Дорогой длинною

Лицо Васьки перекосилось от бешенства, рука его дёрнулась к голенищу, но кнута там давно не было. Васька дико огляделся вокруг в поисках чегонибудь тяжёлого, схватил валяющуюся в пыли ржавую подкову, замахнулся.

– О, давай, давай, помаши руками!- подбодрила его Роза.- Попляши, а я спою!

Гоп, морэ, не зевай, таракана оседлай! Ехай себе с богом, не гони дорогой!

Неожиданно сложившаяся песенка довела рыбаков до дикого хохота.

Лазарь рядом с Ильёй сложился вдвое, насколько позволял круглый живот, ловя разинутым ртом воздух. Федько ржал, схватившись за бока, вытирал слёзы и приговаривал по-своему грек Спиро, дед Ёршик и вовсе сел на землю, дрожа от смеха. К удивлению Ильи, смеялась и Маргитка: громко, блестя зубами и, кажется, искренне:

– Ой, не могу, умру… Ох, помогите, кончаюсь… Ох, смотрите, люди добрые, саво ром баро[145]…

Васька выстрелил в сторону хохочущей Маргитки злым взглядом из-под бровей, и Илья злорадно заметил, какой краской залилась его чёрная физиономия. Яростно выругавшись сквозь зубы и круто развернувшись, Васька зашагал по дороге в город.

– Эй, красавец, а лошадь-то? Лошадь-то забери! - завопила ему вслед Роза.

Васька не оглянулся, и на мгновение Илье стало даже жаль его. Всё-таки вогнать в краску Ваську Ставраки до сих пор не удавалось никому в посёлке.

– Ну и язык у тебя, Розка! Без ножа парня зарезала, - полушутливо упрекнул он посмеивающуюся Чачанку.

– А-а, будь здоров, Смоляко, я тебя и не видела! - весело поздоровалась Роза. - Ничего, такого обломать не грех. Ну, не люблю я его, не люблю, и всё! Когда его зарежут, и на поминки не приду. Выдумал - живую божью тварь мучить!

– А тебе обязательно нос сунуть надо было! Гляди, припомнит он тебе…

– А! Пугали ежа голым задом! - беспечно сказала Роза. - Слава богу, не в лесу живу. Рыбачки в обиду не дадут.

– Слушай, поделись секретом - как ты с жеребцом управилась? - помявшись, спросил Илья. - Стыд сказать, я к нему и подойти побоялся! А ведь не первый год с лошадьми-то…

– Да какой тут секрет, господи? - Роза, приглаживая ладонями растрёпанные после скачки волосы, хитровато смотрела на Илью. - Прикармливала я его, всего и делов. Васька ведь, паскуда такая, впроголодь его держал, а мне жалко было: животина же бессловесная… Вот я, как солнце сядет, на двор пролезу тихонько…

– К Ваське?! - поразился Илья. - И не боялась?

– Чего бояться? Пролезу, к лошадёнку подберусь и кормлю его… солёным арбузом с хлебом. Два раза овес в подоле приносила, только, незадача, просыпала много, когда через плетень лезла. Вот Васька, поди, башку ломал – откуда столько овса во дворе?.. Ну, вот и пригодилось.

– А джигитовать где выучилась? Я такое только у грузинов видал.

Роза посмотрела на Илью внимательным и весёлым взглядом, по-мальчишески присвистнула сквозь зубы и заговорила о другом:

– В город-то вы идёте сегодня?

– Зачем? - удивился он.

– Как, а ты что, не слыхал?! - в свою очередь, поразилась Роза. - Ну, как в колодце живёте, право слово! Да об этом второй день все цыгане в Одессе галдят! Хор с самой Москвы приехал, ясно? В Одессе остановились, пели вчера у Фанкони, а сегодня в парке для всех. Завтра в Крым возвращаются. Все наши идут смотреть, интересно же! И надо же, с такой дали, с самой Москвы!

– С… Москвы? - внезапно охрипшим голосом переспросил Илья. - А чей хор? Кто хоревод?

– В афише прописано - Дмитриев, кажется. Из каких он, не знаешь?

Его словно обухом ударили по голове. Илья провёл задрожавшей рукой по лбу, затеребил в пальцах шнурок нательного креста. Роза смотрела на него выжидательно, и надо было что-то отвечать ей, но вставший в горле ком не проваливался, хоть убей. Дэвлалэ! Московские… здесь… какого чёрта только явились… Зря надеялся, что теперь до смерти их всех не увидит. Господи, за какой ещё грех на него это свалилось?

