Страница 8 из 20
В какой-то момент я представила себя героиней книги. Это была бы детская книжка с картинками под названием «Лара в Лондоне». Я изображена в элегантном стиле, как женщина из шикарного модного журнала тридцатых годов, с осиной талией и шиньоном, и уверенно шагаю по городу навстречу приключениям. Эти приключения не подчинены какому-то определенному ритму, потому что «Лара в Лондоне» – это больше путеводитель по городским достопримечательностям, чем роман. В данный момент я обхожу, цокая каблучками своих восхитительных туфель, центральную площадь Ковент-Гарден, мимо людей, мерзнущих со своим пивом за столиками на улице, и уличного затейника, жонглирующего стульями на красном коврике, в окружении собравшейся поглазеть на него толпы. Проходя, я помахала ему, ощущая себя настолько могущественной, что, казалось, смогу заставить его помахать в ответ и испортить свой номер. Он, конечно, меня даже не заметил, но мое воображение моментально трансформировало жонглера в его иллюстрированную версию, с преувеличенно круглыми щеками, оттененными короткой щетиной.
Магазин «Маркс и Спенсер» напротив входа в подземку – мой первый пункт назначения. Покупая вино, оливки и сливочный варенец – дома у сестры не буду даже пытаться сделать вид, будто привезла их из Корнуолла, – я твердила себе, что все будет хорошо. Я повторяла это снова и снова так уверенно, что начинала в это верить. Оливия сказала, что не против, если я буду жить у нее в течение всей рабочей недели. Но я уверена, лишь из вежливости.
Мне было прекрасно известно, что на самом деле сестра совсем не рада моему присутствию. Я не видела ее полтора года, потому что на прошлое Рождество мы отправились к родственникам Сэма, а когда 28 декабря добрались до моих родителей, она куда-то «уехала с друзьями».
Я попыталась внушить себе, что, поскольку мы отдохнули друг от друга, вероятно, все будет хорошо. Перерыв – это именно то, что требовалось нашим отношениям. Мы никогда не были дружны в детстве или подростковом возрасте, а став взрослыми, катастрофически рассорились. Она не знала об одном важном событии в моей жизни, однако мой муж тоже не в курсе. Мы никогда не были друзьями, даже в самом поверхностном смысле. Она родилась, чтобы меня ненавидеть; я предполагала, что какой-то мой поступок мог спровоцировать эту ненависть, но я не пыталась портить отношения намеренно. Ее неприязнь была стойкой и неподдельной, и Оливия вела себя так, что я невольно возненавидела ее в ответ.
Я всегда скептически относилась к превозносимой другими сестринской близости. В сущности, я не могу отделаться от ощущения, что все это притворство, что под внешней личиной каждой пары любящих сестер скрывается некий вариант нас с Оливией, постоянно пестующих взаимное недовольство, начавшее копиться в тот день, когда был зачат второй ребенок.
Однако сейчас нам, возможно, удастся выстроить новые отношения. Нам обеим за тридцать, и у нас могло бы получиться. Есть шанс, уговаривала я себя, расплачиваясь дебетовой карточкой. Возможно, скоро я смогу произнести слова «моя сестра» без привычного укола жгучей неприязни. Эти мысли заставили меня ринуться за букетом белых роз с витрины. Я заплатила за них отдельно, кэшбэком[12], и бросила извиняющийся взгляд на мужчину, стоящего за мной в очереди. Наверно, я должна была встать в конец очереди, чтобы сделать вторую покупку. Но мужчина нервозного вида, лет сорока с лишком, кивнул и сказал: «Красивые цветы» – с австралийским акцентом. Я благодарно улыбнулась, стараясь стряхнуть с себя внезапное чувство, что встречала его прежде. Это же Лондон: конечно же, не встречала.
Лишь однажды Оливия передо мной извинилась. Но вскоре мы вернулись к нашему привычному взаимному пренебрежению. Она преодолела эту свою оплошность легко и быстро. Это был единственный раз, когда она сделала по отношению ко мне что-то конкретное, о чем все знали и на что я могла указать и сказать: «Ты это сделала». Тем не менее, если бы мне случилось упомянуть об этом сейчас, она бы надо мной посмеялась.
