Иду на вы

Добравшись до опушки, охотники из кустов выходить покуда не стали, а только огляделись, да условились кому где встать.

Поляна заросла высокими, по пояс, травами, какие хоть и отцвели уже, но разогретые Солнцем, источали густой хмельной дух. В высоких травах с девками миловаться ладно, а вот кабана брать худо. Как выскочит зверь, у него из травы от всей туши один хребет видно будет - и лучникам бить не сподручно, и на рогатину, вслепую-то, поди-ка изловчись верно принять. Тут одна надежда на сноровку охотников.

Посерёдке встали с рогатинами Урхо с Осмудом. Им отводилось самое трудное - наколоть да держать вепря. По правую руку от них, Спегги с секирой, чтобы добить зверя. А слева, в трёх шагах в стороне, Ульф. Ему должно подпустив поближе, метнуть копья, подранить секача и тем ослабить, сколь возможно, напор.

Такой порядок оказался в согласии с задумкою Осмуда - Ульф занял место как раз меж ним и засевшим в подлеске Свейном.

По ту сторону поляны виднелся сплошь покрытый кустами овраг. Будто рубленная рана рассекал он пологий склон небольшого пригорка и уходил далее в чащу. Оттуда, из лесу, должен был подобраться Хёльми. Разглядеть его у охотников не получилось бы, но уж не услыхать они никак не могли.

Ожидать пришлось не очень долго. Сперва в лесу за поляной а затем и в самом овраге послышался заливистый собачий лай. Псы подняли зверя и охотники оговоренным порядком скоро выступили из подлеска. Ежели прежде время текло словно вязкий свежий мёд, то теперь понеслось будто угорский скакун. Счёт его пошёл на удары сердца.

Поросль в овраге словно бы трепал невесть откуда налетевший вихрь. Треск ломаемых ветвей заглушал храп да визг секача. Псы более не лаяли, но рычали, а иные уже и скулили. Из лесу же за оврагом, где Хёльми бил рукоятью меча в окованный щит, слышался его залихватский свист и звон железа.

Наконец, истерзанный собаками да напуганный человеком, кабан бросился бежать. Кусты вдоль оврага заколыхались зелёною волной, однако прежде чем появиться вепрю, из зарослей, будто камень из пращи, вылетел пёс. Подкинутый вверх, он перевернулся, завис на миг в воздухе, открыв взорам сизые потроха, выпавшие из распоротого брюха, и бездушным кулём рухнул наземь. Тут же на поляну выскочил секач.

Хёльми со Свейном не ошиблись и не покривили. Зверь и впрямь был велик - в холке зрелому мужу по грудь доставал. Трава лишь наполовину скрывала покрытое бурой щетиной тулово, так что рыло с измазанными собачьей кровью клыками оказалось заметным.

Просвистели пущенные из засад стрелы, изукрасив кабанью шкуру алыми порезами. Осмуд подметил, что со стороны, где схоронился Свейн, ни единой стрелы не прилетело. Впрочем, гадать отчего так было недосуг. Увидав охотников, секач ринулся на своих ворогов понуждаемый уже не страхом но отчаянной злобой.

Не один лишь вепрь, а и всякий зверь в ярости противника не выбирает, но бросается на ближнего к нему. Ведая звериные повадки, Урхо подался чуть вперёд прочих, пригнулся и выставив рогатину, упёр её пяткою в землю. Ему зверя колоть нужды не станет, тот сам на жало напорется. Удержать бы только миг-другой, покуда Осмуд ни подсобит. Вдвоём-то уж точно сдюжат, а там и Спегги подоспеет. Однако, попробуй сдержи первый напор! Уж больно велик вепрь оказался. Этакий, пожалуй и древко сломить сумеет. Теперь затея Ульфа уже не казалась пустою забавой.

Однако, юная кровь горяча да бурлива. Не усмирить её и не остудить никакой чужою наукой, а лишь одними прожитыми летами можно.

Не утерпел Ульф. Почуяв ярость вепря, сам разъярился, да не выждав потребного срока, шагнул ему навстречу, вскинул обе руки и с криком метнул копья.

Левое вскользь прошло, лишь оцарапав хребет. Другое же, хоть и угодило кабану в грудь, но не посерёдке, а сбоку. Уязвлённый железом, кабан завизжал пуще прежнего и бег замедлил, да не надолго. Свенальдович стоял теперь к нему ближе всех, да ещё и в стороне от прочих. Секач развернулся, отчего выпало вонзённое в тело копьё, и бросился на нового обидчика.

