Страница 191 из 268
Глава 19
На второй версте Рогожской дороги под звёздным небом бродили кони.
Поле было покрыто туманом, из которого появлялись и вновь исчезали лошадиные морды и хвосты, слышался храп, негромкое ржание.
Очертания шатров и телег едва проступали в белёсой пелене. Над полем висел тонкий месяц. От недалёкой реки тянуло сыростью, в воздухе звенели комары, в траве оглушительно стрекотали кузнечики. Угли возле шатров уже догорали. Время перевалило за полночь, табор спал, и лишь у крайнего шатра красные отсветы тлеющих головешек выхватывали из темноты две фигуры - мужскую и женскую.
– Вот так. - Илья, не отрываясь, смотрел в огонь, и в глазах уже рябило от прыгающих огоньков. - Вот так…
Варька молчала, попыхивая длинной изогнутой трубкой. Её некрасивое лицо не выражало ничего. Взяв лежащую рядом палку, она поворошила угли, и в небо взметнулся сноп пляшущих искр.
– Не потухло бы совсем… Сколько, говоришь, это у вас было?..
– Три месяца.
– Да-а-а… Вот послал бог брата - на лето оставить нельзя! Ну, и чего ты ждал? Ты Настьки не знаешь?
– Так ведь, Варька, я же и раньше…
– Что "раньше"? Раньше другое дело было, хотя и тоже ничего хорошего… Сам, что ли, не понимаешь? - Варька отложила трубку, нахмурилась. - Ну, что у тебя головы нет, я всегда знала. Но Маргитка-то чем думала? Цыганская девчонка, понимать должна была…
– Наверное, тоже ничем. - Илья вздохнул. - Знаешь, она совсем ничего не боялась. Это я боялся, а она… - Он поморщился, как от боли, вспоминая.
– Даже сейчас её вижу… Глаза закрываю и вижу. Сидит, смотрит на меня своими пятаками зелёными и говорит: "Не жалею ни о чём. Не хочу без любви жить и тебе не дам…" Дэвлалэ!
– Вон куда… - без улыбки удивилась Варька. - Влюбилась, значит, девочка без памяти. Ну, а ты-то что? Не мальчишка вроде, чтобы так голову терять.
Вот здоровый-то он, наверное, был, хвостатый, рогатый…
– Кто? - испугался Илья.
– Бес.
– А… - криво усмехнулся он, - который мне в ребро, что ли? Наверное, здоровый. Знаешь, что? Может, ты и правду говоришь, что головы у меня нету… Только я боюсь, что и сейчас её люблю. Её, Маргитку.
– Как ты сказал? - изумлённо переспросила Варька, опуская трубку и поворачиваясь к нему. Илья не поднимал глаз, чувствуя, что даже спина у него горячая от стыда. Ведь по пальцам можно было перечесть случаи, когда он говорил вслух такие слова. Но сейчас уже нечего было терять, и, в конце концов, не затем он пришёл сюда, чтобы врать.
Варька выкатила палкой из углей несколько чёрных картофелин, придвинула их к Илье.
– Бери.
Он сапогом затолкал картошку в траву.
– Пусть в росе остынет… Варька! Ну, что я делать должен?
– Что делать… Откуда я знаю? - Варька кидала из ладони в ладонь горячий клубень, морщилась, роняла на траву хлопья золы. - Говоришь, что любишь девочку? Так и бери её, живи с ней. Настька тебя, сам говоришь, отпустила.
– Не могу. Всё-таки годы уже не те. У меня семья… Мальчишки ещё маленькие, Дашку пристраивать надо. И… как я с Маргиткой жить-то буду? Я через десять лет стариком стану, а она только по-настоящему бабой заделается. И найдёт себе мужика помоложе. Куда мне тогда деваться?
В монастырь?
– Так чего же ты мне голову морочишь? - рассердилась Варька. - Вставай, морэ, разворачивайся - и к жене обратно!
– "Обратно…" - проворчал Илья. И умолк, глядя в чёрное поле, откуда чуть слышно фыркала чья-то лошадь.
– Ну, не балуй! - сердито прикрикнула Варька на неё. - Илья, нельзя же так. Ведь, если подумать… Эй, кто это там идёт? Ефим, ты? Лачо бэльвель[134]
Из темноты теперь уже отчётливо послышались приближающиеся шаги, лошадиное всхрапывание. Вскоре в розовый круг света вошёл молодой невысокий цыган. В поводу он вел большого гнедого жеребца.
– Здравствуй, биби Варя! Будь здоров, Илья Григорьич!
– Ну - богатый, что ли, чяворо? - улыбаясь, спросила Варька.
