Ты приезжай…

В тот осенний вечер Колька опять был пьян. Он всё приставал к жене – то в любви признавался, то на бутылку канючил. Валентина и не помнит, откуда взялся нож, которым она полоснула мужа по руке, но, увидев кровь, тут же остыла. Дала Кольке денег, и он ушёл. Наревевшись вдоволь и приняв какие-то успокаивающие таблетки, она уснула на диване.

Проснулась Валя от необычного света, бьющего в глаза. В недоумении она села. Протирая глаза, пыталась понять: откуда свет в углу, где и лампочки-то нет?! Огляделась – ночь, тишина; Колька спит на кровати не раздетый, в ботинках; а около серванта (в нём на полочку – иконки) во весь рост, в праздничном сияющем одеянии стоит… Никола-чудотворец!

Валентина опять и опять протирала глаза, щипала руку до боли, но Святой не исчезал. И вдруг она услышала из его уст: "Перестань заниматься рукоприкладством! Не тронь Николу, и всё у вас будет хорошо!"

Видение исчезло и в комнате стало темно. Валентина встала, включила свет, подошла к серванту, рукой потрогала стену около него – никого! "Надо же! Никто и не поверит, что мне видение было", – подумала она.

До утра Валя так и не уснула. Её удивлению не было конца: как же так – святой пришёл защищать этого пьяницу?! Видно, не зря говорят, что Богу милее один грешник, чем несколько праведников. Но тут её осенило: мать Коли постоянно молилась за сына; знать, велика сила материнских сердечных молитв, если сам Никола-чудотворец явился на помощь! И горько ей стало при мысли, что за неё и помолиться-то некому. Значит, надеяться – кроме как на себя – не на кого!

Стой самой ночи Валентина, хоть и ругалась с Николаем, но рук не распускала и даже не пыталась. А если он убегал к своим дружкам, сидела и читала молитвы, чаще других, псалом 90: "во время бедствия и при нападении…" и муж возвращался, цел и невредим.

А вскоре Николай сам захотел обратиться к наркологу. Когда же счастливая Валя с мужем вышла из диспансера, то Колька вдруг схватил её да так, что она сползла на грязный асфальт. И тут же, как будто опомнился: поднял жену, стал просить прощения, поцеловал, взял под руку, и они пошли дальше. Валентина даже испугаться, как следует, не успела и лишь подумала: "Это бес не хотел его отпускать!"

2004 г.

Накануне Крещения

"Кому живётся хорошо: коту да попу" – говорят в народе.

– Хорошо живётся попу…

Может быть, в городе, а в деревне каково мне да матушке? Уж 26 лет прошло, как меня определили на этот приход. Родом-то мы из Закарпатья, и не собирались здесь долго жить. Думали, отслужим года три и на родину уедем. С года на год ждали замену, а потом привыкли. Даже привезли себе кусочек родины – саженцы, прижились, они из окон видны.

Церкви здешней уже 300 лет. Через эту деревню из Питера в Сибирь бунтовщиков вели, и церковь назвали Никола-острог. Здесь осуждённым давали отдохнуть…Когда-то при этом храме два священника служили. И, как положено, были дьякон, пономарь, псаломщик. И большой хор певчих. Службы проходили торжественно, красиво. И народу было много, и требы – каждый день. В праздники около церкви – толпа от малых деток до стариков и старух. И куда всё девалось. Последние годы один я служу. Обслуги нет. Помогают матушка да ещё две женщины. Даже в алтарь приходится женщину пускать – ту, что постарше.

На моих глазах более тридцати деревень исчезло. Ещё все названия помню: Столбцы, Кизляки, Заречье, Перечи, Подлесново… А в тех, что остались, – народу-то? Вот и нынче молиться придут две-три старухи, а буржуйку топи. Не замерзать же им!

Ещё простудятся в церкви, – недобрым словом поминать будут меня. Хорошо хоть только тёплую половину протапливаем, – на дрова лишь и хватает дохода от службы за год. От епархии уже пятый год никаких денег не поступает. А церковь в уходе нуждается. Вот ремонт нужен, решётки на окна, опять же. В том году из летней половины 17 икон украли. Так могут и всё разграбить.