– Что с тобой, Илья? - тихо спросила Роза.

– Со мной?.. - голос дрогнул, сорвался, и Илья отвернулся от пристального взгляда Чачанки. - Со мной ничего.

– Сам-то ты не московский случаем?

– Н-нет… Мы смоленские… Так, говоришь, все пойдут?

– Ну да. - Роза не сводила с него глаз. - И я, и одесские. Вы-то собираетесь?

Илья молчал, лихорадочно думая, что ответить. Взгляд его упал на подошедшую Маргитку. В её глазах стояло такое смертное отчаяние, что Илья сразу понял: нужно поскорее уходить и уводить её.

– Пойдём мы, Роза. У меня ещё дел полно сегодня.

– Подожди! - Роза взмахнула рукой, показывая на дорогу. - Это не ваша Цинка мчится?

Илья сощурился против солнца и убедился, что по дороге действительно несётся со всех ног Цинка - запыхавшаяся, вспотевшая, запылённая до самых глаз.

Подбежав и едва переведя дух, внучка принялась вопить на всю окрестность:

– Дед, меня дадо послал! За тобой! Чтобы быстро-быстро! Велел сказать:

бросай всё и бежи домой! Надо очень! Там твоя сестра пришла! Тётя Варя пришла! Вот что!

– Варька? - медленно переспросил Илья. - Откуда?

Цинка пожала плечами, обеими руками вытерла пыль и пот с лица, схватила деда за руку. Илья обернулся к Маргитке.

– Идём домой?

– Идём, - глухо, не поднимая глаз, ответила она.

Варьку Илья увидел ещё издали. Сестра сидела на крыльце дома, обхватив колени руками, дымила трубкой, изредка сплёвывала в сторону. Заметив приближающегося Илью, не спеша встала, выколотила и спрятала трубку. Она ещё тушила босой ногой последние угольки, когда брат подошёл вплотную.

– Варька… - только и сумел сказать он.

Сестра подняла голову, и Илья едва успел увидеть её блестящие от слёз глаза: в следующий миг Варька уже висела у него на шее, сдавленно повторяя:

– Ах ты, дух нечистый… Проклятье всей жизни моей… Наказание господне, за какие же грехи ты мне дался…

– Да за что ругаешь? - хрипло спросил он. - Вот он я. Сама же не ехала шесть лет.

– Я не ехала? Я не ехала?! Да я тебя по всему Крыму искала! По всей Бессарабии! Вы же совсем на месте не сидите! Хоть бы знать о себе дал, паршивец, последнюю совесть схоронил!

Он молчал. Обнимал худые плечи сестры, гладил её по спине. И сам не заметил, как опустился на колени и как Варька тут же села рядом прямо в пыль, и они обнялись, как в детстве, и он уткнулся в её плечо. Вот она – Варька, вот она - сестрёнка, вся его семья, вся родня. Снова здесь, снова с ним и будет всегда.

Дома у накрытого стола сидел Яшка, а возле печи суетилась Дашка.

Илья давно не видел дочь такой счастливой - улыбка не сходила с её лица, а огромный живот не мешал Дашке ловко и быстро орудовать у печи ухватом. Она уже успела заставить стол всем, что было в доме съестного, поставила самовар. Маргитка молча подошла помочь ей. Илья заметил, что с Варькой они поздоровались холодно, мельком, не поцеловавшись. Вскоре Маргитка и вовсе ушла на двор с полным тазом грязного белья, словно не могла выбрать другого времени для стирки. Илье это не понравилось, он собрался было пойти вернуть жену, но передумал: хотелось послушать Варьку, начавшую рассказывать о своём путешествии по Крыму.

Яшка сидел за столом как на иголках. Едва дождавшись паузы в разговоре старших, он принялся жадно расспрашивать Варьку:

– Как наши все там, биби Варя? Как отец? Мама здорова? Сестёр замуж взяли? Всех? Пашка Трофимов на Ольке обещал жениться - женился?

Впервые на памяти Ильи Яшке изменила его обычная сдержанность, вопросы сыпались из парня один за другим, а загорелое лицо было взволновано и казалось совсем мальчишеским. Яшка даже не заметил, что выпил свой стакан вина до того, как пригубили Илья и Варька: недопустимое поведение при гостях, тем более старших. Вздохнув, Илья понял, что, пока Варька не переберёт всю Яшкину московскую родню, поговорить с сестрой ему не удастся.

А может, и слава богу… О чём говорить? Что рассказывать? Как искал по всему Крыму Маргитку? Какой её нашёл? Как жили, как живут сейчас?