Страница 8 из 84
А ну взяла себя в руки, дрянь, немедленно успокоится. Он не стоит не одной твоей слезинки, не смей, слышишь, не сдаваться. У тебя есть шанс, есть. Не смей так бездарно его просрать. Давай, включай мозги, соображай… Что он говорил? Сыворотка правды… вашу мать, нельзя, ни в коем случае нельзя им рассказывать о Эде и его людях. Пошли вы на йух, скоты, стройными рядами… я откушу свой поганый язык, если понадобится, но ничего вам не скажу, ни слова. Нельзя, любыми средствами, они безжалостно уничтожат их так-же, как и Отречение. Они ни перед чем не остановятся… Давай девочка, думай же, ты обязана вытащить свою прекрасную задницу из этого дерьма. Горло сдавливает жалкими спазмами, мешая несчастным потугам глубоко вздохнуть. Сейчас самое главное — это выбраться отсюда, нужно сбежать.
«Если ты расскажешь, что я тебя трахаю, над обоим п*здец» — вот же ж сволочь, да я бы и с огромным удовольствием рассказала бы, только бы увидеть твою никчемную смерть. Но не могу, черт, Эдвард и Майра пострадают. Я не должна этого допускать!
Эрик… скотина, безжалостный убийца, монстр. Наш крутой, непробиваемый лидер. Только я все равно поломаю вашу игру, долбанные ублюдки. Уничтожу. Плавящаяся, густая патока ярости, черной злости заливает мой мозг, алчно требуя жажды мести. Вы за все мне ответите, за каждую погубленную душу… за всех. За Ала, за Суно, за Девида… сотру в порошок. Отомщу. Господи… помоги мне… Сердце сочится кровью…
Сосредоточься… что он говорил, какие установки давал? Иуда… ненавижу. Ошибся ты любимый, очень ошибся… Да, ты сильный, умный, расчетливый, жаждешь власти и пойдешь по трупам ради нее, да. Но ты слишком просчитался, невероятно лажанулся… Есть у тебя слабость, есть, пусть маленькая и ты всеми силами пытаешься это скрыть, но она есть… Я — твоя главная слабость, я! Чтобы ты не говорил, чтобы ты не делал, но есть червоточинка, ахиллесова пята, уязвимое место, брешь, в твоей стальной броне… И я воспользуюсь этим по полной, использую свой шанс…
Дверь в палату тихо открывается, заставив меня обернуться на вошедшего и замереть в ступоре. Вот это денек… Бл*дь! Ну что ж, я уже ни чему не удивлюсь… уж слишком много сегодня я испытала предательств. Человек в белом халате, одетом на синие одежды Эрудиции не спеша прошел к ящикам с медицинскими инструментами и стал собирать в маленький поднос все необходимое, чтобы залатать мою рану. А у меня перехватило дыхание и замерло бедное сердце, готовясь расколоться на куски. Капельки холодного пота струятся по ребрам, щекоча кожу. Боже… хватит ли у меня сил… дай мне сил пережить все это.
Молодой мужчина аккуратно ступая направился ко мне, на бледном, узком лице не отражалось не одной эмоции. Да, ты всегда был слишком сдержанным в проявлении каких-либо чувств, особенно ко мне. Человек остановился возле моей кушетки, поставил поднос на тумбу и одним движением руки наклонил мою голову вниз, чтобы осмотреть рану на затылке. И я бы подумала, что ему плевать, что ему все равно, но руки, руки слишком сильно давят на голову, опуская мое лицо к коленям. Камеры… здесь наверняка тоже полно камер, ну конечно… Вот дура…
— Дин. — чуть слышно прорывается сквозь мои губы.
— Тш-ш-ш. Рад тебя видеть сестренка, хреновы твои дела. — тихий шепот вызывает только улыбку радости. Я не одна, не одна… есть еще те, кому на меня не плевать… Х*йня ваша всё — «Фракция выше крови»!
Дин. Самый старший из сирот попавший под теплый покров семьи Финн, мой старший брат. Истинный эрудит, светило жаждущее изучения медицины. У него даже серые глаза, свойственные большинству зазнаек. Серые глаза… нет, не думать, не сожалеть… не сейчас… Потом, все потом… и поскулишь вволю, и порыдаешь взахлеб, и навоешься до одури… только не сейчас. Длинные пальцы с осторожностью и легкостью пархают, обрабатывая пробитую черепушку. Он помогает мне, моя семья, мой брат… слишком серьезный и никогда не благосклонный ко мне, за мой вредный характер, за через-чур громкой и пронзительный голос и постоянные выходки. Впрочем я отвечала ему тем же. Но раздор в отношениях никогда не мешает любить близких людей. Сердце встрепенулось и отплясывает в неудержимом ритме… я чертовски рада его видеть.
