В Пасти Льва

Но эмоции и личные обиды взяли в этот миг верх. Манлий всего на мгновение замешкался, предвкушая неизбежную победу, но именно это промедление и не дало ему насладиться столь желанным блюдом.

— Эпри! На семь часов! — раздался чей-то крик.

Манлий отпрыгнул… Гандзиньшау откатился в сторону, навскидку стреляя из шокера. Заряд промчался над композитным покрытием пола, потрескивая в темноте. По поверхности машины, на которой долю секунды назад стоял Манлий, рассыпались искры.

— Кто кричал? — потребовал Даушу. — Это нарушение!

Манлий набросился на противника, не желая упускать преимущества, которым обладал в ближнем бою, но Эпри вырвался из захвата и исполнил двойной кувырок. Гандзиньшау вскинул парализатор, но Метатакс выбил у него оружие. Тогда Эпри торопливо попятился, протягивая руку к поясу. Манлий с разворота ударил соперника ногой в висок.

Оглушенный лоялист рухнул, Манлий выдернул из ближайшего станка ржавый стальной прут и с силой обрушил вниз, намереваясь пригвоздить врага к полу.

Но Эпри там уже не было.

Стальной прут лязгнул, ударив в бетонное покрытие, и Манлий, отпустив его, развернулся, принимая защитную стойку. Соперника нигде не было видно. Зрители на насестах начали перешептываться.

Равн оглядела арену, но Эпри просто… исчез.

— Я смотрела прямо на него, — сказала Тень справа от нее. — И вдруг он испарился.

Благодаря очкам Равн разглядела тайчи Екадрины на повязке говорившей.

Мысленно вернувшись назад, Олафсдоттр припомнила, что в то самое мгновение, когда Манлий готовился пронзить Эпри, мир вокруг словно замер… будто кто-то рассек само время и украл из него секунду. И Равн, кажется, даже успела заметить некое движение, словно взмах плаща во тьме. А затем Эпри исчез.

По старой фабрике прокатился гул смущенных голосов. Ди Карнатика провозгласил изгнание Эпри, Даушу объявил Манлия победителем. Курьер Екадрины, сидевшая рядом с Равн, начала поглаживать рукоять шокера. Олафсдоттр осторожно переместилась подальше, под самую крышу. Что-то было не так. Случилось — она чувствовала это — нечто очень скверное. Каким бы пронырой он ни был, как бы ни славился тем, что предпочитал улаживать конфликты хитростью и убийствами с безопасного расстояния, Эпри отнюдь не был трусом и не сбежал бы с поля боя.

На той же балке, где затаилась Равн, сидела, тяжело дыша от возбуждения, еще одна Тень, во все глаза следившая за шумихой на арене, где Даушу и Манлий спорили с Екадриной и верховной Тенью. Даушу призывал последнего придерживаться заключенного уговора.

Отвлекающий маневр.

Олафсдоттр вдруг со всей отчетливостью поняла, что спор внизу предназначен лишь для отвода глаз. Она посмотрела по сторонам: вверх, вниз, направо и налево…

Сидевший рядом Тень тяжело дышал вовсе не от возбуждения, а от усталости. Это был Эпри. Избежав — неведомо как! — последнего удара Манлия, он укрылся от всех прочих единственным возможным в этой ситуации способом: ярко обозначив себя. Он включил проблесковые огоньки своего костюма и слился с толпой, доверившись темноте и положившись на то, что мало кто станет искать его здесь.

Стоявший внизу Ошуа Ди Карнатика принялся оглядывать галерку. По всей видимости, он пересчитывал зрителей.

Эпри был отличным снайпером. С этой дистанции он мог всего тремя выстрелами прикончить Манлия, Даушу и Ошуа, полностью обезглавив восстание.

После длящейся вот уже двадцать лет войны Теней в Пасти Льва мог наступить мир.

Эпри перехватил парализатор обеими руками и изготовился к стрельбе из коленной позиции. Рука Равн опустилась на пояс и вскинулась, сжимая стилет. Брошенный одним поворотом кисти, клинок впился в правую руку Эпри, когда тот выстрелил в первый раз.

Снизу раздались крики: «Манлий! Манлий застрелен!», «Предательство!», «Нет, все честно!», «Засада!», «Нет, Манлия поспешили объявить победителем, падарм еще не был закончен!»

