Фартовые ребята

Поэтому Механик решил привлечь к делу Райку. Она уже успела разместить кур и раздавала кроликам мягкие березовые веточки с проклюнувшимися почками.

На последнем горючем сумели доехать до конюшни и поставить в нее джипы. Потом, попыхтев немного, закатили прицеп с лодкой, а мотор, бачок и разобранные аэросани занесли на руках.

— Перекурим? — предложил Механик.

— Давай, — согласилась Райка, отдуваясь.

Когда затянулись, присев на какое-то бревнышко у ворот конюшни, Райка спросила:

— Это что за Анютка-то, а? Юлька ее вроде знает?

— Батька ее, Андрюха Белкин, меня в Афгане из-под носа у духов на вертолете вывез. Тогда майором был, а сейчас — генерал-майор.

— Это выходит, она генеральская дочка? — Должно быть, в понимании Райки это означало принадлежность к некой «суперэлите».

— Ну и что? — хмыкнул Механик. — Этот генерал меньше, чем ты в ресторане, зарабатывает. Да и платят не каждый месяц. А на пенсию уйдет, так ему еще вахтером подрабатывать придется.

— А они с Юлькой, часом, не родня? Похожи малость…

— Не знаю, всяко может быть.

— Неужто отец-генерал ей позволяет с такой шпаной, как вы, водиться?

— Я бы, на месте ее папаши, не позволил, — проворчал Олег, — но у нее, небось, шило какое-то вставлено — приключения искать. Зимой вон поперлась одна в здешние леса — искать место, где ее дедушка партизанил. Залезла в бывший немецкий бункер. Чудом не замерзла!

— Вот дура-то! — искренне возмутилась Райка. — И как же вышло?

— Зимой мы ее, дуру, выручили, — нехотя ответил Механик, — а потом к папке-мамке отпустили. А она опять во что-то влипла, коза сопливая. С пацаном своим вместе к крутым попали. Того убили, а ее, со мной на пару, один сукин сын из Булкиной конторы отбил. Он, гаденыш, мне за Есаула ответить должен был. А Анька истерику закатила, не позволила мне стрелять. Ну а потом за этим хлюстом вертолет прислали, представляешь?!

— Что-то у нас друзей с вертолетами развелось… — вздохнула Райка. — Женю вон на вертолете увезли, этого, что ты убить хотел, — тоже… Не ровен час, и за Анюткой папаша на вертолете прилетит!

— Его еще зимой списали с летной работы, — невесело хмыкнул Механик. — А теперь, может, и вовсе уволят. Сокращение идет… Да и горючего у них, у военных, в обрез.

— А я уж размечталась! — саркастически произнесла Райка. — Прилетит за нами ейный батя и, в благодарность за спасение, на своей генеральской даче поселит.

— Мечтать не вредно…

— Эх, биомать! — резко посерьезнев, зло сказала Раиса. — Что за жизнь такая? Мотаемся, мотаемся туда-сюда. Как будто, блин, война! Прячемся, стреляем… Лучше б ты меня, на фиг, пристрелил тогда. Вот уж забот бы не знала! А то — дом бросила, то в одной халупе, то в другой, то в третьей. Руки вон все о баранку измозолила. Бензином пропахла…

— …Мужика как бабу поимела, — хихикнул Механик, вспомнив Женю.

— Какой он мужик? Если спереди вылущить, так и не вспомнишь, что Евгений, а не Евгения… — смущенно пробормотала Райка.

— Однако он тебе тоже разок вставил…

— Ладно тебе, — буркнула Райка, — ну, было и было! Ревнуешь, что ли?!

— Не-а, — обнимая Райку за сдобную талию, проворковал Механик. Та его отпихивать не стала, но сказала недовольно:

— Устала я, не липни зря… Не могу.

— Да брось ты… — шепнул Олег, другой рукой поглаживая ей гладкую мягкую коленку.

— Тут и негде вовсе, — потупилась Райка.

— Наверху в конюшне сенник был, там и сейчас трухи сенной полно, — сообщил Механик. — Романтика!

— Она колкая… — состроила детскую гримаску Райка.

— Я тебе куртку под попку подложу, — пообещал Еремин. — Ну, полезли?

Райка притушила сигаретку, посмотрела на Механика с какой-то нежной злостью.

— Ух ты, кобеленыш чертов! В чем душа-то держится? А туда же… Ну, полезли, посмотрим, чем порадуешь! — прошипела она, встав с бревнышка.

По шаткой приставной лесенке — Механик побаивался, что под Райкой ступеньки обломятся! — поднялись под крышу, где и впрямь было полно трухи.

— Не растрясем конюшню-то? — хихикнула Райка, когда Механик, как было обещано, подстелил ей куртку, а затем мягко повалил на спину и начал расстегивать на ней пальто.