Ее улица изменилась с тех пор, когда я была здесь в прошлый раз. Она берет начало от Лонг-Акр[13] и считается страшно модной. Тут находится большой универмаг винтажной одежды, центр йоги, вход в новый дворик, полный высококлассных магазинчиков. Я прошла ее до конца, поглядывая на расположенный у дороги паб. Он выглядел уютным. Возвышающийся рядом с ним дом украшали миллионы гераней в ящиках на окнах, а между ними вились ползучие побеги. Торопливо опрокинутый в себя глоток водки придал бы мне смелости.
Я, конечно, отказалась от этой мысли, как мне ни хотелось, и направилась к многоэтажному зданию, в котором жила Оливия. Ясное вечернее солнце вдруг стало холодить мне щеки. Со времен моего предыдущего визита классический фасад дома был обновлен и теперь сиял красным кирпичом. Сестра проявила проницательную практичность, купив эту квартиру, когда получила свою первую работу и когда Лондон был на пороге всплеска ценовой недоступности.
Над головой с неожиданным криком пролетали птицы. Какой-то мужчина двигался в мою сторону, и я смотрела на него отчаянным взглядом, как будто он мог спасти меня от необходимости нажать кнопку домофона. Он медленно прошел мимо по другой стороне улицы, разговаривая по телефону.
– Угу, конечно, мы могли бы, – говорил он, – но тебе придется справиться с реакцией Годдарда, приятель. Я снимаю с себя ответственность.
Мне захотелось спросить, кто такой Годдард и какова будет его реакция, но вместо этого я нажала на кнопку, и дверь со щелчком открылась, без единого слова из переговорного устройства.
Она ждала меня на лестничной площадке. Ковер был заменен со времен моего прошлого визита, но стены остались по-прежнему неряшливыми.
Я перевела дух.
– Оливия! – выдохнула я, стараясь не замечать пренебрежения в ее жестком взгляде. – Как чудесно тебя видеть! – Я направилась к ней, чтобы обнять, затем отказалась от этого намерения, почувствовав ее ледяную холодность. – Большое тебе спасибо за то, что согласилась меня приютить. Как поживаешь? Выглядишь отлично. Вот, я тут принесла тебе кое-что. Цветы и кое-какой вклад в хозяйство.
– Да, – бросила она. – Конечно. Спасибо.
Она провела пальцами по волосам – черным и более коротким, чем раньше. Ей шла короткая стрижка: Оливия подстриглась «под мальчика», что придало ей юный вид и французский безжалостный стиль, который немногие могли бы вынести.
Квартира у нее маленькая, но красивая, с окнами на фасаде, сквозь которые солнце заливает светом каждый кусочек гостиной и главной спальни бо́льшую часть дня. Кухня, ванная комната и маленькая спальня по сравнению с ними мрачные, но я заметила, что теперь сестра повсюду развесила китайские фонарики, чтобы противостоять темноте в своей характерной агрессивно-эксцентричной манере.
Оливия поставила пластиковый пакет с покупками в тускло освещенной кухне, даже не взглянув на него. Я последовала за ней в гостиную, где она упала в потертое кожаное кресло, являющееся частью этой комнаты все время ее проживания здесь, хотя теперь оно было покрыто лиловыми и серебряными подушками. Я заняла место на кремовом диване и адресовала сестре фальшивую улыбку.
– Ты приехала, – произнесла она. – И как прошел первый день возвращения к славной карьере?
– Все было прекрасно, – пролепетала я. – Действительно замечательно. Вновь погрузилась в самую гущу. Провела день, проверяя разрешение на перепланировку, чем я всегда раньше занималась. Все было в точности как в старые времена. Но как ты, Оливия? Как работа? И как все остальное?
– О, сама знаешь. Ничего особенного. Рутина.
Я рассмеялась:
– У тебя совсем не рутинная жизнь. Сама знаешь.
– Изнутри все выглядит иначе. Но как бы то ни было. Родители хотят тебя видеть. Они придут на обед в среду. Папа заказал столик в «Пицца Экспресс». Само собой. Поскольку в Лондоне нет другого ресторана.
12
Получение наличных в магазине при оплате товара дебетовой карточкой – компенсационная скидка с цены покупки.
13
Улица в Вестминстере, в центре Лондона.