Бегство от бессмертия

"Да, не мог, - подумал Бенни. - И не делал, потому что я сделал это. Как забавна их непоколебимая уверенность, если учесть, что им не удалось обнаружить массу других несоответствий... Все эти чудодейственные полицейские методы не столь уж универсальны. Двадцать лет назад полиция поверили одной лжи. Сейчас они верят в другую. Может быть, еще лет через двадцать они наконец узнают правду".

За дверью камеры прозвучал голос тюремного надзирателя:

- К вам мисс Хеберт, Райс.

Бенни взял ее за руку и улыбнулся. Внезапная перемена в его поведении поразила Кенселя.

- Три четверти прессы на нашей стороне, - возбужденно говорила Марита. - Они считают, что раз тебе больше ста, то опасности для общества ты уже не представляешь. О том, чтобы ты мог совершить еще какое-либо преступление за последние двадцать лет, и речи быть не может. Но они говорят, Бенни, о, я до сих пор не могу в это поверить... Я не верю, что ты убил. Ты не мог.

- Но я действительно убил, - мягко произнес Бенни. - Марита, я очень рад, что ты здесь. Скажи, Марита, ведь твои желания совпадают с моими?

- Да.

- Я хочу умереть.

- Нет! - прошептала Марита, а Кенсель с изумлением воззрился на эту старую лисицу, так быстро менявшую окраску своей шкуры. С Маритой Бенни был сама нежность.

- Не говори так, - шептала Марита уже более настойчиво. - Ты не можешь, не должен умереть. Ведь ты любишь жизнь, ты все еще любишь жизнь.

- О да, - ответил Бенни, - но только если мне позволят прожить ее по-своему, на свободе. Раз полиция занялась расследованием жизни Бенни Райса - мне конец. Они проследят мою жизнь шаг за шагом, до того момента, как я начал работать консьержем у Коулмена, и неизбежно снова займутся делом о его самоубийстве. Содержание последних писем и телефонных разговоров Коулмена доказывает, что он собирался покончить с собой. Я в свое время смог направить расследование в выгодную мне сторону. Но что делать теперь, когда полиция располагает средствами вернуться к месту преступления и восстановить всю картину происшествия даже через двадцать лет?

- Далеко не всю картину, а только ее часть, - сказал Кенсель.

Он произнес это так многозначительно, что Марита взглянула на него с изумлением, а Бенни - с внезапной опаской.

- Я все время понимал, что вы ведете себя как первостатейный обманщик, но мне следовало догадаться раньше. Вы - Коулмен.

Бенни предвидел этот выпад.

- Да. Теперь вы понимаете, почему я хочу умереть? Я действительно Коулмен. Великий человек, как вы сказали. Но убийство - все равно убийство, и неважно, кто кого убивает - старый, никому не нужный кретин Райс Коулмена или Коулмен - этого старого кретина. Это все равно преступление, все равно убийство. Двадцать лет я прожил под маской Бенни Райса и отдал бы все, чтобы прожить еще столько же. И если уж мне суждено умереть или, что еще хуже, сесть в тюрьму, я предпочел бы остаться тем же Бенни Райсом.

Марита нахмурилась.

- Мне безразлично твое настоящее имя.

- Я знаю, Марита. Но мне-то не безразлично. Кенсель, вы сможете добиться для меня смертного приговора?

- Я хотел бы добиться для вас перерождения, - тихо ответил Кенсель.

Марита резко вскочила.

Бенни рассмеялся.

- Ну уж нет, премного благодарен. Тогда вам сперва придется добиться моего оправдания.

- Простите, - резко перебил его Кенсель. - Если удастся доказать, что вы Коулмен, а не Райс, то мотив преступления отпадает. Ведь не стали бы вы убивать Рамса ради своих же собственных трех тысяч - ничтожной доли вашего банковского счета.

- Напротив, - сказал Бенни, - мне лучше остаться Райсом. Каждому ясно, что Бенни тупица. И обвинять его можно только в жестоком, примитивном преступлении. А обвинение против Коулмена, то есть против меня, я бы сформулировал как преднамеренное убийство с изготовлением фальсифицированных писем и записок, чтобы ввести следствие в заблуждение и выдать труп Райса за мой собственный. И, поскольку он был точно в том же возрасте, что и я, и поскольку я нанял его заблаговременно, а уж потом произвел эту подмену, то сам собой напрашивается вывод о заранее спланированном убийстве с целью устранения одинокого, никому не нужного старика, чтобы я мог присвоить себе его имя и исчезнуть.

