Фартовые ребята

— По данным из заслуживающих доверия источников в областном УВД, — затарахтел Сойкин, — прошедшей ночью Суровцеву позвонил кто-то из обслуживающего персонала его дачи, расположенной в живописном месте на берегу реки Снороть, и сообщил, что в связи с паводком даче угрожает затопление. В сопровождении трех охранников Суровцев прибыл на дачу и вышел на берег реки, чтобы лично оценить степень угрозы своему имуществу. Буквально через несколько минут после этого с лодки, находившейся примерно в 200 метрах от берега, в него был произведен выстрел из снайперской винтовки, оснащенной ночным прицелом. Пуля попала Суровцеву в глаз, и он скончался на месте. Телохранители произвели несколько ответных выстрелов по лодке, но преступник, воспользовавшись темнотой, включил подвесной мотор и беспрепятственно скрылся с места происшествия. Как предполагают в ОблУВД, причину убийства следует искать в конфликте между группировкой Пензенского-Суровцева и другими преступными группами области, вернее всего, группой некоего Вити Басмача. Суть конфликта — в установлении контроля над весьма доходным объектом — Воздвиженским рынком. Весьма вероятно также, что нынешнее заказное убийство и взрыв «Мерседеса» на улице Партизанской, произошедший в понедельник — звенья одной цепи, и наш город находится на пороге жестокой криминальной войны за передел собственности и сфер влияния…

— Блин! — сказала Юлька, выключив приемник. — Это что ж получается?!

— Получается то, что я прибрал ту самую лодочку и ту самую винтовочку, — спокойно отозвался Механик, не удосужившись даже глаза открыть. — Короче, если сюда завтра менты придут, то запросто докажут, что Леху Пензенского завалил я. Только они не придут, потому что если и будут кого-то искать, то у Вити Басмача, а не тут. Опять же, паводок… А потом на нас уже столько трупов, что считать тошно. Мы с Юленькой уже 105-2а имеем, а ты, Раечка, 105-1, с кое-каким шансом перешить на 107-1, то есть на убийство в состоянии аффекта. Впрочем, какой прокурор подвернется… Может и, наоборот, на 105-2д переквалифицировать…

А что такое 105-2а? — спросила Юлька испуганно.

— Убийство двух и более лиц. От восьми до двадцати лет, пожизненное или «вышка».

— А 105-2д? — это у Райки интерес к УК-97 прорезался.

— Это убийство, совершенное с особой жестокостью. Ты Васе Хряпу вроде бы для начала яйца отстрелила, так? А потом еще и сожгла. Вполне хватит — и приговор, как говорится, в тех же рамках. Адвокат, конечно, может отбрехать на 107-1, если правильно показания будешь давать.

— Хорошо живем! — сарказма Раиса не скрывала.

— Да плевать я на все хотела! — сказала Юлька с жаром. — Все одно когда-то помирать. Раз «вышка», так «вышка».

— Женщинам ее даже не назначают, — успокоил Механик. — А тебе по молодости могут десятку или пятнашку выдать.

— Да лучше сразу сдохнуть, чем десять лет за проволокой, — проворчала Райка.

— Привыкают люди. Кое-кто и полный четвертак отсиживал.

— Слушай, Ерема, завязывай про это, — буркнула Юлька.

— Сама спросила, я уже засыпал… — произнес Механик. — Давайте дремать, девушки!

И действительно, через пару минут заснул.

«ХИЛТОН ЦТМО»

Светка и Люська сидели в очень прилично выглядящем номере того, что профессор Баринов называл «гостиницей» ЦТМО и пили чай. Тоже очень недурной, похоже, настоящий цейлонский. Тем не менее, настроение у обеих было не очень. Оно испортилось после того, как они посетили кабинет гинеколога и подверглись осмотру у некой кудрявой шатенки с ослепительной фарфорово-голливудской улыбкой, прямо-таки не сползавшей с ее очень миловидного личика.

