Фартовые ребята

— Ну, спасибо вам, гражданка Мартынова! — Механик, которого еще разок макнули мордой в дерьмо, почуял уже не злость, не ярость, а боль. И тоску жестокую. Нет, наверно, можно было взвиться, налететь на эту рыхлую корову с кулаками, долбануть ее по мозгам ковшиком или шайкой, нахлестать по роже веником, отметелить от души и за ее собственные пакостные слова, и за Юлькину плюху. Но Механик понимал, что она кругом права и справедливости у этих жестоких слов кулаками не отобьешь.

Громко брякнула входная дверь бани. Должно быть, разъяренная Юлька оделась и выскочила.

— Переживала она за тебя… — заметила Райка, смягчив тон. — Все беспокоилась: «Не застудился бы!» А ты…

— Ладно! — рявкнул Механик, оборвав эту кулацкую подпевалу, окатился из шайки и вышел в предбанник.

Там, на полочке, нашел бельишко. Юлька подбирала, ясное дело. Чисто отстиранное, проглаженное, сухонькое. Даже портянки и носки не забыла. Все вокруг расшвыряла, пока одевалась, а это — не тронула. Наскоро обтеревшись, Еремин влез в чистое, надел свитер, куртку, влез в резиновые сапоги, напялил на влажную голову ушанку, а затем торопливо выскочил из предбанника на двор.

Посветил фонарем — около бани Юльки не было. Заглянул в «Чероки» — тоже пусто. Побежал к дому, поднялся в комнату — нету… Куда дуру унесло?! Пробежался по пустым комнатам второго этажа — ни шиша, на пыльных полах ни следочка. Механику жутко стало. Весь поселок за полдня не обежать, а тем более не проверить все закутки в этих недостроенных хоромах. Да и от леса вокруг еще несколько гектар осталось, так просто не прочешешь в одиночку, да еще и в темноте. А такая молодая дуреха может под горячую руку какой-нибудь фортель выкинуть… Опять же, выскочила распаренная, а тут сырь, тьма, холод. Отчего-то Механик вспомнил, как у него дочка, та самая Лидуська, которая была Юльке ровесницей, с воспалением легких маялась. Правда, еще совсем маленькая, годовалая. Педиатра нормального в гарнизоне, конечно, не было, но лекаря отводились — пенициллином откололи. Вся попка у бедняжки была в пятнышках, а уж реву при каждом появлении тети в халате столько пришлось наслушаться — мороз по коже! Конечно, тогда Механик сидеть дома не мог. Служить надо было. Все на жену валилось, а та, конечно, на него свою тоску распределяла, когда домой приходил. Может, с тех пор и цапаться привыкли… Но если Механик свою ведьму не прибил, когда такие мысли подступали, то только потому, что помнил, как ей тогда, с Лидуськой, туго приходилось.

И когда, как это уже не раз бывало, Механик припомнил, что Юлька с его Лидуськой ровесницы, то понял, что скорее сам сдохнет, утопится или простудится, но Юльку найдет и ничего ей, дуре, нехорошего сделать не позволит… В общем, он помчался шарить с фонарем по пустым и холодным недостроенным домам «Призрака коммунизма».

А тем временем в бане остались вдвоем Райка и Женя.

ЖЕНСКИЙ РАЗГОВОР

— Дура я, дура! — самокритично вздохнула Раиса, когда услышала, как Механик выбежал на двор. — Чего полезла?!

Женя сказала:

— Это все из-за меня. Я виновата.

— В чем? — хмыкнула Райка. — В том, что утонуть не дали?

— Хотя бы… Утонула бы — кто пожалел бы? Родители меня уже давно похоронили, друзей нет. На кой черт я живу, неизвестно.

— А кто это знает? Мы, что ли? Ну, неделю тут просидим, ну, две, а дальше что? Даже Олег не знает. Жрать-то что-то надо. Слопаем моих кур да кроликов, ихнюю крупу с макаронами — надо будет хоть в Самсоново, в магазин бегать. Сразу приметят. И найдут. А мы такого понаделали — живыми не оставят…

— Я уж поняла…

— Все-таки не пойму я, — произнесла Райка, — как это так можно? Родиться мужиком и записаться в бабы! Даже если от армии — так уж чего проще справку купить, что сердце или там почки барахлят… Сейчас, кто мало-мальски деньги имеет, в два счета это делает.

— Да я не из-за армии вовсе! — досадливо произнесла Женя. — Я просто женщина, понимаешь? И я ей родилась, только вот, в мужском теле… Если удалить все это — никто и не заметит.