Во время судебного процесса была затронута возможность того, что подсудимый - Коулмен, а не Райс. В этой ситуации вместо смертного приговора он мог получить пожизненное заключение.

Судья спросил, не желает ли Бенни что-либо сказать суду перед тем, как будет вынесено решение.

Присяжные решили - виновен, приговором могла быть смертная казнь или пожизненное заключение.

- Да, - ответил Бенни, - я скажу.

В суде зашептались. В течение всего процесса подсудимый оставался безмолвным, как и подобает человеку с такой низкой оценкой по ЦДО. А теперь он говорил внятно и убедительно.

- Тут было высказано предположение, что я на самом деле Коулмен, а не Рамс, - произнес Бенни, - Но оно так и осталось висеть в воздухе, потому что казалось явной нелепицей. Вам и сейчас это кажется невероятным?

Шум в зале перерос в ропот. Все знали оценки Бенни по тестам на интеллект и ЦДО. Бенни Райс не мог так говорить.

- Я расскажу вам, - продолжал Коулмен, - почему я убил Бенни Райса. Я не хотел идти на перерождение. Я хотел прожить свою жизнь до конца, а когда этот конец наступит - умереть. Разве выживает человек, прошедший через перерождение? Нет! Он ничего не помнит о своей прежней жизни, он становится другой личностью.

Я не хотел становиться другим. Я хотел прожить отмеренный мне кусок жизни и умереть. Многие думают точно так же, не молчат, поскольку уже сама гордая мысль, что они достойны перерождения, лишает их дара речи. И к тому еще этот страх перед лицом вечной тьмы. Перерождение - отсрочка. Пусть те существа, которыми люди становятся, ничего не помнят о своем прежнем "я" это еще не конец. И вот они в семьдесят, восемьдесят лет добровольно расстаются с жизнью, страшась риска, опасаясь, что смерть застигнет их в любую минуту, попытайся они прожить чуть дольше.

Когда мне исполнилось восемьдесят, я стал подвергаться все нарастающему нажиму со стороны - от меня добивались согласия на перерождение. Но я воспротивился. Я хотел спокойно прожить оставшиеся мне двадцать - тридцать лет. Но у Ральфа Чарлза Коулмена не было выбора. Он был слишком значительной, слишком ценной для общества личностью, мир не мог позволить себе потерять такого человека. Давление усиливалось и могло обернуться насилием. Мне необходимо было исчезнуть. Я эгоистичен. Ценность Коулмена для общества была для меня пустым звуком, я был озабочен лишь ценностью своей собственной персоны. Мне хотелось остаться самим собой.

Единственный путь тут был - перестать быть самим собой. План мой, как видите, вполне удался. И если бы беднягу Бенни Райса оставили в покое, он удался бы совершенно. Зная, что я от природы лишен способностей к музыке, я устроился привратником в Мьюзикосмос. Чем я мог выдать себя там? Но я имел несчастье понравиться одной женщине, а другая меня полюбила...

Он смотрел прямо в глаза судье. В зале воцарилась полная тишина. И в этот миг, когда все решалось, перед глазами его промелькнула истинная картина тех событий.

Старина Бенни умер, а он действительно выстрелил в него, но никто никого не убивал. Бенни умер от апоплексического удара, и тогда гениальный Коулмен, спасаясь от перерождения, составил этот фантастически сложный план. Только врач мог решиться на подобное. Работа потребовалась огромная, и он сделал все, что мог. Единственно, в чем состояла ошибка и что потом всплыло на поверхность, - падение тела предшествовало выстрелу.

Коулмена могли оправдать. Просто потребуется более тщательное расследование.

Но оправдание вело в Институт перерождения.

- Я сделал это заявление, - сказал он, - поскольку тюремное заключение для меня страшнее перерождения. А мне грозит или пожизненное заключение, или смертная казнь, или перерождение. Общество не может отпустить Коулмена на свободу, позволить ему умереть естественной смертью. Спасаясь от перерождения, я пошел на убийство. И, поскольку выбор один: тюрьма или казнь, я прошу суд о снисхождении. Я прошу смерти.