— Не боись! — прошипел Механик, укладываясь сверху на эту теплую и мягкую живую лежанку и начиная нежно поглаживать ласковые Райкины телеса, приятно прощупывавшиеся даже через много слоев одежды. И груди, туго распиравшие вязаный свитерок, и пухлый живот, чуть колыхавшийся под юбкой, и горячие бедра, и мощную попу… Хороша баба, чего там говорить!

— Поцелуй меня… — попросила Райка, закрыв глаза. — Все-таки на любовь похоже…

Механик ласково приложился к теплым сладковатым губам, чуть отдающим табачком, и ощутил, как Райка жадно притиснула его к себе, а потом нежно провела ладонями по всей его чахоточной худобе, по ребрам, прощупывавшимся сквозь свитер и рубашку. А потом осторожно пробралась к ширинке, потрогала, пощупала через ткань и оценила:

— Крепенький…

После этого она плавно потянула вниз «молнию» на джинсах Механика, заползла ладошкой к нему в трусы и малость поиграла шариками в мешочке. Олег в это время ворочался у нее под свитером и блузкой, стянув вверх бюстгальтер — тоже шары катал, только большущие-пребольшущие.

— Сисяточки мои… — бормотал Механик, легонько сжимая в ладонях эти самые гладкие, прохладные, упругие игрушки и нежно почесывая их подушечками пальцев. То и дело он дотягивался до сосочков, поглаживал их, пощипывал чуть-чуть, немножко покручивал…

— Заиграешься, смотри… — побеспокоилась Райка, хотя ей все это дело было очень даже приятно.

Механик приподнял низ Райкиного свитера и засунул под него голову. Губами, языком, носом, щетинистыми щеками он стал елозить по грудям, а руки опустил вниз, под юбку, к резинкам рейтуз, колгот и трусиков. Райка заботливо приподняла попу, а Механик, не вытаскивая головы из-под свитера и усердно втираясь носом в промежуток между грудями, плавно спустил вниз сразу все одежки, прикрывавшие мохнатое-лохматое…

— Засаживай! Засаживай! — жарко и нетерпеливо бормотала бесстыжая Райка, распахиваясь перед Механиком.

Того долго упрашивать не пришлось: ш-шух! — и тама! В рыхлой, скользкой теплушке-мохнушке.

Конечно, из-под свитера он вылез, задрав его на Райке аж до шеи, свою одежду тоже подтянул, чтоб прижаться грудью к нагому бюсту партнерши, и — «пошла писать губерния»…

Конюшня, правда, устояла.

ДЕДУШКИНЫ ВНУЧКИ

Тем временем Анюта и Юлька тоже решали половые проблемы. В том смысле, что мыли полы в избе и вытряхивали половики. За все то время, с того момента, как Механик привел Анюту к джипам, Юлька не слышала от нее ни единого слова. Если б они два с лишним месяца назад не общались на озере Широком, Юлька могла бы подумать, будто Анюта глухонемая от рождения. Впрочем, насчет «глухо» будет слишком сильно сказано. Нет, Анюта все слышала, все понимала и старательно делала все, что ее просили. Но ничего не говорила. И так продолжалось до тех пор, пока полы в сенях и в обеих комнатах не были дочиста вымыты, пыль из половиков и покрывал вытряхнута, а подоконники протерты до белизны.

Конечно, Юлька слышала заявление Механика насчет того, что у Анюты несчастье. Но какое именно несчастье может заставить человека онеметь, «сибирская кулема» не понимала. Тем более, что Юлька глядела на все со своей колокольни. Понятие «несчастье» для Юльки существовало в очень ограниченном диапазоне. Например, скажи ей, что ее личные мать с отцом по какой-то причине преставились — так она бы в ладоши захлопала. И слезинки бы не пролила по алкашам этим. Она и так от них наревелась вдоволь, когда ни за что ни про что лупили в детстве, а позже всех приличных парней от нее отвадили. По бабе Дусе Юлька, возможно, и всплакнула бы, но в глубине души не сочла бы смерть 80-летней старухи шибко большой трагедией. Так, дело житейское, никуда не денешься. Из всех ныне здравствующих на Земле людей Юлька всерьез пожалела бы только Механика. Но вряд ли бы впала в молчание, а, скорее, закатила бы истерику. Тем не менее, это было единственное, что в Юлькином понимании подпадало под термин «несчастье». Все прочее в жизни — измену любовника, изнасилование, кожвензаболевание (даже СПИДом), нежелательную беременность, какую-нибудь травму, уродующую лицо — Юлька считала скорее неприятностями. Тем более что у нее в жизни уже было до фига измен (Механик не исключение) и пара случаев группового изнасилования, одно из которых завершилось гонореей, а второе — абортом. Была на Юлькиной памяти и серьезная драка, в которой ей приблатненные девки порядком изукрасили мордашку. Несколько шрамов долго не заравнивались, и Юлька уже как-то свыклась с тем, что останется уродиной, перестала комплексовать. Впрочем, когда стало ясно, что шрамы сотрутся, был лишний повод порадоваться.