Одна на миллион

Я пятилась назад, продолжая прижимать мяч к себе. Никита же снова шёл на сближение.

— Ладно, — от передёрнул плечами. — Твои условия?

— Кто первый закинет мяч в корзину, тот и победил.

— И тот загадывает желание.

— Ага, — согласилась я. — И только одно правило: никаких правил. Насчёт три: раз …

Но я не успела договорить — Никита бросился в мою сторону с протяжным “ДВААА!”, да так, словно намеревался не мяч у меня забрать, а сбить меня с ног. Или выбить всю дурь. Я завизжала и побежала прочь.

До баскетбольного кольца оставалась пара метров, и, в теории, я могла бы остановиться и хотя бы попробовать бросить. Возможно, у меня бы даже получилось. Но на практике Никита перехватил меня вместе с мячом раньше, чем я успела подумать о том, что, возможно, это была не такая уж и хорошая идея.

Никита крепко обхватил меня руками так, что одна его ладонь оказалась на мяче, а другая на моём животе.

— Три! — радостно сообщил Никита прямо мне в ухо.

От его дыхания по шее и спине побежали мурашки.

— Мяч всё ещё у меня, — пискнула я.

— У тебя, — подтвердил Никита.

Меня удивило то, что его голос звучал слишком уж самодовольно. Это могло означать только одно — у Никиты был план. Но возможности подумать о том, как мне обхитрить его в его же игре, у меня не было. По крайней мере, до тех пор, пока его рука лежала на моём животе чуть выше уровня пояса юбки. Прикосновение это казалось мне настолько лёгким, что если бы Никита убрал руку, ничего бы не изменилось. Она не играла никакой роли в моём удержании. Его рука лежала так только потому, что Никите так хотелось.

— И что ты думаешь ты делаешь? — я повернула голову в бок и наклонила её назад — теперь я могла видеть лицо Никиты.

Он опустил взгляд на меня. Наклони он голову чуть ниже, его губы коснулись бы моего лба.

Я не должна думать о его губах.

Кислород.

Фтор.

Неон.

Или, всё—таки, он?

— Выигрываю, — Никита ухмыльнулся.

Если бы я знала его раньше, в смысле, именно знала, а не была знакома, то я бы могла сказать, что мне нравилось его такое выражение лица — лёгкая ухмылка одними губами и горящие, слегка прищуренные, глаза. Никита Макаров был похож на одного из тех людей, которых стоило знать хорошо, или не знать вообще. Они приходят в твою жизнь словно резкий порыв ветра — распахивая форточки и впуская в помещение прохладу летнего вечера, тихое стрекотание кузнечиков и запах свежескошенной травы. Уходят такие люди быстро, навсегда и оставляя после себя что—то большее, чем просто воспоминания. Таких людей нельзя отпускать, и именно по этой причине я старалась держаться от них подальше.

Старалась. Тут как никогда подходит именно прошедшая форма глагола.

Я знала, что Никита достаточно развит физически — ему не составляло труда оттаскать дюжину старых мониторов на крыльцо, а новые — затащить в компьютерный класс. Но я не могла и подумать, что он может с такой лёгкостью поднять в воздух меня — далеко не хрупкую лань, — на достаточное расстояние над полом. Достаточное, чтобы я смогла спокойно забросить мяч как в лучших фильмах о баскетболе — цепляясь за кольцо под оглушительный рёв толпы.

Позволив мне сделать это в тихом спортивном зале, Никита опустил меня не сразу. Сначала мяч прошёл сквозь корзину и ударился об пол. А затем ещё раз ударился. И ещё. Когда Никита, наконец, опустил меня на пол, я могла поклясться, что его руки буквально на несколько лишних мгновений задержались на моей талии.

— Я победила, — сообщила я.

— Нет, — ответил Никита

— Что значит “нет”? Кто мяч—то забил?

— Я. Только твоими руками. Ты сама сказала, что никаких правил нет.

Я могла бы ответить ему, что он не прав. Я была бы такая: “Это не ты забил моими руками, а я воспользовалась тобой в корыстных целях”. Но я промолчала. Возможно, впервые в жизни я отказалась спорить тогда, когда мне было, что ответить. Вместо этого я сказала, что приму своё поражение с гордо поднятой головой, но круг позора по спортивному залу давать не собираюсь. И тогда Никита сказал:

— Ты должна прийти ко мне на День Рождения — это моё желание. Договорились?