— Чем я могу помочь? — как всегда краток и немногословен.
— Нужен антидот от сыворотки правды. — мой голос практически шипит, стараясь изо всех сил снизить свои обороты. Да блин, я даже когда еле-еле шепчу находясь в эйфории, меня слышно на всю округу.
— Хм, попробую достать. Еще что? — кровь взбурлила в счастье, приходится зажать ладошки между колен, скрывая свое волнение. Еще совсем немного и я начну прыгать на кровати от такого предвкушения, как поднасрать своим благодетелям.
— Еда, рвотное и что-нибудь очень забойное, чтобы очухаться и восстановить упадок сил. — обнаглела я.
— Это не проблема. Сделаю регенерирующий укол. — так спокойно, практически бесцветно, словно он читает таблицу умножения.
— Дин, ты сильно рискуешь? — черт, а вдруг они догадаются и он пострадает из-за меня.
— Я способен о себе позаботится, не волнуйся. — холодно усмехается. Эрудит, мать его…
— Как отсюда выбраться? — теперь самый главный вопрос, смогу ли я удрать из самой штаб — квартиры.
— Все входы и выходы находятся под надежной охраной вооруженных бесстрашных, везде видеонаблюдение. Но есть один способ… крыша.
— Что там? Она открыта, с нее можно спрыгнуть? — шестеренки в моем мозжечке закрутились в усиленной скорости. Ну держитесь… еб*нные комбинаторы, только дайте мне малюсенькую возможность и я устрою вам революцию…
— Я открою люк. Ты бесстрашная, значит сможешь перепрыгнуть на соседнее здание. А сейчас отдохни немного, я скоро вернусь. — укол с регенирирующей сывороткой и он удалился.
И вот я снова одна лежу в чистенькой палате и отрешенно пялюсь в ослепительно белый, как снег, потолок, а в душе какая-то не то что кромешная пустота — бездонная бездна. Все как в каком-то дурном сне… Война, смерть, боль… Эрик… Я же любила тебя, отчаянно любила. Я бы жизнь за тебя отдала, я молилась за тебя… Не раздумывая пошла бы за тобой на край света, прыгнула бы в горящую преисподнюю… Предатель!
«Веди себя хорошо, уповай на верность Максу и Бесстрашию» — ага, суки, обязательно. Разве это Бесстрашие? Мы защитники, мы воины, а не куча беспринципных душегубов. Ну как-же ты мог? Ты же всегда был настоящим бесстрашным, ты никогда и ничего не боялся. Ты же был истинным лидером! НЕНАВИЖУ!!!
От бессилия я утыкаюсь лицом в подушку и жалко рыдаю, взахлеб, навзрыд, кусая хрустящую, накрахмаленную наволочку. Истерику не сразу получается остановить. Боже мой… а я тебе верила, я в тебя верила! Лежала испуганная, с разодранной в клочья душой на грязном полу вагона и скулила, звала… А ты… Отворачиваюсь к окну и равнодушно слежу за неспешно ползущими по небу облаками. У меня ничего не осталось в душе, кроме нестерпимого страдания! Ничего! Ты все растоптал, раздавил, предал, в сердце словно входят тысячи раскаленных игл. Как-же мне горько, совсем невозможно, ах, ну почему так мучительно…
Дин возвращается через час, осторожно подходит, неторопливыми и размеренными шагами. Холодный и бесстрастный, как всегда. Перегибается через спинку кушетки, делая вид, что проверяет мои конечности на наличие травм, а в зажатой ладони сверкнул шприц. В тоже мгновение в мою ногу вошла тонкая игла…
— Антидот, — одними губами объяснил он. Черт, еле удержалась чтобы не вздрогнуть от боли. Слабачка.
Потом мне выдали целый поднос еды. Фу-у-у, брокколи… Брат только усмехается, видя мою скорченную физиономию. Знает, что не перевариваю я эту вкуснятину. Но мету все, что дают, нехрен тут голодовку объявлять. Желудок набиваю под завязку, что аж дышать трудно. На десерт горсть таблеток. Ой, мамочки, только бы все донести до допросной. Надеюсь лидеры еще не ужинали, паскуды. Приятного вам аппетита, ублюдки долбанные.
Мужчина снова осматривает мою голову и удовлетворенно кивает, но пластырь переклеивает, скрывая подживший рубец.