Дэйви

Один мужчина (или женщина) был оставлен висящим на сельской виселице. С ним имели дело вороны и ястребы; под все еще свисавшей веревкой скромной кучкой лежали кости. По крайней мере, преступник теперь находился в одинаковом состоянии с уважаемыми гражданами, которые были безнадежно больными или, возможно, слишком старыми, чтобы передвигаться. Одно тело все еще сидело в кресле-качалке у закрытого окна, женщина, судя по форме таза, вероятно, старуха; сухой хрящ все еще удерживал вместе спинной хребет, ноги и одну руку. Я почувствовал, что ужас мой несколько утихает, когда заставил себя понаблюдать за ее спокойствием. В мире, который люди Древних Времен оставили для нас, такие вещи происходили довольно часто, и снова будут происходить.

Пенн — страна отличных ремесленников, фермеров, художников, философов, поэтов, богатства, лени — и почему они не должны быть слегка обленившимися, если сама природа действует успокаивающе и везде пахнет виноградом и магнолией? В некоторых частях этой страны климат просто великолепный; через какое-то время кажется, что становится жарко, но жара эта мягкая, как бы исходит изнутри тебя, хотя, все же, это дар солнца. Эта иллюзия сильнее всего наблюдается в восточной части страны, где легкий морской ветерок приносит с собой прохладу от огромного Делавэрского залива. Расположенная у залива Филадельфия — небольшой прекрасный город, совсем рядом с развалинами города Древнего Мира, которые считаются безвредными — фактически, говорят, что некоторая часть современного города в действительности построена на месте расположения старого. В Филадельфии осуществляются все необходимые работы — улицы чистые, дома содержатся в надлежащем порядке — но вы никогда не увидите кого-либо, раба или свободного человека, прилагающего к этому серьезные усилия. В целом горожане имеют намного больше сходства друг с другом, чем люди северных стран; возможно, некоторые из их предков в Годы Смятения обладали исключительной способностью передавать наследственные признаки — это темные, высокие люди со странным оттенком чего-то полинезийского — именно эта раса нарисована на картинах из Древнего Мира, которые я видел. У меня нет теоретического обоснования, чтобы объяснить это явление. У девушек крупные фигуры; восхитительно прекрасные в юности, они остаются красивыми до тридцати-сорока, после чего сразу начинают выглядеть старухами; они очень любезны.

Почти каждый в Пенне кажется любезным, в пределах, допускаемых религией и политикой. Их политика состоит в защите границы, которая проходит по реке Делавэр, и в том, чтобы держаться на равных, а то и иметь более выгодное положение в прибыльной торговле лошадьми. С этим они управляются с помощью прекрасного флота, состоящего из небольших речных суден и хорошо обученной армии, которая никогда не терпела поражения и никогда не вторгалась на чужую территорию. Торговле способствует корпус дипломатов при дворах правителей других государств, которые должны быть наиболее заслуживающими доверия, а являются приятными лгунами, выполняющими особые поручения — так сказал Дайон и мои собственные наблюдения, с того времени, когда мы с Ники были вовлечены им в нуинскую политику, до настоящего момента, подтверждают это.

Специфическая особенность Пенна в том, что, кроме границы по реке Делавэр между ним и Кэтскилом, у него имеется небольшой клочок территории к северу от истока реки Делавэр, который обычно граничил с Мохой и был единственной границей с дикой местностью. Я полагаю, что никто, не связанный с секретами правительства республики, не имеет никакого понятия, как далеко за пределы этой границы могут проникать исследователи из Пенна. Не могу подумать о чем-либо более приятном, чем то, как культурный гражданин Пенна меняет тему разговора, когда упоминается западная граница. Мы находились в Джонтауне[95] летом 321 года, так далеко на западе, куда никаким бродячим комедиантам или другим иностранцам никогда не позволялось забираться; но, все же, из этого города выходит небольшая дорога на запад, направляясь вверх в горы, проходя прямо мимо большого знака, на котором написано: КОНЕЦ ПУТЕШЕСТВИЯ.

