Страница 5 из 8
Это стало для всех нас небольшим откровением – осознать, что применение столь слабого электрического стимула к очень ограниченной локальной части мозга может привести к столь глубоким изменениям в умственной активности человека. Непосредственным результатом этого открытия стало решение о важности включения в зону хирургического вмешательства этой небольшой области, затронутой тканевым рубцом, с целью избавления пациента от эпилептических приступов. Через аналогичные операции в институте прошли более 700 пациентов. Трое из четверых таких пациентов вернулись к плодотворной и счастливой жизни, избавившись от угрозы непредсказуемых эпилептических атак. Однако удаление этой части мозга, содержащей пусковой механизм приступов эпилепсии, не оказывало влияния на их умственную деятельность – напротив, некоторые пациенты, у которых эпилептические приступы прекратились и они могли снизить употребление лекарств или же прекратить их употребление вовсе, обнаружили, что способны демонстрировать более высокий уровень интеллектуальной деятельности, как об этом свидетельствуют подробные психологические тесты.
Книга, которая сейчас находится в ваших руках, представляет собой квинтэссенцию научных трудов доктора Пенфилда, дающую нам представление о постепенной эволюции взглядов автора на функциональную локализацию и взаимодействие разных структур внутри мозга. Вдобавок к этому он теперь перешел к более глубокому обсуждению вопроса о соотношении мозга и разума. Как философы, так и, я не сомневаюсь, нейрохирурги, будут восхищены интеллектуальной смелостью автора при реализации проекта. Джон Локк, после того как в течение нескольких лет обдумывал свой очерк о человеческом понимании, писал во введении: «Сейчас я не стану ввязываться в рассуждения о физической природе разума или беспокоить себя анализом того, в чем состоит ее сущность…» Великий психолог Уильям Джеймс, в трудах которого доктор Пенфилд черпал свое вдохновение, видел в трудности установления связи между мозгом и разумом «конечную из конечных проблем».
Сегодняшний анализ доктора Пенфилда основывается на накопленных им наблюдениях за человеческим мозгом у пациентов, находившихся в состоянии ясного сознания. Эти его работы, посвященные очень важному аспекту исследований, значительно превосходят все предыдущие по данной теме. Будь то написанные физиологами, которые опираются на открытия, сделанные в результате экспериментов на животных, или неврологами, психологами или психиатрами, чьи взгляды были связаны с интерпретацией внешних моторных и эмоциональных форм поведения пациентов, страдавших фокальным расстройством мозга. Многие читатели узнают, что сведения, обнаруженные в ходе исследований и обобщенные здесь доктором Пенфилдом, являются базовыми для нашего понимания феноменов памяти, обучения, языка и поведения. В качестве своего последнего заключения доктор Пенфилд еще раз напоминает о своей приверженности идее о том, что существует нечто, делающее разум автономной субстанцией, отделенной от физического мозга.
Рисунок из анатомического атласа Сигизмунда Ласковски
(фр. Anatomie normale du corps humain: atlas iconographique de XVI planches). 1894 г.
Многие нерешенные вопросы, касающиеся мозга и разума, до сих пор остаются без ответа. Триста лет назад Джон Локк задавался вопросом: «Как мы различаем воображение и сумасшествие?» Сегодня этот вопрос звучит более актуально, чем во времена Локка. Какова природа тех процессов в мозге, которые делают возможным различия между этими двумя аспектами ментального поведения? В чем смысл и каков механизм убедительной, правдоподобной и калейдоскопической активности наших снов, превращающих всех нас в ночных глупцов? Как мы можем объяснить гипноз или облегчение боли, которое иногда достигается при процедуре восточной акупунктуры? Какова взаимосвязь между разумом и многими разновидностями религиозного опыта? И что, в конце концов, происходит с нашим многообразным опытом, мыслями и идеями, заключенными в кладовой памяти нашего мозга?
Глава 1
Альтернативы Шеррингтона – два фундаментальных элемента или только один?
Моя профессиональная карьера определилась, как полагаю, в нейрофизиологической лаборатории профессора Шеррингтона в Оксфорде. После этого она продолжилась в коридорах и операционной комнате Монреальского неврологического института. Помимо этого, у меня было много других самых разнообразных занятий, но под внешним слоем этих интересов, где-то в глубине души меня всегда будоражило величайшее любопытство относительно природы человеческого разума. После того как перешел от изучения мозга животных к исследованию человеческого мозга, я поставил перед собой задачу понять механизм его работы и раскрыть, имеет ли этот механизм отношение к тому, как функционирует разум, и, если возможно, понять, как это происходит.
