ним дверь Агафью, внёс Анютку в комнату мадам Данаи.

*****

Когда Анютка открыла глаза, в окно светило низкое вечернее солнце. В первую минуту она даже не поняла, где находится, и долго с изумлением оглядывала низкий потолок, вытертые обои, увешанные вырезанными из журналов картинками, икону Троеручицы с погасшей лампадкой в углу и заткнутым за неё пучком сухой вербы, покрытый рыжей плюшевой скатертью стол и лампу под зелёным абажуром. В конце концов она догадалась, что находится в комнате тётки. Снизу, из залы, доносились звуки фортепьяно и звонкий смех: видимо, уже съехались гости. Анютка села в постели, потянулась - и вдруг увидела то, чего раньше в этой комнате не было и не могло быть. На столе стояла огромная тарелка с фруктами, ваза с белыми лилиями и коробка французского шоколада "Плезир". Ошеломлённая Анютка прикинула, сколько всё это может стоить.

Выходило что-то уму непостижимое и явно недоступное Данае Тихоновне.

"У кого-то клиент богатый завёлся, что ли?" - озадаченно подумала Анютка.

Отщипнула от медовой виноградной грозди, съела целый апельсин, поцарапала ногтем огромное красное яблоко, но надкусывать этакую красоту пожалела и решила одеться.

На стуле лежало её чёрное ресторанное платье с открытыми плечами.

Увидев его, Анютка разом вспомнила последний вечер в ресторане, стреляющий жар в голове, расплывающиеся в глазах огни свечей, головокружительный вальс с молодым грузином в офицерской форме, а потом… Что же потом? Ах да… Мокрый верх пролётки, шуршание дождя, шинель, пахнущая табаком, тяжёлая рука на плечах… С ума она, что ли, совсем сошла, что приказала везти её сюда? Цыгане из Большого дома, должно быть, с ног сбились… Рассерженная Анютка вытащила из шкафа юбку и старую плюшевую кофту Данаи Тихоновны. Кинув взгляд на ходики, убедилась, что сейчас всего начало девятого и, стало быть, к выходу в ресторан она успеет.

Если не выгонят, конечно, за такие карамболи…

В дверях залы Анютка остановилась как вкопанная. Гостей не было и в помине, но хохот в комнате стоял оглушительный. И было от чего. По выщербленному паркету, сотрясая всю залу, неслись в невообразимой мазурке высокая и массивная, как гвардеец, Маланья, ярославская крестьянка, и маленькая, чернявая, с огромным носом Рахиль. Маланья горделиво подбоченивалась и подкручивала воображаемые усы. Рахиль томно обмахивалась, за неимением веера, брошюрой о разведении комнатных собачек и поворачивала голову то вправо, то влево, стреляя на "кавалера" глазами из-под опущенных ресниц. Хохотали девицы, сидящие за круглым столом. Попугай по имени Соня хрипло орал из своей клетки: "Кур-р-рвы гулящие, ар-р-ртикул!!!" За разбитым пианино сидели и наяривали в четыре руки мазурку Даная Тихоновна с дымящейся папиросой во рту и… князь Давид Ираклиевич Дадешкелиани. Стоящую в дверях Анютку никто не замечал, и она молча с удивлением смотрела на Давида.