Страница 1 из 4
Владимир Набоков
Сказка
Фантазия, трепет, восторг фантазии... Эрвин хорошо это знал. В трамвае он садился всегда по правую руку.-- чтобы ближе быть к тротуару. Ежедневно, дважды в день, в трамвае, который вез его на службу и со службы обратно, Эрвин смотрел в окно и набирал гарем.
Один тротуар он разрабатывал утром, когда ехал на службу, другой -- под вечер, когда возвращался,-- и сперва один, потом другой купался в солнце, так как солнце тоже ехало и возвращалось. Нужно иметь в виду, что только раз за свою жизнь Эрвин подошел на улице к женщине,-- и эта женщина тихо сказала: "Как вам не стыдно... Подите прочь". С тех пор он избегал разговоров с ними. Зато, отделенный от тротуара стеклом, прижав к ребрам черный портфель и вытянув ногу в задрипанной полосатой штанине под супротивную лавку,-- Эрвин смело, свободно смотрел на проходивших женщин,-- и вдруг закусывал губу; это значило-новая пленница; и тотчас он оставлял ее, и его быстрый взгляд, прыгавший, как компасная стрелка, уже отыскивал следующую. Они были далеко от него, и потому хмурая робость не примешивалась к наслаждению выбора. Если же случалось, что миловидная женщина садилась против него, он втягивал ногу из-под лавки со всеми признаками досады-- не свойственной, впрочем, его очень юным летам,-- и потом не мог решиться посмотреть в лицо этой женщины,-- вот тут, в лобных костях, над бровями, так и ломило от робости,-- словно сжимал голову железный шлем, не давал поднять глаза,-- и какое это было облегчение, когда она поднималась и шла к выходу. Тогда, в притворном рассеянии, он оборачивался, хапал взглядом ее прелестный затылок, шелковые икры,-- и приобщал ее к своему несуществующему гарему. И потом снова лился мимо окон солнечный тротуар, и Эрвин, вытянув одну ногу, повернув к стеклу тонкий, бледный нос, с заметной выемкой на кончике, выбирал невольниц,-- и вот, что такое фантазия, трепет, восторг фантазии.
Однажды в субботу, легким майским вечером, Эрвин сидел в открытом кафе и глядел, изредка захватывая резцом нижнюю губу, на вечерних, прохлаждавшихся прохожих. Небо было сплошь розоватое, и в сумерках каким-то неземным огнем горели фонари, лампочки вывесок. Высокая пожилая дама в темно-сером костюме, тяжело играя бедрами, пройдя меж столиков и не найдя ни одного свободного, положила большую руку в блестящей черной перчатке на спинку пустого стула против Эрвина.
-- Да, пожалуйста,-- с легким нырком сказал Эрвин. Таких крупных пожилых дам он не очень боялся.
Она молча села, положила на стол свою сумку -прямоугольную, скорее похожую на небольшой черный чемоданчик, и заказала порцию кофе с яблочным тортом. Голос у нее был густой, хрипловатый, но приятный.
Огромное небо, налитое розоватой мутью, темнело, мигали огни, промахнул трамвай и разрыдался райским блеском в асфальте. И проходили женщины.
-- Хорошо бы вот эту,-- кусал губу Эрвин. И затем, через несколько минут: -- и вот эту.
-- Что же, это можно устроить,-- сказала дама тем же спокойным тускловатым голосом, каким говорила с лакеем.
Эрвин от изумления привстал. Дама смотрела на него в упор, медленно расстегивая и стягивая с руки перчатку. Ее подтушеванные глаза, как яркие поддельные камни, блестели равнодушно и твердо, под ними взбухали темные мешочки, снятая перчатка обнаружила большую морщинистую руку с миндалевидными, выпуклыми, очень острыми ногтями.
-- Не удивляйтесь,-- усмехнулась дама-- и затем, с глухим зевком, добавила: -- дело в том, что я -- черт.
Оробевший Эрвин принял было это за иносказание, но дама, понизив голос, продолжала так:
-- Очень напрасно меня воображают в виде мужчины с рогами да хвостом. Я только раз появилась в этом образе, и право не знаю, чем именно этот образ заслужил такой длительный успех, Я рождаюсь три раза в два столетия. Последний раз была корольком в африканском захолустье. Это был отдых от более ответственных воплощений. А ныне я госпожа Отт, три раза была замужем, довела до самоубийства нескольких молодых людей, заставила известного художника срисовать с фунта вестминстерское аббатство, подговорила добродетельного семьянина -- ...впрочем, я не буду хвастать. Как бы то ни было, я этим воплощением насытилась вполне...
Эрвин пробормотал что-то и потянулся за шляпой, упавшей под стол.
-- Нет, погодите,-- сказала госпожа Отт, ввертывая в эмалевый мундштук толстую папиросу.-- Я же вам предлагаю гарем. А если вы еще не верите в мою силу...
Видите, вон там через улицу переходит господин в черепаховых очках. Пускай на него наскочит трамвай.
Эрвин, мигая, посмотрел на улицу. Господин в очках, дойдя до рельс, вынул на ходу носовой платок, хотел в него чихнуть,-и в это мгновение блеснуло, грянуло, прокатило, Люди в кафе ахнули, повскочили с мест. Некоторые побежали через улицу. Господин, уже без очков, сидел на асфальте. Ему помогли встать, он качал головой, тер ладони, виновато озирался.
-- Я сказала: наскочит,-- могла сказать: раздавит,-холодно проговорила госпожа Отт.-- Во всяком случае это пример.
Она выпустила сквозь ноздри два серых клыка дыма и опять в упор уставилась на Эрвина.
-- Вы мне сразу понравились. Эта робость... Это смелое воображение... Нынче мой предпоследний вечер. Положение стареющей женщины мне порядком надоело. Да кроме того я так накудесила на днях, что лучше поскорее из жизни выбраться. В понедельник на рассвете предполагаю родиться в другом месте...
-- Итак, милый Эрвин,-- продолжала госпожа Отт, принимаясь за кусок яблочного торта,-- я решила невинно поразвлечься, и вот что я вам предлагаю: завтра, с полудня до полночи вы можете отмечать взглядом тех женщин, которые вам нравятся, и ровно в полночь я их всех соберу для вас в полное ваше распоряжение. Как вы смотрите на это?
Эрвин опустил глаза и тихо произнес: -- Если все это правда, то это большое счастье... -- Ну вот и ладно,-- сказала госпожа Отт. -- Однако я должна поставить вам одно условие.-продолжала она, слизывая крем с ложечки.-- Нет, не то, что вы думаете. Я в свое время уже запаслась очаровательной душой для следующего моего воплощения. Вашей души мне не нужно. А условие вот какое: число ваших избранниц должно быть нечетное. Это -непременно. Иначе я вам ничего устроить не могу. Эрвин кашлянул и почти шепотом спросил: -- А... как же мне знать... Ну, например, я отметил: -- что дальше?