– Богаче царя небесного! - Цыган блеснул хитрыми глазами. - Вот, взгляни, Григорьич, какой красавец! До самой Сибири довезёт и пить не запросит!
– Сменял? - полюбопытствовал Илья, вставая и оглядывая жеребца. - У тебя же, кажись, мерин вислопузый в оглоблях бегал…
– Вот его и сменял! - расхохотался Ефим так, что жеребец, всхрапнув, шарахнулся в сторону. - Гаджо на Конной дурак дураком попался! Мы с Колькой его за полчаса уломали да ещё магарыч стребовали! И-их, пропал теперь мой вислопузенький… Со дня на день ведь подохнуть собирался, еле на ногах стоял, на ночь жердями подпирали!
– Ладно, чяво, ступай себе, - строго сказала Варька. - Катерина-то твоя сейчас тебе - у-у-у!..
– Что такое? - Ефим разом перестал улыбаться.
– Как что? Ты разве не два дня назад вернуться должен был? Только не ври, что всю неделю коней менял! Да Катьке тут уже такого наговорили!
Всё рассказали - и где тебя видали, и с кем, и за сколько… Поколотит она тебя, слово даю.
– Да ну… - неуверенно махнул рукой Ефим. - Баба - она баба и есть.
Поголосит и уймётся. Я ей серёжки купил. Спокойной ночи, ромалэ.
Цыган и конь скрылись в темноте. Варька задумчиво посмотрела им вслед.
– Вот Ефим - такой же потаскун, как и ты. Так от своей Катьки гуляет, что весь табор об этом гудит, в каждом городе по раклюхе[135], а потом купит жене серьги или шалёнку - и ничего! Дальше живут.
– Ну-у… У людей всё по-людски, - с завистью сказал Илья. - Кабы вот Настька такая была…
– Прожил бы ты с ней тогда столько, как же.
Илья опустил глаза, занялся остывшей картошкой. Чуть погодя нехотя сказал:
– Может, и хорошо бы, если б не прожил. Я только сейчас понимать начал… Она ведь не для меня совсем, Настька-то. Ей бы князя, графа…
Чтобы на руках её носил, пылинки сдувал, смотрел на неё, как на икону…
А от меня она что видела? Телеги да грязищу на дорогах… Может, и мне надо было за себя какую-нибудь дуру-девку взять. Чтобы не рвалась романсы петь, а, как все, по ярмаркам с картами носилась…
– Угу… То-то ты и сейчас на хоровую девчонку глаз кинул. Или правда поверил, что Маргитка будет для тебя по базарам гадать?
– Да оставь ты Маргитку в покое… - поморщился он. - Скажи лучше, что делать. Деваться-то надо куда-то, Настька меня всё равно выгнала.
– Господи, а ты неужто её испугался? - притворно удивилась Варька. – Что-то я раньше за тобой такого не видела! Не валял бы ты дурака, Илья, вот что я скажу. Настька тебе жена. Семнадцать лет - не три месяца. И ты для неё не голое место. Что прогнала - правильно сделала, давно надо было так-то…
Только как прогнала, так и назад примет, если по-умному всё сделаешь.
– Это как - по-умному? - растерялся Илья.
– Перво-наперво иди в шатёр, - пряча улыбку, распорядилась Варька. – Отоспись, а то вон скулы, как ножи, торчат. И картошку доешь, что ты её уже час мучишь? А завтра видно будет. За ночь я что-нибудь придумаю.
– Варька, а как же…
– Сгинь с глаз моих, чёрт! - застучала трубкой по колену Варька. - Всю душу уже вымотал, не брат, а наказание небесное! Иди спать!
Илья обиженно доел картошку, встал, молча ушёл в шатёр. Варька вытащила из костра уголёк, не спеша раздула потухшую трубку, выпустила в темноту клуб дыма, задумалась. Табор спал. Кони всхрапывали, положив головы на спины друг другу, у соседней телеги выла на садящийся месяц собака. Небо на востоке начинало чуть заметно сереть: близился рассвет.
*****
Илья проснулся от утреннего холода, змейкой заползшего под рубаху и пробравшего до костей. Он, не открывая глаз, протянул руку, нащупал рядом старую овчину, натянул её на себя, но сон уже пропал, да и овчина помогла немногим. В прорехи Варькиного шатра струился бледный свет, под загораживающий вход лоскут подползла розовая полоса зари. Внизу полотнище шатра было мокрым, отяжелевшим от росы. Илья с огорчением вздохнул, приподнял с подушки голову - и остатки сна разом слетели с него. Рядом, спиной к нему, у опущенного полога, сидела Дашка.