Я не уточнила дату и не добавила, что терпеть не могу тематические вечеринки. Я просто сказала да.

За неделю до того, как я застряла в школе, мама заставила меня помогать ей со сбором сумок для поездки в Италию. Это был субботний день — один из тех, когда матери удавалось встать с утра с той ноги: она буквально порхала по квартире вместе со стулом, раз за разом вставая на него для того, чтобы достать с полки очередную шляпу или платье. Её приятеля Марка дома не было: последний месяц перед поездкой его вообще редко где можно было встретить, кроме спортивного зала, бассейна или тренировочного поля. Марк был одним из тех людей, которых свой внешний вид беспокоил настолько, что если бы учёные доказали, что сердце девственницы помогает сделать дельтовидную мышцу и трицепс ещё больше и сильнее, он бы убил меня, глазом не моргнув.

Мы разместились в гостиной: я, мама и два огромных чемодана. Тема “Как уложить тысяча и один предмет гардероба и не заплатить за перевес” пока оставалась нераскрытой. Мы смеялись, примеряя широкополые шляпы и надувая губы, словно девицы в глянцевых журналах. Мама хватала мою ладонь и сжимала её каждый раз, когда говорила о том, что не хочет пропускать мой последний звонок, а я пожимала плечами и отвечала, что это не такая уж и проблема (хотя я бы соврала, если бы сказала, что не хотела, чтобы она пришла). В этот день моя мать вела себя как мама. Мне хотелось верить, что, быть может, она наконец осознала, что я не просто какая—то девчонка, живущая по соседству — я её дочь. Затем она сказала, что гордится мной и моими успехами, и я не знала, как на это реагировать.

А вечером того же дня, когда Марк вернулся с тренировки, всё снова пришло в норму. Он стоял перед большим зеркалом в коридоре и тыкал пальцем в свой пресс, попутно объясняя матери, насколько важны упражнения на косые мышцы живота. Я не смогла сдержаться и сказала: “Лучше бы Буратино потратил золотые монеты моей мамы на Азбуку, а не на новый абонемент в фитнес клуб” за что сразу же была отправлена в свою комнату далеко не дружелюбной просьбой закрыть свой рот и закрыть за собой дверь, потому что “Это твой будущий отец, Маргарита! Прояви хоть каплю уважения!”.

Стоит сказать, что мой будущий отец был старше меня всего на семь лет.

— Ладно, смотри, — Никита встал чуть позади меня, перекидывая баскетбольный мяч из руки в руку с такой лёгкостью, словно он был рождён для того, чтобы это делать, — Всё просто. Поднимаешь мяч над головой в согнутых в локтях руках, — каждый свой комментарий он сопровождал демонстрацией, за которой мне минутами ранее было приказано следить очень внимательно. — Затем вытягиваешь их вверх и плавными движениями кисти и пальцев бросаешь мяч в корзину.

Бросок — точное попадание в кольцо.

Я несколько раз хлопнула в ладони с притворным выражением восхищения. Никита изобразил реверанс или, если быть точнее, что—то, отдалённо на него похожее.

— Когда это делаешь ты, всё выглядит действительно легко. Когда это делаю я — мяч бумерангом отлетает от кольца мне в лицо.

— Это было забавно, — Никита подавил смешок.

Я в десятый раз за последнюю минуту коснулась носа, проверяя, не идёт ли кровь.

— Всё, хватит с меня баскетбола, — я устало вздохнула и отправилась в сторону скамеек, бросив по дороге: — Мы играем уже целую вечность!

— Не думаю, что прошло больше двух часов.

— Рассказывай.

— Хочешь поспорим?

Я присела на скамейку и сгорбилась, упершись локтями в колени.

— Какое у тебя отчество?

— Алексеевич.

— Я с вами, Никита Алексеевич, больше никогда в жизни спорить не собираюсь. Вы жульничаете.

Никита рассмеялся.

— Может, тогда в волейбол? Или футбол? Не знаю, какой ещё инвентарь кроме мячей здесь находится в годном для эксплуатации состоянии …