Последнее утверждение было лживым — это Равн знала точно. Правила падарма предоставляют бойцам много свобод, но к ним не относится право спрятаться среди зрителей. Эпри проиграл в тот самый момент, когда забрался наверх. Но если Манлий погиб, технически это имело теперь не столь уж большое значение.

Эпри тем временем выдернул стилет из руки и метнул обратно, но Равн ожидала этого и, отшатнувшись в сторону, поймала оружие на лету, одновременно свободной рукой гася проблесковые огни на своем костюме.

Пусть Эпри и проиграл поединок, но Равн знала, что значительно уступает ему в мастерстве. Разумнее всего сейчас было отступить и объединиться с Гидулой либо с Ошуа. Она бросилась бежать даже раньше, чем эта мысль окончательно сформировалась в ее голове, и только благодаря этому Гандзиньшау, вынужденный стрелять с левой руки, промахнулся. Кто-то из зрительского ряда открыл ответный огонь, возможно просто следуя зову справедливости.

К сражению подключились все: и стоявшие на арене, и наблюдавшие сверху. Ошуа и остальные мятежники обстреляли позицию, откуда было совершено подлое убийство. Затем многие из лояльных Теней, по всей видимости решив, что бунтовщики напали на зрителей, начали палить в ответ. Предводители восстания оказались зажаты плотным огнем в самом центре арены, но за них вступились их Сороки и другие мятежники из числа болельщиков. Один из них прежде хранил нейтралитет, но выбрал сторону, став свидетелем предательства. Екадрина и верховный поспешили укрыться, но пока не открывали огня и о чем-то оживленно спорили. Даушу склонился над Манлием, защищая того, и отстреливался от лоялистов из-за стойки конвейера. Кто-то из Сорок свалился с насеста, ударился о станок и сломанной куклой скатился на пол. Ошуа прикрывал спину Даушу, одновременно выкрикивая приказы по коммуникатору и командуя контратакой. В поднявшейся пыли были отчетливо видны вспышки выстрелов среди зрительских рядов. От балок со звоном и визгом отскакивали заряды.

Равн метнула цзань-трос к проходящей над ней балке и, не дожидаясь, пока тот зацепится, прыгнула с огромной высоты туда, где стоял рифф Ашбанала. Вместе со своими Сороками он спрятался позади груды изъеденных коррозией бочек. В руке у него был шокер, но рифф не спешил его применять.

Своего положения этот человек добился отнюдь не одной политикой. Безжалостный и решительный боец, он взмахнул сжатым в левой ладони жезлом и едва не сбил Равн с ног. Но та успела отскочить и широко раскинула руки, показывая, что безоружна.

— Призовите к миру, магистр! — затараторила она. — Вы держитесь нейтралитета, и это ваши владения. Они должны послушать вас.

— Неужели? Чт’-то незаметно, чтобы до сих пор мои слова имели какой-то вес.

— Старые привычки не так скоро забываются. Ваш герб все еще пользуется уважением. Потребуйте от Ошуа и Екадрины выступить в качестве ваших представителей. Наш дом был опозорен, — напомнила она о преступлении Эпри.

Ступ смерил Равн долгим взглядом, и за это время погибли еще две Сороки.

— Поспешите, — закричала Олафсдоттр, — или гора трупов станет такой, что из-за нее уже никто не услышит слов мира.

Рифф кивнул и включил коммуникатор.

— Смертоносные! — разнесся его голос по всей разрушенной фабрике. — Было объявлено перемирие! И перемирие это грубейшим образом нарушено. Решение по случившемуся вынесет суд Теней на Дао Хетте. Екадрина Шонмейзи! Ошуа Ди Карнатика! Требую от вас привести своих людей к порядку!

Он повернулся и одарил Равн кривой улыбкой.

— Что же, п’смотрим, уважает ли еще кто-нибудь эт’ старую тряпку на моей руке, — тихо произнес он.

Выйдя из укрытия, он трижды ударил по полу арены своим жезлом. Спокойствие и тишина разливались вокруг него вышедшей из берегов рекой; один за другим сражавшиеся выходили из боя. Плечом к плечу с риффом встал Ошуа, а спустя мгновение к ним присоединилась Екадрина. Подер убрал пистолет в кобуру и вздохнул.

— Как там Метатакс? — спросил он.

— Ранен, — доложил Ошуа. — Выстрел прошел вскользь.

— Тогда эдо не мой брад, — сказала Екадрина. — Эпри не промахиваедсса.