Шатенка была чуть постарше, чем ее пациентки, но, несмотря на это, представилась как Лариса Григорьевна — с отчеством. Впрочем, Светку и Люську она тоже называла по отчествам. То есть дала понять, что она лицо официальное и не будет торопиться с установлением панибратских отношений. Все это, конечно, не испортило бы настроения провинциальных красавиц, потому что они тоже в подруги к врачихе не набивались. Однако после осмотра Лариса Григорьевна сообщила каждой в отдельности, что у них имеются небольшие отклонения от нормального течения беременности, в частности слишком большая подвижность плода и «еще кое-что». Что именно — ни та, ни другая не поняли, уловили только, что им угрожают преждевременные роды. Кроме того, им стало ясно, что в понедельник их еще раз осмотрят и, если диагноз Ларисы Григорьевны подтвердится, подвергнут стационарному лечению.

Само собой, оптимизма у Светки и Люськи поубыло. Особенно пугало то самое «кое-что», о чем врачиха им явно не собиралась доходчиво рассказывать. Когда врачи темнят, больной подозревает все что угодно. Кроме того, подруги по несчастью ощущали, что охрана ЦТМОшного отеля не только смотрит за тем, чтоб на будущих мам не напали супостаты, но и контролирует их собственное передвижение по гостинице. И пожалуй, вторая функция некоторым образом превалировала над первой. А это наводило на мысль, что господин Баринов просто-напросто посадил их под домашний арест. Хотя бы до уточнения исхода всех губернских перипетий.

Наконец позвонил Кныш и доложил насчет того, что Леха Пензенский скоропостижно скончался, причем, как на грех, у милиции есть мнение предполагать, будто в этом деле замешан Витя Басмач.

Это совсем добило госпожу Булочку, и она бросила трубку, а затем, пользуясь отсутствием мужиков, откровенно ударилась в рев. Навзрыд, хотя и в подушку. При мужиках она себе такой расслабухи почти никогда не допускала. Пожалуй, Никита Ветров был одним из немногих граждан мужского пола, который видел ее слезы.

— Светуля, — осторожно произнесла Люська вполголоса, когда почуяла, что и сама вот-вот заревет, исключительно из бабской солидарности. — Не расстраивайся ты так, не стоит этот Леха того…

— Понимала бы чего, корова! — с подушки донеслись очередные всхлипы, сопровождавшиеся шмыганьем. — Думаешь, мне этого козла жалко? Мне дело жалко! Эти долбогребы там все испохабят, перешмаляют друг друга, а под шумок какой-нибудь Шкворень всей области на шею сядет, хуже Хрестного!

— Да не волнуйся ты, Светик! Нельзя при ребеночке так волноваться… Накапать валерьяночки, а?

— Ага… — отозвалась подушка. Пока Люська капала, Светка встала, еще несколько раз пошмыгала носом и пошла в ванную, умывать свою зареванную мордашку. Потом, разбавив водичкой, выхлебала валерьянку и покрепче запахнула халат.

— Нажралась бы сейчас, как свинья, — проворчала она уже достаточно твердым голосом. — Ребенка только жалко.

— Наплюй ты на все, — посоветовала Люська. — Донашивай и рожай, оставь ты всю эту мужицкую возню… Что, у тебя денег нет? Есть, до фига и больше. До старости хватит, чтоб нормально жить. И на малыша хватит, и на няньку, и на школу заграничную. Даже на университет! У тебя дача под Москвой, машин несколько штук. Чего еще надо?

— Добрая ты баба, Люсик, но дура, — снисходительно и грустно улыбнулась Светка. — Ты думаешь, мне сами деньги важны? Фиг ты угадала! Мне власть нужна, мне нужно, чтоб мужики передо мной гнулись и тянулись, а не я перед ними на задних лапках бегала, понятно?!

— А зачем? — недоуменно поморгала ресничками Люська. — Да был бы у меня сейчас такой мужик, как Вальтя Балясин, я б не только на задних лапках танцевала, но сапоги ему облизывала — лишь бы он меня кормил и от всей мутоты житейской охранял. Я б ему тонну детей нарожала, хоть каждый год по тройне!

— Вот это нас, баб, и губит! — резко сказала Булочка. — Инстинкт подчинения самцу! То есть быку, барану, козлу, кабану и кобелю — лишь бы с яйцами! Если ты этому инстинкту подчиняешься, значит, ты сама — корова, овца, коза, свинья и сука! А если ты хочешь быть человеком — дави все это скотское, на хрен!

— Нет, мне тебя не понять, — вздохнула Люська. — Я точно самка. Ну не чувствую я себя хорошо, когда сама по себе. Вальтя, хоть и с Альбиной законной жил, и еще к трем бегал, все-таки мой был. Серый…