Что касается религии, жители Пенна, кажется, воспринимают ее легко и спокойно, относятся к ней легкомысленно и неискренне, примирившись с этим вздором в доставляющей удовольствие иронической манере, как, очевидно, относились к ней широкие слои населения Древнего Мира ради поддержания хороших отношений с соседями и избегая горечи и озлобления искренне верующих священников. Это не совсем честная манера, и уж никак не добродетельный путь, по моему мнению; я никогда не смог бы вести себя подобным образом. Но это в самом деле способствовало хорошему поведению людей и определенному спокойствию, и я не мог бы сильно порицать кого-то за такие манеры, если у него нет довольно твердых убеждений, заслуживающих того, чтобы пожертвовать добродушием или если он чувствует, что благовоспитанное приспосабливание к представлениям дураков является необходимой защитой для его зрелых трудов.

Не то, чтобы я представлял себе жителей Пенна высшей расой, людьми, действующими в тайне от любой такой выдуманной чепухи. Там, в Пенне, вы встретите полный набор древней мифологии, невежества, набожности, неграмотности, варварства. Но я все же иногда чувствовал, что у них могло быть много людей с любопытными мыслями и возбуждением, скрываемым вялой улыбкой. Я часто чувствовал себя, в присутствии жителей Пенна, словно был энергичным варваром, конечно, без никакого желания с их стороны побудить меня к такому чувству. Полагаю, что Пенн, не исключая Нуина, непосредственно является самой цивилизованной из стран, оставленных позади. Если бы пришлось выбирать жить где-то в другом месте, чем Неонархеос, приятнее всего было бы обитать в Пенне с одной или двумя пышногрудыми женщинами с полными губами, и постепенно стареть, имея достаточно работы и заботы, чтобы время от времени наслаждаться бездельем или неторопливыми любовными утешениями под солнцем. Пенн совсем не похож на другие страны.

Там умер мой отец.

Это произошло осенью 321 года в городе Бетлэме[96], который находится в сорока милях к северу от Филадельфии — в Пенне между городами большие расстояния — и недалеко от Делавэра. В тот год Сэму было пятьдесят шесть, он говорил мне. Пятьдесят шесть, энергичный и посредственный, сказал он — но иной раз, как я уже упоминал, он отмечал, что стареет.

Мы ехали в Джонтаун вдоль южной границы Пенна, которая отмечена — (поскольку нам сказали) — широкой извилистой рекой, называемой Потомак[97] до города Камберленд[98]. Там — единственная дорога, которая ведет на север. Из Джонтауна мы поехали обратно на восток по северному маршруту, папа Рамли, возможно, намеревался зимовать в западном Кэтскиле или где бы мы ни оказались к началу ноября. (Папа не получал в Пенне такого удовольствия, как остальные из нас — «Мать Спинктон» продавалась там плохо, жители предпочитали целебные настойки из трав, изготовленные их собственными женами, и, во всяком случае, были необычно здоровыми. Спектакли, представляющие подглядывание за голыми женщинами, тоже проходили не совсем удачно, так как граждане Пенна удивительно равнодушны к обнаженному телу, несмотря на все, что может сделать церковь, чтобы огорчить их в этом деле: я видел в Пенне девушку, которая почувствовала блошиный укус, сбросила свою юбку и принялась искать блоху без малейших признаков замешательства, а случайные зрители не смотрели на нее, затаив дыхание от ужаса — они просто смеялись и предлагали ей подходящие советы. Там, в Бетлэме, многие из нас заболели тем, что, казалось, было просто сильной простудой, — сильный кашель и высокая температура. Обстановка стала быстро ухудшаться.

Многих жителей города мучила та же самая болезнь, как мы узнали, в течение нескольких недель. Они беспокоились о нас, считая, что мы заразились этой болезнью от них — это были щедрые, славные люди, которые понимали музыку, по-настоящему слушая, что редко бывает с толпой — и они делали для нас все, что могли.