Страница 6 из 72
— Что-нибудь прояснилось по существу работ лаборатории? — спросил Раумер.
— Ясного мало, собственно, нам ничего не известно. Накамура знают как микробиолога, но в последние годы его работы вообще не публиковались. Правда, мы определили, что между исчезновением американских подводных лодок, таинственной гибелью русских торговых судов и лабораторией Накамуры существует прямая связь. Какая? Что ж, это попытается выяснить наш Хироси. Главное, не скупитесь, мой друг, повторяю: он тщеславен и любит деньги. Но специалист отличный — Накамура будет доволен. Мы — тоже.
— Когда вы сведете меня с этим препаратором?
— Патологоанатомом, — поправил доктор. — Завтра утром. Ночевать я оставлю вас у себя. Кстати, вот и Тиэми. Это ее голос. Сейчас вы увидите лучшую представительницу японской нации. Входи, Тиэми, мы ждем тебя.
С легким шорохом раздвинулись стены, в комнату вошла Тиэми Тода, Раумер повернулся, привстал и узнал в ней девушку из трамвая.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Испытание темнотой
1
— Мы весьма сожалеем, господин Бакшеев, но его превосходительство склонен рассматривать ваше появление у берегов Японского государства как попытку проникнуть на чужую территорию с целью шпионажа в пользу иностранной державы, с которой Божественный император находится в состоянии войны. Мы удручены необходимостью сообщить вам, господин Бакшеев, что за подобное деяние рассматривается как преступное и влечет за собой высшую меру наказания — смертную казнь через повешение.
— Насколько мне известно, наши государства в апреле сорок первого года заключили договор о нейтралитете. Или за последние двое-трое суток обстоятельства изменились?
— О каком государстве вы говорите, уважаемый господин Бакшеев?
— О Советском Союзе, разумеется, гражданином которого я имею честь быть и с представителями которого категорически настаиваю на встрече.
— Но позвольте, его превосходительство не допускает и мысли о том, что вы гражданин Советского Союза. Разве мы стали б задерживать вас в этом случае?!
— Так кто же я по-вашему, черт возьми?!
Не стоило, конечно, выходить из себя, этот тип из контрразведки, или еще откуда, сразу заулыбался и стал более любезным, прямо до тошноты.
— Мы хорошо понимаем ваши чувства и соболезнуем вам, как достойному противнику, сделавшему неверный ход и попавшему под неумолимое колесо судьбы. Ваша родина далеко отсюда, по мы скрасим вам последние минуты и, возможно, попытаемся что-нибудь сделать для вас, если отнесетесь к нам со столь же высоким уважением и поможете в нашей неблагодарной, но такой важной для государства работе. Чашечку сакэ, сигареты, кофе? Не стесняйтесь, мы радушные хозяева, но не пора ли нам перейти на английский?
— Почему? — спросил Бакшеев. — Вы отлично говорите со мной по-русски. За кого вы меня принимаете в конце концов?
— Как жаль, как жаль, господин Бакшеев… Что же, видимо, мне самому придется назвать ваше подлинное имя… Джон Фулбрайт, агент американской разведки! Не так ли?
2
…Из кунгаса его вывели под руки рыбаки. Огней на берегу не было видно, но звездное небо отгоняло черноту ночи.
На пристани стояли две женщины, одна с ребенком за спиной, другая с корзиной в руках.
— Куда его? — спросил один из рыбаков, положивший на свои плечи правую руку Степана. — Тяжелый какой…
— Ко мне, пожалуй, это ближе всего, — сказал старшина кунгаса.
Он взял у одной из женщин корзину, подобрал на досках пристани вторую и бросил обе в кунгас.
— Китэ, — обратился старшина к женщине с ребенком, — этот человек, мы нашли его в море, будет находиться пока у нас, в нашем доме. Иди приготовь все.
Дом старшины кунгаса действительно был неподалеку, и скоро Бакшеев увидел широкое пятно окна, желтевшее на стене. По низкому крыльцу, с трудом перебирая ступени, он вошел, скорее, его втащили в узкий коридор-прихожую, разули здесь, потом убрали стену и уложили на циновку-татами совсем близко от разлапистой чугунной печки, согревавшей дом.
