Страница 53 из 63
– Я не раз встречал ваш портрет в газетах, вас часто печатают!
– Чем могу быть полезен? – Я торопился, и неожиданная задержка меня взбесила. Я собирался на прием, нужно было побриться и переодеться. Бритье и переодевание сами по себе раздражали меня, а мысль о предстоящем приеме действовала на меня так, словно мне должны были рвать зуб.
– Прежде всего разрешите представиться, – сказал незнакомец. – Вы разрешите?
Он был невысокого роста, в черном пальто ниже колен, полы которого были мокры, как и обвисшие поля его войлочной шляпы. У незнакомца было доброе лицо и немного печальные испуганные глаза.
– Пожалуйста, – сказал я.
Вид у человека был довольно унылый, и я пожалел, что держался с ним холодно.
– Моя фамилия Настев, – сказал незнакомец, – а зовут меня Иваном. По профессии я инженер, работаю в международном комбинате детских игрушек.
– Товарищ Настев, – прервал его я, – если вы не против, мы бы могли подняться ко мне.
– Благодарю вас, – сказал Настев с легким поклоном.
– Вы оказываете мне честь, и при других обстоятельствах я бы с радостью принял ваше приглашение. Но я приехал издалека – я живу за городом, – и в таком виде идти в гости неловко. Я бы попросил уделить мне всего несколько минут. Давайте сядем на тот диван, обещаю: я вас не задержу.
– Что вы, – сказал я, улыбнувшись. – Пожалуйста. Я не тороплюсь. Тут я заметил, что Настев держит в руках большую картонную коробку, перевязанную шпагатом. Крышка коробки тоже была мокрая.
Мы сели на диван, Настев поставил коробку у ног и приступил к рассказу. Из его слов я узнал, что он работает на комбинате игрушек уже десять лет. Сначала был начальником сектора, а потом стал руководителем поточной линии игрушечных электропоездов. Работал по три часа в день и каждые два года его повышали в должности. Настев любил свою работу, а еще он любил выращивать розы и заботиться о своей жене. Для всего этого времени хватает с избытком. Но выращивание роз самых различных оттенков – это, так сказать, его хобби и он построил за городом на участке в триста квадратных метров небольшую теплицу и оранжерею. Землю он снял в аренду через городской совет, а для строительства оранжереи использовал бракованные ящики, которые хозотдел предприятия продавал ему за символическую цену. Его жена страдает пороком сердца и большую часть времени проводит в розарии. Они, можно сказать, живут неплохо, в праздничные дни иногда даже приглашают к себе друзей. В розарии Настева около шестидесяти кустов роз самых разных цветов – от белого до темно-красного с коричневым оттенком, от обычного красного до лиловато-голубого. Да, у него была уникальная коллекция роз, но это богатство не упало с неба – он создал его своими руками и ценой огромного труда, поисков и терпеливых экспериментов. Настев поддерживает связи со многими цветоводами, обменивается с ними письмами и цветными снимками, а однажды к нему приезжал гость из далекой Замбии.
Но в один прекрасный день руководство комбината, где он работал, заявило, что на комбинате вводится полная кибернетизация производственных и управленческих процессов по методу профессора Димова. Вычисления показали, сказало руководство, что это позволит утроить выпуск игрушек и вдвое уменьшить их себестоимость. В результате реорганизаций каждый второй ребенок континента будет иметь красивую игрушку. А кроме того, добавило руководство, за счет экономии общественного труда мы высвободим для общества три тысячи пар рабочих рук.
– Мы очень обрадовались, – продолжал Настев, – что каждый второй ребенок получит красивую игрушку и долго кричали „ура” в честь профессора Димова. А потом я узнал, что Бюро трудовых ресурсов посылает меня на работу в Гренландию на рыбоконсервный завод, где, согласно данным КМ Магнуса, не хватало рабочих. А рыбные консервы, как известно, – главный источник питания человечества.