Мой учитель сэр Чарльз Шеррингтон получил Нобелевскую премию за свои исследования рефлексов и анализ интегративной активности нервной системы. Его интересы фокусировались главным образом на врожденных рефлексах, но после ухода на пенсию с поста главы кафедры физиологии Оксфордского университета в 1935 году в возрасте семидесяти восьми лет он перешел от экспериментов на животных к научным и философским изысканиям в области мозга и разума человека[3].
В итоге он лишь смог сказать, что «нам следует рассматривать вопросы взаимоотношения разума и мозга как просто еще нерешенные, к тому же лишенные какой-либо базы, которая могла бы служить отправной точкой для начала такого их рассмотрения». В июне 1947 года он написал предисловие к своей книге «Интегративная активность нервной системы», которая впоследствии была опубликована в его честь Физиологическим обществом.32
Последний параграф предисловия содержит его заключение относительно всего вышесказанного:
«Изначальная невероятность того, что наша сущность должна состоять из двух фундаментальных элементов, не выше, чем невероятность того, что она должна опираться только на один».
Прошло больше четверти века с того момента, как Шеррингтон написал эти слова. С тех пор мы узнали значительно больше о человеке, и я с волнением осознаю, что наступило время вернуться к двум его гипотезам, двум «невероятностям». Или активность мозга способна объяснить природу разума, или мы должны будем рассматривать два элемента[4].
Возможно, мы можем сделать шаг вперед к пониманию проблемы, если попытаемся совместить две гипотезы и присовокупить их к существующим в настоящее время физиологическим данным. Настоящий ученый в своих изысканиях не должен быть ни монистом, ни дуалистом. Задача, которую он ставит перед собой, заключается в том, чтобы объяснить все, что в его силах и возможностях, путем критического анализа природы и мозга и с помощью соответствующих экспериментов. И лишь тогда он сможет, насколько это будет в его силах и возможностях, отбросив в сторону все свои предубеждения, сообщить нам нечто о Вселенной и о человеке. Но ему также следует время от времени останавливаться на достигнутом, не пересматривать и не рационализировать свои взгляды.
Лорд Эдриан, разделивший Нобелевскую премию с Шеррингтоном, в 1966 году высказался как нейрофизиолог: «Если мы позволяем себе размышлять о нашем собственном месте в общей картине мира, мы, похоже, выходим за пределы границ естественных наук». И в этом я согласен с ним. Тем не менее нам время от времени необходимо идти поперек той границы, и нет никакого смысла полагать, что нас при этом не будет сопровождать критическое суждение.
В мои руки попал необыкновенный по качеству и объему материал, так что я постоянно наталкивался на волнующие открытия. Я обобщал данные и вел записи на протяжении всей своей профессиональной карьеры. Однако впоследствии я с большим энтузиазмом обратился к авторству другого рода, возможно необдуманно. Может быть, обязанность каждого человека состоит в том, чтобы совершить нечто большее, чем просто вести записи. В ответ на возможные возражения я могу заявить, что после перерыва, даже в свои семьдесят или восемьдесят, я вижу все эти материалы в более зрелой перспективе. Разве это так трудно, если перефразировать Гамлета, полить «льстивый елей на мою душу»?
3
В 1937–1938 годах он читал лекции в рамках Шотландских Гиффордских лекций и опубликовал их в 1940 году под названием «Человек – о своей природе»31.
4
Шеррингтон не рассматривал третью гипотезу, предложенную епископом Беркли, суть которой состоит в том, что существует только один элемент – разум, объясняющий все. В рамках берклианской трактовки материя не существует иначе как место в разуме (часть разума?).
Написание этой книги было настоящим вызовом для меня. Приняв его, я мог лишь предложить результаты моего собственного опыта, просто описав его для клиницистов, физиологов и философов, а также для не специалистов, а обычных людей, интересующихся вопросами мозга и разума, извинившись перед всеми ними за то, что я не посвятил отдельную книгу каждой из вышеперечисленных областей знания.