Страница 1 из 1
Яблоко раздора-II
Давным-давно, когда мы с младшим братом Пашкой были детьми, дом наш стоял в большом фруктовом саду, где яблони были посажены ровными рядами. Сад, конечно, только номинально считался нашим, ибо был не огорожен, но со временем, когда я стал окультуривать его: обрезать сухие ветки, прививать, подкармливать и белить деревья, жечь в те ночи, когда ожидались заморозки из прошлогодних листьев дымные костры в саду, то брать яблоки можно было лишь с моего разрешения. На высказывания недовольства (редкие, правда) я предлагал любому желающему выбрать себе деревья и ухаживать за ними. Желающих, как правило, не было.
А то, обуянные бесом жадности и корыстолюбия, натрясут яблок, крупные выберут, и бросают остальные. Ветки при этом безжалостно ломают, сволочи жадные. Коровы, идя вечером с поля, ломятся в сад на эти яблоки. Как с хрустом жрать истекающие соком яблоки так все мастера, а как ухаживать за деревьями так нет желающих. Свиньи, право слово. А как только кто-то начал ухаживать, так сразу раздавались завистливые визги: «Мол, сад себе отжали». А кто тебе не дает, а? Но у русских так не принято. Зато у меня порядок был в саду! И даже те, кто раньше из райцентра приезжали за яблоками стали теперь вести себя культурно, даже привозили небольшую мзду. То коньяк подгонят, то шоколад, то еще чего. И все были довольны (кроме жадных и завистливых лентяев, для которых Емеля культовый персонаж, «культурный герой» своего рода).
Однажды в конце лета или в самом начале осени мы с отцом обрезали в мастерской тес. Он где-то урвал необрезанного и теперь мы делали его обрезным. В задней стене мастерской напротив входной двери была еще одна дверь, а посередине между ними стоял сделанный на автозаводе деревообрабатывающий станок. Так как тесины были длинной под шесть метров, то мы открыли заднюю дверь. Папаша размечал доску, прочерчивал химическим карандашом линии и подавал на пилу, а я с другой стороны подхватывал обрезанную тесину. Часа три мы так, окруженные звоном пильного диска и опилками топтались, а потом папаша восхотел покурить и оправиться. Выключив станок, он засунул сигарету в широкий рот и важно прошествовал мимо меня и вышел на огород.
– Хорошо-то как, старшОй! – он потянулся и прикурил сигарету.
– Счас бы пару рюмок накатить и в койку с ба… - посмотрев на меня, он осекся.
– Курить вредно! – раздался ехидный голос прятавшегося за бочками с дождевой водой Пашки.
– Не учи отца детей делать! – папаша окинул довольным взглядом грядки.
По мере движения лысой головы взгляд его уперся в яблони. На одной из яблонь, отстоящих на ряд от забора, в густой листве наблюдалось какое-то подозрительное движение.
– Эт что такое?
– А я откуда знаю? – ответил я.
– Паш, сгоняй в спальню и принеси бинокль. Только аккуратнее, а то разобьешь, криворукий.
Пашка кинулся выполнять поручение.
– Слушай, там вроде как человек, - продолжал размышлять отец. – Что он там делает?
– Может, гадит? – предположил вернувшийся Пашка, протягивая ему футляр с биноклем.
– Ты по себе не суди, каловичок. Счас узнаем, - отец навел окуляры и покрутил настройку. – Дундук какой-то незнакомый… Б.., яблоки рвет в пакет!
– Прикиньте, у нас на глазах пи…т наши яблоки! Куда катится мир? Вот где собака порылась! Паш, сбегай и скажи ему, что яблоки рвать нельзя.
– А вдруг это наркоман? – у Пашки была вдолбленная матерью в мозг идея-фикс, что его похитят наркоманы для производства из мозга наркотиков.
– Вот ты баран! Зачем наркоману яблоки?
– А вдруг он меня заманивает?
– Совсем ты козленок ополоумел с мамашиным воспитанием! СтаршОй, неси «воздушку»!
Я сходил в дом и принес пневматическую винтовку, привезенную Пашкиным крестным отцом Леонидом Филипповичем.
– Прикинь, как нагло тырит, - продолжал вести наблюдение отец.
– Рындон! – с чувством выдал Пашка.
– Чего? – отец навел бинокль на него. – Чего сказал то?