По этой причине я решил ликвидировать свой розарий и оставить жене только несколько кустов красных роз. Красные розы самые неприхотливые, с уходом за ними может справиться даже больной человек. Я посоветовался с врачом, и он сказал, что моей жене это будет вполне под силу. Все остальные розы я раздарил друзьям и знакомым, а для вас оставил черную розу – самую ценную и самую красивую. Это единственный экземпляр на нашем континенте, а возможно, и во всем мире. Роза эта здесь, в коробке, я прошу вас принять этот скромный подарок. Я долго молчал. В душе, казалось, гудели колокола, а потом надо всем миром зазвучала удивительнейшая печальная музыка – Реквием Моцарта. „Боже мой, – говорил я, я падал на колени, и, плача без слез, клал земные поклоны, – боже мой, – ты видишь, что венец природы, его величество Человек начинает думать как мой Магнус, как Магнус Великий!
Я долго молчал, потом промолвил:
– Принесите мне справку от врача, что ваша жена больна. Я попробую что-нибудь сделать для вас.
Настев посмотрел на меня широко открытыми глазами.
– Что вы, что вы! – воскликнул он. – Вы хотите использовать ваши связи, чтобы меня оставили здесь?
– А почему бы и нет! – сказал я. – Будете ухаживать за больной женой и заниматься селекцией роз.
– Благодарю, – сказал Настев с печальной улыбкой и чуточку отстранился от меня, как от заразно больного. – Об этом не может быть и речи! – воскликнул он. – Ведь если покопаться, то у каждого десятого человека найдутся уважительные причины, чтобы не ехать. Один недавно женился, у другого жену кладут на операцию, третий собирается стать отцом. Кто же тогда поедет? Кто будет работать на этом важном участке, чтобы каждая семья получала отличные рыбные консервы?
Когда я летел из Сахары обратно в Триполи, мне вспомнился этот случай и другие подобные случаи, перед глазами возник американец Фред. На душе становилось все тяжелее.
Я чувствовал, что попал в заколдованный круг, из которого не найти выхода. Что же произошло? Почему то тут, то там на моем пути возникал, словно существо, прибывшее с другой планеты, этот новый гомо сапиенс?
Заколдованный круг сужался, я чувствовал, как он раскаленным обручем стягивает сердце.
Увидев вдалеке огни аэропорта Триполи, я сказал: „Так больше нельзя. Я не притронусь к проекту моей новой КМ – нового Магнуса, пока не найду выхода из заколдованного круга. Я удалюсь на север в необитаемые края, в дикие заповедники и вернусь только после того, как найду средство для спасения общества от этой напасти – новой разновидности гомо сапиенс!”Под вечер поезд Эйнштейна доставил меня на остановку „Специальная теория”, а через пятнадцать минут робот-гардеробщик кафе „Сирена” уже держал в руках мое пальто. Причесавшись перед зеркалом и поправив узел галстука, я вошел в большой зал. В зале стояла какая-то особая торжественная тишина, присутствующие, казалось, ожидали прибытия важного посетителя, который почему-то все не шел. Представьте себе мое изумление, когда я понял, что важный посетитель – это я и что тишина воцарилась при моем неожиданном появлении. Потом зал зашумел. Из-за близких и дальних столиков повскакивали знакомые и незнакомые люди, они обступили меня тесным кольцом, одни жали руки, другие фамильярно похлопывали по плечу. В числе последних был и толстяк в очках с золотой оправой, который в свое время ругал меня за то, что я подал заявление об уходе. Все наперебой поздравляли меня с высокой международной наградой и присвоением нового звания, благодаря которому я автоматически становился членом Всемирного конструкторского совета.
Мое настроение с каждой минутой падало, с горем пополам ответив на приветствия, я постарался выбраться из толпы поздравляющих, подошел к ближайшему столику и быстро провел пальцем сверху вниз через прейскурант. Там значились десятки коньяков, ликеров, кофе, всевозможных кексов, пирожных и фруктов. Ну, теперь моим роботам придется круто, – подумал я и мрачно усмехнулся. – Посмотрим, как они уместят все это на одном столике!
Подняв глаза от меню, я увидел, что из глубины зала за мной внимательно наблюдает мой друг Досифей. Он сидел в одиночестве и курил толстую папиросу, пуская голубоватые кольца дыма. На металлическом подносе красовалось несколько пустых рюмок из-под коньяка.