Ульф выдернул из ножен скрамасакс. Таким оружием кабана не завалить, а другого под рукой более не было. И, ведь не убежишь, всё едино догонит да подденет на клыки. Одно лишь возможно - изловчившись увернуться от вепря, пропустить мимо себя, и тем дать соратникам время подоспеть на подмогу. Вот только у самого-то Свенальдовича времени не оставалось. Едва он изготовился отскочить, а секач уже подле, в брюхо метит, того и гляди нутро наружу вывернет. И пришлось бы воеводину сыну отведать кабаньих клыков, кабы не Осмуд.

Он от Ульфа шагах в трёх был, а всё же ближе остальных. Не единого мига не промедлил гридень. Сам не стал поворачиваться, а развернул рогатину, левою рукой перехватив древко обратным хватом, а правою зажав его под мышкой. Прыгнул, и не коснувшись ещё земли, вонзил жало в зверя. Древко рвануло из рук, однако удержал, глубже вгоняя железо. А, вот на ногах устоять не сумел. Однако, от удара и у кабана подкосились передние ноги. Отклонившись, он успел, всё же, достать Ульфа но не в брюхо, а в бедро, отбросив того в сторону.

Ежели б вепрь смог встать, тяжко бы Осмуду пришлось, но тут подоспел Урхо. Подняв рогатину над головой, он что есть силы, с хрустом ломая рёбра, вонзил её по самую поперечину, и надавив, повалил таки вепря на бок. От боли и ярости зверь вовсе обезумел. Урхо с Осмудом, удерживая его побагровели от натуги. С хрипом изрыгая кровавую пену, секач рыхлил землю клыками да копытами, силясь высвободиться. К такому не подступишься - зашибёт.

В этот миг меж охотниками промелькнул Спегги. Заскочил прямо на поваленную тушу и тут же, рубанув секирою вепря по спине, рассёк ему хребет в холке. Кабы чуть левее взял, мог бы и голову снести! Секира глубоко увязла в теле, но Спегги, ухватив топорище, опёрся на него будто на шест и спрыгнув на землю, рванул за собой. Железо, чавкнув, вышло наружу. Кабан затих, а горбун на него и не глянул - заковылял к Ульфу, какой уже и сам поднялся из травы.

Алое пятно на рубахе было шире ладони, которой Свенальдович зажимал рану на бедре. И всё же, шагал он почти не хромая. Да и со щёк румянец не сошёл - видать не задел секач кровеносную жилу-то. Свезло.

Между тем, три оставшиеся от всей своры собаки улеглись поодаль на землю. Жадно принюхивались, щерили пасти да утробно порыкивали, но ближе подойти не решались.

За собаками вослед поспешил из оврага Хёльми, а из засад выбежали лучники. Двое, а того, что Свейна нигде не видать заметили не сразу.

Попервости, все гурьбою обступили добычу. Недавняя схватка не отпустила ещё. Всяк норовил потрогать грозного зверя, всяк гомонил других не слыша. Те, что поопытней вели себя по-иному. Урхо стоял, опираясь на перекладину искепища, да молча улыбался довольный знатной добычей. Спегги, сняв с пояса мошну и выудив из неё кульки с целебными травами да скрученную в моток ленту льняного полотна, поглядывал искоса на Ульфа. Ну, а Осмуд в сторонке отирал от крови рогатину.

Хёльми первым почуял неладное. Заозиравшись, и не найдя друга, он позвал громко Свейна, но тот, однако, не откликнулся. Тут и прочие встревожились.

Спегги, успев наложить зелья Ульфу на рану, собирался уже её замотать, но отложив льняной лоскут, поманил к себе Хёльми.

-═Видишь ли ту сухую берёзу?═-═спросил горбун, указав на приметное дерево в подлеске.═-═Отмерь от неё десяток шагов. Там я оставил Свейна. Сходи проведать. И вы оба с ним ступайте.═-═махнул он лучникам и вновь взялся за Свенальдовича.

Осмуд, держа рогатину наперевес подошёл поближе, а Урхо, тем временем, сбегал за брошенными Ульфом копьями. Не сразу разыскав их в траве, едва обернулся, как из подлеска показался Хёльми.

Нурман, то и дело оглядываясь, возвращался бегом, держа в руке меч да прикрываясь щитом.

Не сговариваясь Урхо с Осмудом встали спина к спине, развернувшись полубоком к чаще и выставив рогатины. Необоронённые они были уязвимы, но в бок попасть труднее чем в грудь или спину, да и брошенную издалека сулицу, либо даже пущённую стрелу опытный вой отобьёт.