– Он же слова путает, - поспешил прояснить я. – Рынду с гондой…
Брат и, правда, путал слова. Например, подберезовики называл подбородовиками.
– Вот же недопеченный хорек! Рындон! Ишь ты! Пули не забыл?
– Нет. А ты что, будешь в него стрелять? - поинтересовался я.
– Нет, …ля, просто смотреть буду! Давай ствол! – он выхватил у меня из рук винтовку и зарядил ее.
– Учитесь, пока батька жив, - раздался хлопок выстрела. Ничего не произошло.
– Прицел сбит, - он вновь переломил ствол, заряжая. – Куда упреждение брать?
– Левый нижний угол.
– Следи в бинокль, - раздался очередной хлопок.
Со стороны яблони послышался крик.
– Попал!!! – возликовал отец. – Кранты конокраду!!!
– А где лошадь? – недоуменно поинтересовался Пашка.
– Спи…и!!! – смехом пораженной проказой гиены отозвался отец. – Пока ты клювом щелкал, свои лошадку то и увели. В овраге доедают.
Раздался очередной хлопок и вскрик с яблони.
– Пристрелялся! – как ребенок радовался отец.
– Эй ты, дундук на дереве! Ты меня слышишь?
– Да! – донесся приглушенный крик.
– Эй, на шхуне, Лом не проплывал? – продолжал развлекаться папенька, спуская курок.
Ответом ему был очередной вскрик.
– Значит, не проплывал, - удовлетворенно констатировал это ворошиловский стрелок. – Эй, дебил, клади яблоко на голову!
– Зачем?
– Будем в Вильгельма Теля играть. Если яблоко сшибу, то я тебя усыновлю!
– Вы больной?
– Больным будешь ты, скотина! Еще не знаешь, с кем связался! СтаршОй, несу ружье!
– Эй, ты чего? Крыша поехала? – спросил я.
– Завалим урода! Не ссы, он не местный. Эй ты, соловей фруктовый, ты чей?
– Я в гости приехал!
– Значит, никто тебя искать не будет. Молись, тетерев.
– Не надо! Я уйду!
– Х.. ты теперь куда уйдешь, удав плюшевый! Хана теперь тебе будет! Секир башка будем делать! А ну кричи кукушкой, пока из ружья не стрельнул!
– Ку-ку-ку-ку…
– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?
– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…
– Паш, считай! – очередной выстрел и очередной вскрик. – Попробуешь спрыгнуть и убежать, пристрелю! И закопаем в навозе – никто и никогда не найдет! Кукуй!
– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…
– Будет знать, как воровать чужие фрукты, - важно пояснил нам отец. – Паш, на возьми винтовку и попробуй попасть в ворюгу.
Пашка довольный схватил «воздушку» и выстрелил.
– Забор, - констатировал я результат выстрела.
– Не в меня пошел, - горестно вздохнул папа. – Эй, на шхуне, полундра! Теперь кукарекай!
– Кукареку! Кукареку!
– Теперь кукушка.
– Ку-ку-ку-ку-ку-ку…
– Паш, принеси свистульку свою.
У брата была подаренная крестной металлическая свистулька. Туда заливалась вода и если дуть, то игрушка издавала соловьиные трели. Он приволок свистульку.
– Эй, гегемон, сможешь вот так – будешь жить!
– МладшОй, высвести как в «Соловушке».
Брат начал выводить соловьиные трели.
– Хорош, - скомандовал папаня. – Эй, лишенец, слышал как надо? Свисти удот!
В течение двух часов отец развлекался, заставляя кричать и свистеть незадачливого воришку пока не закончились все известные ему птицы и пули в пачке.
– Беги! – наконец смилостивился он.
– Ату его, ату! – орал он вслед улепетывающему подростку. – Огня, пришли с огнем!
– Учитесь бестолочи, пока батя жив. Вот ты бы Влад просто банально набил ему рожу, а я ему урок на всю жизнь преподал!
– А если он в милицию пойдет?
– А что нам милиция сделает? Мы разве по кому-то стреляли? Нет, мы резали тес. А он нас оговорил.
– Хм… Поживем – увидим.
– Батю слушай! Умнейше, сильнейше и красивейше нас нет никого! У запора два врага: чернослив и курага! Ладно, хватит расслабляться. Пошли пилить дальше.