— Хм! — покачала головой Райка. — Груди пришил, это отрезал — и все? Уже баба?! Больно просто…

— Да! Ты ж сама сказала, что пока я на животе лежу, не отличишь…

— Ну, сказала… Но ведь спереди-то висит. Твое, не приклееное. Неужто не страшно резать?

— Нисколечко. Оно мне мешает, понимаешь? У меня в Питере был знакомый парень. Не гей, а самый обычный. Мы с ним ходили, он ничего не замечал. Месяц почти. Стеснительный такой, вежливый… Обнять и то стеснялся. Несовременный. Была бы я без всего этого — сама бы предложила. А так… Да он со стыда бы сгорел! Ну, и я, конечно, тоже.

— Чудеса-а… — протянула Райка. — Так ты что, и замуж могла бы выйти?

— Только этого и хочу. Стирать, готовить, детей нянчить…

— Из роддома возьмешь, что ли? Все равно ведь — не свое.

— Если б взяла — этот ребенок не жалел бы. Уж все-таки не была б такой сучкой, как те, что рожают и бросают.

— Это, конечно, может быть, — вздохнула Райка, — только вот мужику нужно своего. Сына все, наследника им подавай… От меня первый и сбежал из-за того, что рожать не могу. Хотя, от него, алкаша, ни одна дура рожать не стала бы.

— А ты отчего не могла?

— Аборт в пятнадцать лет сделала. Незаконный, у бабки. Мать, дура, испугалась, что в деревне засмеют — и отправила. Хорошо, хоть живая осталась.

— Ужас какой! Неужели твоей матери внука не хотелось? Средневековье какое-то…

— Черт ее знает… Из моих одноклассниц чуть не десяток без мужей родили, и ничего. Потом нормально замуж вышли, у одной уже свой внук есть. Моему бы сейчас лет двадцать могло быть. Матери простила только после смерти… Снился ведь мне паренек этот, — неожиданно для самой себя разоткровенничалась Райка. — Сперва маленьким, в колясочке, в кроватке, потом побольше, ходячим уже. И как он в футбол с пацанятами гоняет, тоже видела. А месяца три назад — он меня на свадьбу приглашал… Ревела — до утра.

— Как страшно… — пробормотала Женя. — Может, он в каком-то другом мире сейчас живет?

— Может, и так… — шмыгнула носом Райка и потерла глаза. — Может, все мои беды — в наказание. Все равно чего, теперь — не воротишь. У тебя-то с тем парнем чем кончилось?

— Ничем, конечно. Не сознаешься же… Соврала, что замуж выхожу. Он и не звонил после этого.

— До этого-то зачем голову морочила?

— Нравился… Решиться не могла. Думала, может, удастся денег на операцию набрать. В этот раз, когда к Лехе пригласили, тоже надеялась — получу деньги, операцию сделаю, поменяю паспорт — и позвоню ему. А тут облом. Даже когда поняла, что убить хотят, не жизнь больше жалела, а того, что так и умру такой.

— Ты извини, конечно, что я в душу лезу… — осторожно спросила Райка, — но тебя ж, наверно, отец с матерью за сына считали, верно?

— Считали… — вздохнула Женя. — Это ж все не сразу проявилось. Я и не пойму точно, когда. Никто же не обратит внимания, если ребенок в сестрины куклы играет или в ее платья старые залезает. Тем более, пока маленький. Посмеются, да и все. У меня же сестра на два года старше была. Все время с ней играл, да с ее подружками. В детсадике тоже. Мать ничего против не имела, не дерусь, штанов не рву, тихо играю… Отец, тот вообще мало меня видел — работа заедала. Когда в школу пошел — даже удивлялся, зачем меня в мальчиковую форму одели. «Мама, — говорю, — зачем ты этот костюмчик покупаешь? Лучше я в Машином платье ходить буду, оно совсем не потертое!»

— Так и сказал? — подивилась Райка. — Неужели не понимал, что ты мальчик?

— Понимал… То есть, мне говорили, что я мальчик. Но я хотел девочкой быть.

— В школе-то как, доставалось, наверно? — участливо спросила Райка.

— Не очень. Я ведь не совсем мямля была, могла и подраться. Класса до седьмого ничего особенного не было. А вот потом стало очень трудно…

— Парни стали нравиться? — догадалась Райка.

— Ага… Я ж ведь все понимала. И такая путаница пошла — ужас! У меня ж все мужское росло тоже, даже усы раньше, чем у многих парней. Это я всего пару лет назад средство нашла, чтоб вывести. А до этого… Сама понять можешь, каково.