– Хорошо живётся попу…

Пока были люди в деревнях, – воспользовалась паузой матушка, – нам жилось легче. Хозяйством заниматься, и корову держать нужды не было. Люди приходили молиться и несли то молока, то сметаны… А сейчас не несут, да мы и не просим…

– А кому нести-то? – вступился батюшка. – Молодых мало, а иная старушка-прихожанка детям помогает. Приходится своими руками кормиться. Запасы мы делаем большие. Всегда народ в доме. Особенно на праздники. Не накупишься! Вот и вкалываешь на огороде, да на "ферме". Правда, картошку убирать соседи помогают. И на том спасибо! А корову, поросят, кур, гусей самому накормить надо. Накорми, да навоз убери, – вот и путаешься полный день.

– Да известно в деревне как: вода, дрова, навоз, – быстренько вставляет своё слово матушка. – Кузница, мельница – парится, варится. Квашонка бродит, хозяйка ходит…

– Летом спит часов пять, не боле, – продолжал батюшка. – Зимой полегче. Есть время и духовную литературу почитать, к проповеди подготовиться.

– Хорошо живётся попу…

Хочется на старости лет быть рядом с детьми. Ах, жили бы они поближе, а то – такая даль! – вздохнул он.

– Да, соглашается супруга, – на одну дорогу неделя уходит, и внуки без нас растут.

– А когда матушка к ним уезжает, – продолжал батюшка, – то и вовсе худо, всё хозяйство на мне. А здоровья Господь дал не через край. Вот желудок-то больной. А литургию служить надобно на голодный желудок. Если треб много, то часам к четырём только домой поспеешь. Тут бы к накрытому столу… А если матушки дома нет? Поесть толком некогда, скотина голодная… Да и состарили мы с матушкой за последние годы. Она-то помоложе, покрепче… А у меня уже три операции было. Да ещё вчера поскользнулся на ступеньке крыльца, бочина болит. Надо бы в больницу. Когда в районной больнице лежал, меня не забывали. Многие приходили: и руководители, и простые люди. Доктора лечили новейшими лекарствами, но были недовольны, что так много навещающих меня. Боже, дай мне силы отслужить Крещение! Не оставь прихожан без праздника!

– Надо бы в городскую больницу. Хорошие врачи все в город перебрались, где побогаче, – встряла матушка. – Натёрла я ему бок мазью, завязала шерстяным платком. Помогло?

– Сама видишь – хожу! Сегодня воду для освящения из реки брали. Три молочных бидона на корыте еле доволокли с соседом до церкви. Заплатил я ему из казны. Он было отказывался, потом взял. А через час, уже выпивший, пришёл в долг просить. Так-то вот.

Сам и виноват я! Даёшь на хлеб, а он – на бутылку… Пока наставляешь, сидит, слушает, будто соглашается, а выйдет за порог…

– А мужик-то этот – рыбак, – добавляет матушка. – Давно обещал рыбы принести. На днях вижу, идёт от реки. Несёт налима и щурят, но не нам…Все завидуют! У нас и в доме и в церкви – везде чисто, красиво, всё в цветах.

– Всё должно блестеть в церкви! – наставительно проговорил батюшка. – Церковь – целебница души и тела. Не все верят. Однако, нынче по осени пришла старуха на костылях. От неё врачи уже отказались. Службу отстояла-отсидела. С молитвой руки к ногам Спасителя приложила, а потом ими свои колена погладила. И без костылей из церкви ушла. Чудны дела твои, Господи!

– Хорошо живётся попу…

Вот и сейчас устал я. После "фермы" боли усилились, а полежать не удалось. Сначала соседка пришла звонить по телефону, у неё мать в больнице. Ну, как я мог не поговорить с ней о её житье, о муже, о детях. А телефон-то в деревне только у нас. Вот и ходят и беспокоят без конца. Не успела соседка уйти, как привезли ребёнка крестить. Хорошо, что нынче дорогу трактором разгребли. На бензин с народа собирали. А в иную деревню и не доберёшься. По телефону сообщат, что тот-то умер, а отпевание заочно служу…

Я сидела, слушала, думала. Не всё так светло и празднично в жизни священника, как мне показалось прошлым летом, когда я заходила в этот дом на какую-то пару часов. Да и общалась-то, в основном, с матушкой.