Хозяйка подала Бакшееву чай, сваренную рыбу на деревянном подносе и чашечку с рисом. Покончив с едой, Степан ощутил вернувшуюся к нему способность говорить.
— Спасибо, — сказал он по-японски.
Тихо говоривший о чем-то с женой хозяин дома вздрогнул от неожиданности и повернул к Бакшееву широкое лицо.
— Кто ты? — спросил он.
— Русский, — сказал Степан. — Русский с утонувшего парохода.
— Кушай еще, — сказал хозяин. — Утром приедет доктор. Я уже позвонил.
Доктор действительно приехал утром.
Когда он вошел в домик старшины кунгаса, здесь уже с полчаса находились начальник местной полиции и три господина в штатской одежде. Они устроили перекрестный допрос и Бакшееву, и хозяину дома, собравшемуся было на промысел, и его жене, маленькой, напуганной всем происходящим женщине.
Степан Бакшеев окончательно отошел, он чувствовал себя окрепшим и спокойно рассказал про обстоятельства гибели «Имандры», потребовал встречи с представителями советского посольства или министерства иностранных дел Японии.
Степана вежливо выслушали, задали несколько вопросов, касающихся, главным образом, подробностей спасения. Потом позволили приехавшему доктору осмотреть Степана. После осмотра господа в штатском предложили Бакшееву поехать с ними.
Степан крепко пожал руку старшине кунгаса, хотел поблагодарить хозяйку, но она исчезла. Начальник полиции и один из штатских остались в доме. Бакшеева усадили на заднее сиденье большой легковой машины, где он оказался между двумя мужчинами в гражданской одежде, шофер включил зажигание, и они выехали из рыбацкого поселка.
Потом Степана Бакшеева трижды допрашивали в префектуре, дважды возили куда-то, окна автомобиля при этом были занавешены шторами, оставляли одного в комнате с единственным стулом, другой мебели не было, и вопросы звучали из динамиков, установленных в разных углах.
Теперь его спрашивали обо всем. Где родился, с кем дружил, куда направлялась «Имандра», какой везла груз, название кораблей, стоящих во Владивостоке, есть ли у него дети, какую веру исповедуют его родители. Выстреливали в него десятками вопросов; не дожидаясь ответа, задавали новые, спрашивали, спрашивали, спрашивали без конца… Бакшеев нервничал, раздраженно требовал встречи с представителями своей страны или с японскими дипломатами. Потом он понял, что тактика допрашивающих и рассчитана на такую реакцию, перестал отвечать вообще, только изредка повторял свои требования, собрав в комок волю и заставляя себя не откликаться ни на самые безобидные, ни на явно провокационные вопросы.
Допросы в пустой комнате повторялись еще дважды, и Степан объявил голодовку. Три дня он отказывался от пищи. Ее тут же уносил слуга-японец, присматривающий за Бакшеевым.
На четвертый день его вновь вызвали на допрос. Он был непродолжительным: несколько вопросов, касающихся личности Бакшеева. Затем Степана отправили в комнату, служившую ему камерой, сюда же принесли еду. Степан сделал знак, означавший, что есть он по-прежнему не будет, но на этот раз пищу оставили в камере. Дверь захлопнулась, и Степан снова остался один. Прошла ночь, и наутро его увезли в закрытой машине, Ехали долго. По дороге машину трясло, пары бензина насыщали воздух, корпус автомобиля раскалился от солнца, и ослабевший Степан едва не терял сознание.
По приезде в большую современную тюрьму Бакшеева поместили в одиночную камеру. Не успел он осмотреться как следует его вызвали на допрос. И только сейчас Степану объявили, что он американский шпион…
3
— Это легко опровергнуть, если вы дадите мне возможность встретиться с советскими представителями, — спокойно, хотя сделать это было нелегко, сказал Бакшеев.
— Умная мысль, мистер Фулбрайт, — улыбнулся японский контрразведчик. — Конечно, из союзнических соображений Советы без колебаний признают в вас кого угодно. Только мы верим в первую очередь фактам.